Ах, какая прелестная история приключилась с одним нашим знакомым Аркашей! Был он человеком простым, как три копейки, и чистым, как первый снег в деревне, где даже козы не гадят на тротуары, и не потому что их там нет, а культурные они. И вот однажды, когда птицы пели, а коты мяукали от любви (и зависти к птицам), влюбился наш Аркаша в девушку Машу – такую красавицу, что даже цветы в её присутствии краснели от стыда, а коты переставали мурлыкать – боялись конкуренции, как депутаты перед выборами.
И решил Аркаша сделать ей предложение, как положено – с кольцом, на одном колене, при луне. Приготовился, как на экзамен, даже костюм новый купил (правда, так его и не надел – решил, что Маша должна оценить его естественность, как блохи оценивают чистоту собаки). Приходит к Маше, а она ему – бац! – отказала. Прямо как в кино, только без медленной музыки и с добавлением сарказма, как в анекдотах про тёщу.
Погоревал Аркаша три дня и три ночи, как полагается в таких случаях – съел три ведра мороженого (всё из холодильника, включая чужое), посмотрел все серии «Друзей» (чего раньше никогда не делал, но теперь стал экспертом по американским сериалам), и даже попытался написать стихи (что у него, естественно, не вышло – рифма «любовь-морковь» уже была занята всеми поэтами мира, включая дворника дядю Ваню).
Но не таков был Аркаша, чтобы долго горевать! Влюбился он в другую девушку, Глашей звали, такую же красивую, как Маша, только с другим размером обуви (что, как потом выяснилось, было решающим фактором – видимо, у Аркаши были особые тапочки с подогревом). Но. Она ему тоже отказала! Вот тут-то Аркаша и понял – с романтикой пора завязывать, как с вредной привычкой.
И стал Аркаша жить весело и счастливо, как свободный человек, который наконец-то понял, что все эти отношения – это не его, а скорее его соседа сверху, который постоянно стучит по батарее. Ездил он на охоту и рыбалку без разрешения (потому что у кого его получать – у рыбы или зайца?), пиво пил и лук с чесноком ел, причём одновременно, создавая в квартире атмосферу французского ресторана с русской кухней, где даже тараканы заказывали второе.
Посуду за собой не мыл, а просто складывал в раковину, создавая там инсталляцию «Мойдодыр наоборот», а носки разбрасывал по всей квартире.
Он не тратил время на просмотр сериалов по телевизору, потому что считал, что его жизнь интереснее любого сериала (и был прав, особенно когда соседи вызывали сантехников), и Стаса Михайлова не слушал, предпочитая ему блатные песни собственного сочинения, которые исполнял в ванной так громко, что даже соседи начинали подпевать (правда, не от восторга, а от отчаяния – их кошки начали мяукать в том же ритме).
В магазин он выбирался только по прихоти, а в остальное время, словно зверь в берлоге, обитал на диване, почёсываясь и ничего не делая, причём делал это с таким искусством, что мог бы давать мастер-классы «Как правильно чесаться и получать от этого удовольствие». И пылесосил он, когда грязно становилось, а не по субботам, как все нормальные люди. Утренний ритуал выноса мусора был ему чужд, он предпочитал дождаться, пока мусор сам "попросится" на улицу – прямо как в лучших домах Лондона и Парижа (только там, наверное, такого не происходит, потому что у них нет таких домов).
А старые газеты на шкаф складывал, потому что не знал, куда их деть. Их было жалко выбрасывать, ведь в каждой хранилась частичка истории, отголоски минувших дней. Теперь же они пылились, забытые, на вершине шкафа, словно памятник ушедшей эпохе. Время шло, стопка газет только росла, превращаясь в безмолвного свидетеля его существования. В итоге там создалась библиотека будущего «Газетный архив конца XX – начала XXI века» (которую потом хотел продать за бешеные деньги для музея истории человечества). И по магазинам 7 марта не бегал, а 8 в очереди за цветами не стоял.
Он не делился зарплатой ни с кем, пуская её на ветер – на собственные прихоти, развлечения с друзьями и ухаживания за дамами, причём тратил так разумно, что даже его банковский счёт начал улыбаться каждый месяц.
И нервы у него были крепкие, как канаты для виселиц (шутка, хотя соседи иногда об этом мечтали!), а кудри чёрные, как вороново крыло (когда не чесался, что случалось редко), зрение хорошее, и даже сердце никогда не болело – наверное, потому что было сделано из стали, как у супергероя, только без плаща и с пивным животиком, который он гордо называл «символом свободного человека».
А как он любил готовить! Особенно когда не было денег на еду – мог из одной сосиски приготовить такое произведение кулинарного искусства, что даже шеф-повара из мишленовских ресторанов (которых он никогда не посещал) удавились бы от зависти. Варил он борщ, добавляя туда всё, что находил в холодильнике, включая прошлогодние огурцы и прошлогодние же помидоры, которые, по его мнению, только улучшали вкус блюда.
И когда исполнилось ему 180 лет (ну ладно, ладно – 80, просто в паспорте была опечатка, которую он никогда не исправлял), он умер от старости, а не от какой-нибудь язвы, потому что организм, который столько лет жил в режиме «свободный художник», просто не мог заболеть чем-то серьёзным – он был слишком занят, наслаждаясь жизнью и доводя до инфаркта всех окружающих.
Несмотря на всеобщую скорбь, в гробу покоился человек с блаженной улыбкой на лице, словно достигший высшего счастья. А на памятнике написали: «Здесь лежит человек, который жил так, как хотел, и не давал никому себя переделать. И был он счастлив, как никто другой, потому что не слушал ничьих советов, кроме своих собственных».
Вот такая забавная история мне приснилась, когда я заснул за чаем на кухне. Теперь надо быстро мыть посуду и пылесосить, а то жена сейчас из магазина вернётся.