Удивительно, как спустя десятилетия истории, казалось бы, исчерпывающе изученные, вдруг всплывают новые детали, меняющие всё восприятие целой эпохи. В архивной тишине, за наглухо закрытыми дверями под грифом «совершенно секретно», хранились протоколы, расшифровки переговоров и аналитические записки, которые не вписываются в привычную канву чернобыльской катастрофы. Перед нами открывается совсем иной Чернобыль — как точка пересечения реалий и невозможного, как следствие уникального эксперимента советской военно-научной мысли, намеренно нарушившей границы пространства и времени.
Признанная во всём мире техногенная катастрофа 26 апреля 1986 года на самом деле оказалась лишь яркой обложкой для событий, к которым до сих пор не решаются подступиться ни отечественные историки, ни западные мыслители. Как удалось выяснить в процессе работы с недавно рассекреченными (или всё ещё формально засекреченными) материалами из архива особого отдела КГБ № 12/448-ЧАЭС, именно в ту ночь на четвёртом энергоблоке проводился эксперимент не по безопасности турбогенератора, как до сих пор утверждают в официальных справках, а по созданию искусственной аномалии — «портала» в другое измерение.
Особый интерес вызывает докладная записка подписанная генералом П. В. Громовым, руководителем так называемой «Группы объектов нестандартного воздействия» (ГОНВ), созданной постановлением ЦК КПСС № 175/88-А от января 1986 года. В документе с пометкой «Только для доклада в Политбюро» описывается ход операции под условным названием «Рубикон-86». Согласно тексту, целью было «испытание возможностей пространственно-временного континуума в условиях мощного энергетического скачка с последующей фиксацией контактных феноменов и попыткой получения структуры технических объектов неизвестного происхождения».
Здесь же — детали: реактор выводится в так называемый «сверхкритический нелинейный режим» при отключённых аварийных системах, создаётся «короткоживущая зона фазового искажения» длительностью не более 47,6 секунд. Именно в этот момент, как указано в расшифровке протоколов дежурных инженеров (л/д №23147-ВЧ–СССР), «вспышка света и специфические визуальные аномалии» предшествовали тому самому взрыву активной зоны.
Связь между катастрофой и пространственно-временным экспериментом подтверждается также серией фотографий, сделанных изолированной группой наблюдателей из «Отдела научно-технической разведки» КГБ. На кадрах, впервые опубликованных спустя 38 лет после событий, зафиксированы светящиеся купола и геометрические фигуры из так называемого «сектора П-4», позже скрытые как «артефакты оптических искажений вследствие пожара».
Особого упоминания заслуживает судьба первой волны так называемых «ликвидаторов». По неофициальным данным отдела кадров КГБ (копия протокола А/Ч-256 «О пропавших без вести») из 46 человек, зашедших на объект в 2:13 утра 26 апреля, 17 больше не были обнаружены ни среди живых, ни среди погибших. В официальных сводках они значились «умершими от острой лучевой болезни», однако расшифровки переговоров (фрагмент ленты №7, засекречен до апреля 2027-го) содержат просьбы командира группы о «немедленной эвакуации из зоны неестественного свечения» и сообщения о «пропадающих с радаров» членах команды. Предполагается, что эти люди столкнулись с явлениями, не поддающимися рациональному объяснению и, возможно, пересекли тот самый «порог» — исчезнув в образовавшейся фазовой аномалии.
Дальнейшее расследование вёл лично генерал Громов при участии ведущего специалиста отдела «Р» Академии наук СССР А. М. Роговского, чьи дневники до сих пор под грифом «особой важности». В них есть запись от 28 апреля 1986: «Контакт зафиксирован. Попытка получить структурный фрагмент. Последствия — утрата контроля, деструкция активной зоны, выброс материи, сопровождающийся неизвестными излучениями». Эта строка наводит на мысль, что стандартное радиационное облако, распространившееся после взрыва, было лишь случайным побочным продуктом куда более масштабной и опасной операции.
Немалое внимание в архивных материалах уделяется также действиям западных разведок. Согласно секретному донесению отдела «К» (шифр МГ-862/ЧАЭС), уже утром 26 апреля 1986 года представители ЦРУ и MI6 получили специальную ноту МИД СССР с просьбой «не допускать распространения панических слухов» о возможном воздействии взрыва на глобальный континуум. В ответах содержатся заверения о согласии поддержать официальную версию «техногенной катастрофы», чтобы «не допустить массовой истерии и раскрытия собственных программ в рамках проекта ‘Horizon’» (архив ГРУ № 4783/1986, приложение 4). Впоследствии западные СМИ, несмотря на очевидные несоответствия в показаниях свидетелей и аномальные погодные явления, последовательно озвучивали только удобную версию — радиационная авария.
Интересно, что спустя годы многие участники ликвидационных работ говорили в приватных интервью о «странных тенях», необъяснимых галлюцинациях и периодических сбоях работы приборов в зоне выброса. Некоторые отчёты до сих пор засекречены под грифом «особо важная государственная тайна» — в частности, «Дело № 12-Ч/ОС», где описаны случаи спонтанного исчезновения людей и появления неизвестных технических объектов в периметре разрушенного энергоблока.
Пожалуй, самым противоречивым и жутким фрагментом остаётся рапорт майора КГБ И. В. Синицына, поступивший в Главный штаб только в декабре 1987 года. Он пишет: «Я видел, как один из моих людей исчез прямо на глазах, словно его разрезала невидимая стена. В тот момент приборы фиксировали скачок гамма-излучения и появления второго сигнала со смещением по времени на 13 секунд относительно реального». Этот документ стал основой для закрытого анализа, результаты которого, как утверждают источники в архиве, были уничтожены по приказу председателя КГБ В. А. Крючкова.
Сегодня, спустя почти сорок лет после катастрофы, когда часть документов всё же стала достоянием узкого круга специалистов, становится ясно: Чернобыль был не просто катастрофой, а экспериментом, последствия которого не ограничились ни пространством, ни временем. Операция «Рубикон-86» поставила точку в советских фантазиях о контроле над неизвестным — и, возможно, открыла дверь, которую человечеству лучше было бы никогда не открывать.
Остаётся только догадываться, насколько близко мы подошли тогда к изменению истории всего мира. Реальные масштабы утраты и приобретений того дня, среди которых пропавшие люди, потенциальная утечка технологий будущего и появление феноменов, до сих пор не поддающихся объяснению наукой, по-прежнему скрыты за толстым стеклом секретных архивов.
Возможно, когда-нибудь мы узнаем, что именно произошло в ту ночь в Чернобыле. Но пока под грифом «секретно» остаются и судьбы, и сами последствия той экспериментации с континуумом, который изменил ход истории — возможно, не только нашей реальности.