В лето 1921 года, когда ЕВРОПА едва отошла от ужасов Великой войны, в кабинетах шведской разведки рождалась сенсация, способная изменить историческую канву XX века. До настоящего времени доступ к этим материалам был закрыт: лишь единицы посвящённых знали о существовании «дела S-47/21», хранившегося в стальном шкафу Королевского архива Стокгольма. Речь о докладе, ставшем основой альтернативной истории России — о тайной эвакуации императора Николая II и его семьи из Екатеринбурга и их жизни в Швеции под личиной Николаса Бергмана.
А ведь официальная версия трагедии в Ипатьевском доме казалась незыблемой. На протяжении десятилетий она поддерживалась массой документов и свидетельств.
Однако в последние годы всё чаще появлялись публикации о противоречиях в идентификации останков, о приказах Свердлова и «новых документах», которые почему-то всё ещё покрыты завесой тайны. Данных в пользу реальной гибели царской семьи больше, чем надо, — но в них подозрительно много белых пятен.
В 2016 году датский исследователь Виктор Сеттерберг получил анонимный доступ к ряду засекреченных шведских документов по проекту «Арктика-21». В числе бумаг оказалась рукописная записка тогдашнего главы шведской разведки, барона Фредрика Линденкроны, адресованная министру иностранных дел Эрику Хелленшёру. В ней речь шла о «группе русских под защитой Кроны», прибывших под видом финских беженцев в порт Хапаранда 23 июля 1918 года. Примечательно, что среди них была отмечена семья из семи человек, «явно аристократического происхождения», сопровождаемая сербским офицером и двумя англоговорящими «консультантами».
Последовавшие расшифровки телеграмм и отчёты финских пограничников (дело № 358-K/1918, архив Турку) указывали на тщательно спланированную спецоперацию: в ночь на 14 июля, за три дня до официальной даты расстрела семьи, из-под Екатеринбурга тайно вывезли группу лиц, внешне похожих на царскую чету и детей. Настоящие Романовы были перемещены железнодорожным конвоем до Петрозаводска, а далее в Финляндию, где их уже ждали сотрудники шведской разведки и представители британской миссии. Особое значение придаётся упоминанию некоей «золотой декларации», согласно которой часть активов семьи переходила под контроль большевиков в обмен на её жизнь и невмешательство в судьбу Империи.
Наиболее поразительным в «шведском следе» остаётся фигура Николаса Бергмана, владельца поместья «Бьёркеда» под Гётеборгом. Согласно переписке архивариуса графа Якоба Линдегрена (фонд D/83, архив Гётеборга), в период с 1922 по 1932 годы Бергман был тенью в высшем обществе — не публичен, но явно влиятелен. Его часто посещали эмигрантские лидеры из Берлина и Парижа, а также офицеры Королевской армии. В отчёте № 34 от 7 августа 1928 года прилагается фотография (копия хранится в фонде S-47), на которой некий мужчина, облачённый в классический английский костюм, с аккуратной бородкой и пронзительным взглядом, стоит рядом с графиней Эльсой Валленберг и камергером Бьерном Стрёмблом. Примечательно, что графологическая экспертиза 1974 года, проведённая доктором Эвальдом Экдалем, не смогла опровергнуть сходство этого лица с последними прижизненными портретами Николая II.
Наблюдения советских агентов за белоэмигрантской деятельностью в Скандинавии (доклады отдела ОГПУ-Иностранного отдела, дела № 1167 и № 1309, ЦПА ФСБ) отмечают, что с 1924 года активизировалась некая сеть «Орден Северного Креста», координировавшая потоки информации, финансов и людей между Францией, Германией и странами Балтии. В докладе старшего уполномоченного Жарова от 1930 года прямо говорится: «Фактическим руководителем части эмиграции, действующей по указу неких „Северных“, является гражданин королевства Бергман, в прошлом — русский подданный». Позже имя это исчезает из всех публичных списков, но в шифротелеграммах из Лондона и Берлина 1931–1932 годов встречается загадочное определение «Дедушка из Бьёркеды».
Вопрос о плате большевикам за «исчезновение» Николая остаётся открытым. По одной из версий, подтверждённой служебной запиской из архива Банка Швеции (дело № SF-945/1920), в 1920–1921 годах на счета, контролируемые латвийскими и германскими фирмами, было переведено более 18 миллионов золотых рублей. Эти суммы прошли через цепь офшорных структур и были использованы для поддержки ряда промышленных проектов в Советской России. Косвенно это может подтверждать факт тайных переговоров представителей ВЧК с посольством Швеции в Москве в мае 1919 года (раздел «Материалы к особому докладу» в архиве МИД РФ, дело № 47/1919), проведённых под прикрытием обсуждения «репатриации пленных».
Что же касается семьи Романовых, судьба её членов покрыта мраком: по сведениям шведских архивов, в течение десятилетия они жили практически в изоляции, охраняемые союзом аристократов и многочисленными заслонами шпионов. Вплоть до 1932 года в дневнике супруги Николаса Бергмана (рукопись № 173-K, фонд Розенквиста, университет Уппсалы) регулярно встречаются упоминания о «письмах из Парижа» и тревогах за «детей, находящихся под опекой друзей семьи в Лондоне и Женеве».
Почти столетие загадка исчезновения царя и его семьи будоражила умы историков, обрастая новыми мифами, теориями заговора и домыслами. Генетические экспертизы и официальные заявления докторов и епископов подтверждали то, что удобно власти — и опровергали то, что лежит в зоне тайны. Но факт остаётся фактом: до сих пор подлинность останков вызывает сомнения даже у части экспертов, а детали экстренной эвакуации июля 1918 года так и не попали в открытые российские или зарубежные архивы.
Финал этой истории оставляет за читателем неразрешимый вопрос: кто был похоронен в Петропавловском соборе и переступал ли бывший император границу финских еловых лесов под чужим именем? Ответы на эти вопросы, возможно, ещё таятся в засекреченных шведских и российских папках. Но чем дальше уходит история, тем больше в ней неразгаданных страниц — и тем явственнее звучит шёпот скандинавских архивов о том, что «Шведский след» — лишь вершина айсберга параллельной судьбы Империи вне времени.