История советского проекта индустриализации вдохновляет многих снова и снова перечислять разрозненные факты и восхищаться результатами. Между тем, лишь А. С. Галушка со своими соавторами попытались из этой истории вынести рецепты, применимые к современной практике. Однако рецепты — это ещё не уроки. Задачи общественного проектирования требуют понимания универсальных механизмов. Тех механизмов, что обусловили проблемность индустриализации. Тех механизмов, которые сейчас образуют преграды для перехода нашей страны к новой технологической эпохе.
А. С. Галушка с соавторами занимались практическими рекомендациями. Но нужна ещё и теория.
Российская империя не была отсталой страной. Она не была блюдом на столе европейских держав. Страна имела собственную науку выдающегося уровня: например, теория вероятностей написана на русском языке. Математики Н. И. Лобачевский, П. Л. Чебышёв, химики Д. И. Менделеев, Н. Д. Зелинский, механики А. Ф. Можайский, Н. Е. Жуковский, А. Н. Крылов, физики А. Г. Столетов, П. Н. Лебедев, А. С. Попов, А. Ф. Иоффе — этот список имён произволен и краток. Россия была способна реализовывать не имеющие аналогов инвестиционные проекты: с 1870 по 1900 год было построено более 40 тыс. км железных дорог — из всех остальных стран мира только США построили больше. Страна несла в себе собственную культуру Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого (намеренно упомянуты только писатели, обращённые к миру). В стране была собственная экономическая и финансовая теория (С. Ф. Шарапов, Е. Ф. Канкрин), высококлассные правоведы. Наконец, страна чётко понимала мир: Н. М. Пржевальский, Н. Г. Гарин-Михайловский, А. Е. Вандам (Едрихин), В. Ф. Машков, Н. С. Леонтьев, Н. С. Гумилёв, Н. Н. Миклухо-Маклай.
Но Россия и не была мировым лидером. Следует поставить вопрос: в чём причины? Были ли какие-нибудь препятствия, устранение которых сделало бы страну независимой, способной реализовывать свою волю? В чём были узкие места для страны?
Ответ, кажется, прост. Успех любой страны обусловлен её способностью внедрять технологии ведущего уклада. Применительно к началу XX века, это подразумевало развитие металлургии, металлообработки, фабричного производства, изготовления широкой линейки паровых поршневых и турбинных двигателей, железнодорожного и морского парового транспорта, развитие электротехнической промышленности и производства на электроприводе, создание автомобильной и автотракторной промышленности. Всё это не просто технологии, know-hows. Всё это — вовлечение людей в новые общественные отношения, подразумевающие техническую образованность, способность работать в производстве, готовность и способность предъявить спрос на массовую продукцию, соответствующую культуру быта. Среди этих людей должен быть культ производства. Участие в присвоении извлечённой ценности предполагается, а его нарушение — несправедливость, подрывающая основы мироустройства. Все люди являются стандартными мыслящими механизмами общественного производства. Отсюда уважение к закону в повседневной жизни. Отсюда разрушение долгосрочных социальных связей. Естественно, такая культура поведения противоречит культуре мелкого базарного торговца, ориентированного на перераспределение ценности, а не её создание.
И вот с людьми у Российской империи была проблема. Более 80% населения было крестьянами. То, чем они занимались, было «вовсе не хозяйство. Это просто известный быт», — по словам профессора А. Г. Дояренко, выходца из крестьян. Русские марксисты, в частности, В. И. Ленин, никогда не уравнивали рабочих и крестьян (например: «надо увлечь массу рабочих и сознательных крестьян», но никак не всех крестьян).
В стране с трудовыми ресурсами около 60 млн человек лишь 10 млн человек жило в современном укладе. Тем самым, Россия уступала по населению Великобритании (19 млн человек), Германии (36 млн человек), США (35 млн человек).
Более того, такой разброс населения между эпохами создавал колоссальное внутреннее напряжение. Оно было устойчивым: вывести крестьян в рабочие современного технологического уклада было не возможным, поскольку они не имели необходимого технического образования, но тут же предъявили бы спрос на товары и социальное обеспечение этого уклада. Произвести эти блага было не возможно, поскольку отсутствовали необходимые трудовые ресурсы, которые следовало бы почерпнуть из деревни. И в любом случае, среда единого государства стимулировала диффузию крестьян в города, что в конечном счёте обрушило социальную структуру империи. Субкультура рабочих слобод хорошо известна, отражаясь в зеркале блатной романтики (антисистемной по своей сути).
Эта была та проблема, к которой весь XIX век боялась подступиться имперская администрация — пресловутый «крестьянский вопрос». О том, как СССР к 1970-м годам успешно решил эту проблему, мы написали отдельную главу в своей книге.
Как ни странно, стремление выделить ядро этой социальной проблемы прослеживается только у экономистов и социологов начала XX века. Современные экономисты-теоретики сделать это даже не пытаются, утапливая своих читателей в море фактов и фактиков.
Для практики демографической политики важен вывод. Большое население — не самоцель. Несоответствующее технологической эпохе население — проблема. Сейчас остановлена попытка вновь создать такое узкое место в экономическом развитии России, расшитое полвека назад за 70 лет с трудом, с несколькими нетривиальными инновациями. Безусловно, в современной России нужны образованные люди, способные заниматься внедрением технологий шестого уклада. России не хватает специалистов с высшим образованием в области ядерной энергетики, всех технологий, смежных с робототехникой, геотехнологиях, биофизике и биохимии. Нужны те, кто готов посвятить себя производству. Завоз необразованных, не владеющих русским языком, не стремящихся к образованию мигрантов, торговцев на стихийных рынках, ничего не имеющих общего с высокотехнологичной торговлей, — лишь гиря на ноги экономического развития России.
© С. А. Копылов, CFA, FRM