Представьте, что вы приходите в суд не с папкой документов, а с мешком зерна, связкой соболиных шкур или, скажем, корзиной с пышными пирогами. Парадокс? На Руси – обыденность. Взятка в привычном денежном виде – это уже поздний этап эволюции коррупции. А в допетровские и даже имперские времена взяточничество чаще напоминало бартер: ты мне – меха, я тебе – «доброе слово». Причём некоторые чиновники не скрывали, что берут, важно было только – чем. Ведь на Руси взятка не всегда считалась злом, она могла быть традицией, благодарностью, способом «поддержания чиновничьего быта». Что, как и почему несли «в нагрузку» к просьбам – разберём в подробностях.
Щенки вместо рублей: натурой – значит не взятка?
Судья Ляпкин-Тяпкин в гоголевском «Ревизоре» прямо говорил, что берёт взятки борзыми щенками. И нисколько этого не стыдился. Может показаться, что это выдумка писателя, но охота с борзыми собаками была излюбленным занятием русского дворянства с XVII по XIX век. Псовая борзая считалась элитой среди охотничьих пород, её щенки могли стоить десятки рублей. Такой подарок – не пустяк, а серьёзный жест. И в глазах многих вполне достойная альтернатива денежному подношению, особенно если должность не оплачивалась щедро.
Охота была символом статуса, а борзые – живым капиталом. Так что судья, берущий взятку борзыми, воспринимался скорее как живущий по неписанным правилам эпохи, чем как преступник. По крайней мере, в глазах современников.
Гусь в обмен на решение
Гоголь не остановился на щенках: в той же комедии «Ревизор» городничему приносят не деньги, а «сахарок и кузовок вина», он принимает мясо и ткань – всё ради разрешений и защиты. Это отголосок системы «кормления», существовавшей на Руси до середины XVI века.
В рамках кормлений князь или царь назначал администратора в уезд без жалования. Вместо этого тот «кормился» с населения: брал продукты, услуги, жильё, всё, что считалось допустимым в рамках обычаев. Взяткой это формально не было. Но на деле чиновники часто превращались в поборовщиков, собирая с местных не только хлеб, но и гусей, мёд, мыло, свечи, масло, ткани, а иногда и живность получше.
Британский дипломат Джайлс Флетчер в XVI веке писал, как русский дьяк принял жареного гуся, начинённого монетами – символическое и буквальное воплощение взятки. Царь Иван Грозный казнил его за это публично, велев разрезать как настоящего гуся. Демонстрация, конечно, устрашающая, но на практике единичная. Подношения едой были нормой вплоть до XIX века.
Меховое молчание: пушнина как валюта
На Руси меха ценились не меньше денег, а часто больше. Соболь, куница, лисица, бобр – всё это было не просто богатством, но и платёжным средством. Веками пушнина использовалась как налог (ясак), платёж на рынке, приданое и, конечно, взятка.
Особенно в Сибири, где пушной промысел был главным экономическим фактором. Сибирские чиновники не гнушались обогащаться за счёт соболя: часть мехов, предназначенных для казны, шла в личные сундуки. Самый известный пример – губернатор Матвей Гагарин, который организовал целую параллельную меховую экономику. Когда масштабы воровства дошли до Петра, тот не только уволил его, но и публично казнил. Тело оставили висеть на показ – как предупреждение другим чиновникам.
Тем не менее, мехами продолжали расплачиваться ещё долго: дарили за благосклонность, предлагали в обмен на должности и даже вручали при царском дворе в качестве «подарков».
Подарок к празднику»: золото, ткани, земля
Не всё на Руси решалось гусем и сахарком. Если речь шла о более серьёзной просьбе, вроде назначения на должность, судебного решения или доступа ко двору, – на стол чиновника или вельможи попадали подарки иного уровня. Золотые цепи, кольца, серьги, дорогие иконы в окладах, часы, ткани из Европы – всё это неофициально считалось «даром», но по сути выполняло ту же функцию: закрепить благосклонность, ускорить дело или замять неудобный вопрос.
Особой ценностью пользовались дорогие ткани – шёлк, парча, бархат, особенно привезённые из Востока или Италии. Служилым людям и духовенству часто подносили «на кафтан» – отрез сукна как символ расположения. А уж если чиновник помогал с землёй, то и сам мог получить надел. Иногда из казённых земель, иногда в виде «добровольной» передачи от благодарного просителя. Такие сделки редко оформлялись публично, но в делах приказов и мемуарах о них говорится напрямую.
Крепостной как купюра
У Гоголя в «Мёртвых душах» тема купли-продажи крепостных доведена до гротеска: Чичиков скупает «мёртвые души», чтобы создать видимость богатства. Это уже не ирония, а тонкое отражение того, как человек на Руси становился эквивалентом ценности.
Поэтому неудивительно, что самый страшный и самый статусный вид взятки в имперской России – это люди. Крепостные крестьяне дарились и передавались как благодарность за покровительство, лояльность или услугу. Особенно после крупных сражений, когда армия захватывала пленных, часть из них могла передаваться в частные руки – нередко чиновникам.
Александр Меншиков, ближайший сподвижник Петра I, к моменту смерти владел около 90 тысячами крепостных. Большая часть этих людей была, по сути, «натурой» за административные услуги. Дворяне, у которых не осталось денег, но были крестьянские души, могли расплачиваться ими как «живыми рублями».
Музы, раритеты и «услуги сердца»
Существовали и более утончённые формы взятки – влияние и эстетика. Чиновникам дарили редкие книги, старинные рукописи, дорогие атласы, антикварные предметы, особенно в XVIII–XIX веках, когда коллекционирование вошло в моду среди образованной элиты. Такие «дары» особенно ценились в столичных кругах и часто передавались как будто бы «к случаю», но в обмен на вполне конкретные действия.
Другой путь услуги: например, крепостной портной шил фрак чиновнику, крепостной музыкант играл на ужине для нужного гостя. Подобный обмен шёл по негласному правилу: «мы вам – талант, вы нам – расположение».
Наконец, были и куда более тонкие формы влияния – через фавориток и любовниц. Особенно в XIX веке, когда при Николае I началась активная борьба с мздоимством, чиновники стали осторожнее. Но это не искоренило систему, а лишь вывело её в тень: теперь взятки передавались через подруг, жён, любовниц и даже через фиктивные «меценатские дары».
Искушение живо и поныне
На Руси брали взятки всем, что имело ценность: от соболей до щенков, от вина до людей. Причём часто это не скрывалось, важно было лишь соблюсти форму, оставить видимость приличий. Деньги были не всегда в ходу, а потому взятка была не столько преступлением, сколько частью культуры чиновничества. Именно это делает русскую коррупцию не просто юридическим явлением, а культурным феноменом, который прошёл с нами через века под разными личинами, но с узнаваемыми чертами.
После реформы кормлений в 1555 году, после публичных казней и эпох Петра, Екатерины и Николая, борьба с коррупцией продолжалась. Николай I, к примеру, ввёл жёсткий контроль над жалованиями и начал публично судить казнокрадов. Но и тут чиновники нашли лазейку: взятки стали передавать через любовниц, слуг или дальних родственников.
А привычка дарить «по мелочи», коробку конфет, бутылку, деликатес, пережила даже революции. И по сей день на постсоветском пространстве традиция «поблагодарить» ею живёт, где как комплимент, а где как негласный способ решить вопрос.
