История и современность дают немало примеров, подтверждающих старую истину о том, что власть развращает. Газеты полны рассказов о влиятельных лидерах, которые ведут себя так, словно им не писаны законы и мораль. Социально-психологические исследования показывают, что власть действительно влияет на личность. Ощущая свою власть, человек начинает думать, чувствовать и действовать иначе, чем те, кто считает себя бессильным.
Понимание психологических механизмов этого явления – от когнитивного диссонанса до эффекта деиндивидуации и привыкания к привилегиям – позволяет взглянуть объективно на то, почему обладающие властью люди порой переступают через закон.
Влияние власти на личность и мораль
Власть способна заметно изменить психологию человека. Эксперты отмечают, что личная власть нередко притупляет эмпатию – уменьшается способность сочувствовать другим и учитывать их эмоции. Нейроучёные подтверждают: чувство вседозволенности отражается даже на работе мозга.
Психолог Дачер Келтнер образно сравнил влиятельного человека с пациентом с повреждением орбитофронтальной коры: такой человек становится импульсивным и бесчувственным по отношению к окружающим. Внутренние моральные “тормоза” ослабевают, снижается чувствительность к нормам.
Недавний обзор исследований показал, что власть ослабляет внутренние запреты и повышает эгоцентризм личности. Иными словами, поднявшись на вершину, человек всё чаще ставит собственные интересы выше общих норм морали. Утрата эмпатии и самоконтроля создает почву для оправдания нарушений – особенно если окружающие продолжают одобрять любое поведение влиятельного лидера.
Власть меняет и восприятие норм: сильные мира сего могут искренне считать, что им дозволено больше, чем остальным. Со временем у лидера формируется чувство собственной непогрешимости. В корпоративной среде такой руководитель начинает верить, что всегда прав, и подчинённые боятся возражать ему. Если же кто-то указывает на его ошибки, он воспринимает критику как вызов своему статусу.
Когнитивный диссонанс – внутренний конфликт между представлениями о себе (“я хороший, заслуженный руководитель”) и фактом неэтичного поступка – разрешается в пользу самооправдания.
Согласно теории Леона Фестингера, человек стремится избавиться от противоречия между своими убеждениями и поведением. Поэтому, когда “хороший человек” совершает плохой поступок, возникает диссонанс, и психика находит способ его оправдать или игнорировать. В случае влиятельных персон это выливается в рационализации: «законы слишком строги и мешают делу», «мне виднее ради общего блага», «мне можно, ведь я особенный».
Таким образом, нарушая правила, власть имущий часто не ощущает себя злодеем, поскольку меняет свои убеждения о допустимом поведении, дабы они соответствовали его действиям.
Эффект деиндивидуации: утрата ответственности
Другой психологический механизм вседозволенности – деиндивидуация, то есть утрата чувства индивидуальности и ответственности в определённых условиях.
Когда человек чувствует себя не личностью, а частью группы или системы, ему легче совершать поступки, которые обычно противоречат его нормам и ценностям. В классических экспериментах было показано, что анонимность порождает вседозволенность: так, Филип Зимбардо надевал на испытуемых одинаковые балахоны с капюшонами и просил нажимать кнопку, нанося удар током другому человеку – в результате участники в масках держали палец на кнопке значительно дольше, чем те, у кого были бейджи с именем.
Распыление ответственности в группе притупляет действие моральных запретов: человек склонен приписывать свои действия обстоятельствам или воле коллектива, а не себе.
Яркий пример – Стэнфордский тюремный эксперимент (1971). Группе обычных студентов дали роли охранников с практически неограниченной властью над другими студентами-“заключёнными”. Результаты шокировали: погрузившись в атмосферу «власть без контроля», вчерашние «хорошие парни» начали издеваться над ровесниками, унижать их, применять наказания. Эксперимент пришлось прервать уже через шесть дней из-за реальной угрозы здоровью участников.
Один из «стражников» позже с ужасом признался, что совершал жестокие поступки, о которых потом сильно сожалел, и что в обычной жизни никогда бы не подумал на такое решиться. Этот случай показал, как быстро роль, дающая власть и анонимность, может подавить личные убеждения и вызвать всплеск аморального поведения.
В реальных системах власти происходит нечто похожее: высокопоставленные чиновники нередко ощущают себя “винтиками” большого механизма или представляющими некое высшее благо, и личная ответственность размывается.
Если нежелательные решения принимаются коллективно (комитетами, советами) или от имени организации, конкретный руководитель может не чувствовать себя м – ведь “так решила группа” или “так положено”. Эффект деиндивидуации таким образом облегчает лидерам переступание через закон, особенно в условиях, где вокруг царит корпоративная солидарность и круговая порука.
Привилегии и привыкание к безнаказанности
Особые привилегии часто идут рука об руку с властью – и постепенно могут породить чувство вседозволенности. Поначалу человек может пользоваться особыми правами лишь в исключительных случаях, робко испытывая границы дозволенного. Но шаг за шагом “привыкание” к привилегиям растёт.
Психологи сравнивают это с действием наркотика: доза постоянно увеличивается. Один неверный выбор за другим – зачастую незаметно для самого лидера – формируют привычку давить на окружающих и ожидать для себя особого отношения.
Со временем такой руководитель искренне убеждён, что ему должны делать исключения. Если его останавливает дорожная полиция за превышение скорости или вождение в нетрезвом виде, он реагирует агрессивно: «Да вы знаете, кто я такой?!». Подобное возмущение говорит о том, что для нарушителя закон перестал быть непреложным правилом – в его глазах он “не такой, как все”.
Привилегированный образ жизни притупляет ощущение границ. Исследования показали, что «баловни судьбы» – люди с высокими доходами, статусом или принадлежностью к элите – в быту ведут себя менее этично: скажем, водители роскошных автомобилей существенно реже пропускают пешеходов на дороге.
В экспериментальных играх представители высшего класса чаще обманывают на переговорах и даже идут на жульничество ради выигрыша. Более того, привыкшие к власти люди лгут с заметно меньшим напряжением и их реже выводят на чистую воду по сравнению с простыми участниками – высокопоставленных лжецов аудитория распознаёт не так часто. Отчасти потому, что опыт власти учит скрывать истинные мотивы и сохранять самообладание.
В организме влиятельной персоны обман вызывает меньше стрессовой реакции: экспериментально установлено, что у людей, наделённых властью, при вранье выделяется меньше кортизола (гормона стресса). Двойные стандарты тоже становятся привычными: властвующие нередко проповедуют строгую мораль для остальных, но сами её не придерживаются. Классическая формула древнеримского поэта Теренция гласит: “Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку”. В переводе на современный язык: человеку-Богу (властелину) можно то, что простолюдину под строгим запретом.
Спустя тысячелетия мы видим аналогичное явление: политики требуют законопослушания от граждан, но готовы закрыть глаза на свои собственные проступки. Такая убежденность в собственной исключительности позволяет им спать спокойно, даже если они переступили закон – ведь, по их логике, “сильным мира сего” можно играть по другим правилам.
Власть и система: безнаказанность как норма
Важно понимать, что вседозволенность питается не только личными качествами лидера, но и окружающей его системой. Безнаказанность рождает всё новые нарушения. Если властной фигуре фактически разрешено нарушать установленные ею же правила и законы, у неё быстро появляется ощущение, что ей можно всё.
Экономист Игорь Николаев отмечает: когда высокопоставленные чиновники видят, что некоторые резонансные дела с их участием спускаются «на тормозах», это лишь убеждает их в собственной неуязвимости. Отсутствие ответственности – благодатная почва для вседозволенности. Если за невыполнение обещаний и программ никто не отвечает, то принцип «сам дал слово – сам взял обратно» укореняется в политической культуре. В итоге нарушение данных обязательств становится обычным делом, а вседозволенность – нормой жизни власти.
Системная коррупция и круговая порука тоже подпитывают атмосферу беззакония. Нередко власть имущие “повязывают” всех вокруг нарушениями: закрывают глаза на мелкие проступки подчинённых, создавая негласный обмен лояльностью. Каждый знает, что и другие нечисты на руку, а значит – никто не посмеет выступить против начальства, понимая, что в ответ могут вспомнить его собственные грехи. В такой системе никто никого не наказывает всерьёз, и все вынуждены молчать, пока верхушка творит что хочет.
Отсутствие сопротивления со стороны общества и институтов завершает картину: если независимые органы контроля не работают, оппозиция подавлена, а граждане апатичны, то власть не встречает никаких ограничителей. Тогда вседозволенность расцветает пышным цветом, потому что ей некому и нечему противостоять.
Кроме того, подчинённые берут пример с руководства. Плохой пример “сверху” заразителен: когда чиновники на местах видят, что творят самые высокие руководители, они решают, что им – тем более – всё позволено. В такой атмосфере даже честные люди начинают нарушать правила, чтобы «не выглядеть белой вороной» или просто выжить внутри системы. А уж для изначально нечистых на руку персонажей открывается полный простор.
Коррумпированная власть отличается наивысшей степенью вседозволенности. Взяточники и казнокрады искренне думают, что им море по колено. Получив однажды “несанкционированный доступ” к благам, они с каждым разом всё легче переступают закон. К тому же психология коррупционера – психология временщика: он не уверен, что завтра останется у кормушки, а потому стремится урвать максимум сейчас.
Такой подход «что хочу, то и ворочу» стремительно разрушает нормы и институты. В итоге неудивительно, что там, где власть коррумпирована и неподотчётна, вседозволенность становится её отличительной чертой. Когда нет реальной ответственности, нет контроля снизу, а все вокруг вовлечены в одну порочную игру, у власти фактически нет стимулов придерживаться закона.
Примеры: от древности до наших дней
Признаки “синдрома вседозволенности” проявлялись во все эпохи. Ещё древние римляне метко подметили неравенство норм для сильных и слабых: “Quod licet Iovi, non licet bovi” – Юпитеру (богу) позволено то, что не позволено быку.
В Средние века многие монархи верили в своё божественное право нарушать любые законы, кроме собственных. Абсолютная власть порождала абсолютную же безнаказанность – достаточно вспомнить хотя бы капризы и преступления римских императоров вроде Калигулы или средневековых тиранов. Однако и демократическая эпоха дала немало примеров подобного психологического феномена.
Например, президент США Ричард Никсон, погрузившись в атмосферу вседозволенности, создал вокруг себя “преступное президентство” – организовал незаконное прослушивание, слежку за оппонентами, грязные политические трюки.
Он искренне полагал, что статус главы государства ставит его выше закона. Известна его фраза, произнесённая в интервью Дэвиду Фросту: «Когда президент это делает, это значит, что это не противозаконно». По сути, Никсон заявлял, что сам факт обладания высшей властью оправдывает любое действие. Этот менталитет “Я – закон” и привёл к историческому скандалу Уотергейт, который стоил Никсону президентского поста.
Показательно, что после отставки и расследования американская система сумела подтвердить принцип верховенства права – продемонстрировав, что даже самый влиятельный человек государства не должен уходить от ответственности.
Современная Россия также пережила немало случаев, когда высокопоставленные лица ощущали себя вне правового поля. Один из примеров – дело бывшего министра Алексея Улюкаева. Много лет занимая высокий пост, он, как выяснилось, выработал иммунитет к чужим проблемам, что вылилось в коррупцию и взяточничество. Однако после ареста и приговора (8 лет лишения свободы) Улюкаев внезапно заговорил другим тоном: «Теперь я понимаю, как тяжело живут люди и с какой несправедливостью сталкиваются… Надо помогать друг другу», – признался он.
Лишившись власти, человек обрёл утраченную эмпатию и здравый взгляд на нормы морали. Эта история наглядно показывает, какой трансформации подвергается мировоззрение лидера под влиянием высокого положения – и как возвращение к реальности может восстановить нормальные этические ориентиры.
Не только политики, но и влиятельные бизнесмены, знаменитости, силовики нередко попадают в ловушку вседозволенности. В корпоративном мире тому пример – скандал с компанией Enron в начале 2000-х, когда топ-менеджеры шли на мошенничество, уверенные, что их статус убережёт от наказания.
В сфере правопорядка – случаи, когда сотрудники элитных подразделений полиции прикрывали друг друга, совершая преступления, уверенные в «круговой поруке».
Глобальные утечки данных последних лет (Panama Papers, Pandora Papers) вскрыли колоссальный масштаб безнаказанных злоупотреблений элит по всему миру. Например, “панамский архив” 2016 года показал, как десятки мировых лидеров и их окружение прятали богатства в офшорах, уходя от налогов и законов.
Самое поразительное в этом скандале то, что была раскрыта не только роскошь и жадность отдельных правителей, но и целая система, которая делала такую «глобальную безнаказанность» возможной. Финансовые лазейки, непрозрачность офшоров, транзакции через юрисдикции с мягким регулированием – все эти механизмы легально обслуживали нечестных сильных мира сего, позволяя им чувствовать себя над законом.
Психология вседозволенности – это не “врождённое зло” отдельных личностей, а сочетание человеческих слабостей и условий, которые их развращают. Власть сама по себе действует как алкоголь или наркотик, опьяняя и притупляя рецепторы совести.
Она же притягивает людей с определёнными чертами – жаждущих компенсировать комплексы, самоутвердиться любой ценой. Но, как видно, многое зависит и от институциональных “противоядий”. Если в обществе выстроены прочные механизмы сдержек и противовесов, свобода слова, прозрачность и культура нетерпимости к злоупотреблениям, то даже сильный лидер вынужден помнить о границах дозволенного.
Когда же система слаба, подчинённые безмолвствуют, а наказание маловероятно – даже изначально порядочный человек рискует поддаться искушению власти.
Объективный взгляд на психологию вседозволенности – со всеми её когнитивными и социальными аспектами – помогает понять, как власть искажает восприятие норм и морали. Осознание этих механизмов важно для общества: это значит, что нужны ограничения власти, ротация элит, прозрачность решений и воспитание у лидеров отражённой способности к эмпатии. Ведь, в конечном счёте, никто не должен быть выше закона – как мудро подтвердил опыт истории и выводы современной науки.
Очевидно, что “власть без контроля” несёт риски вседозволенности, и понимание этого – первый шаг к тому, чтобы ограничить гордыню сильных мира сего рамками закона и морали.