— Хватит врать! — ее голос сорвался на крик. — Я все слышала! Про твою Олю! Про твоего Сережу! Про то, что Диана должна «подойти»! Для чего она должна подойти, Игорь?! Отвечай!
1. Пятнадцать лет тишины
— Мам, ну перестань! Он просто хочет пообщаться! — Диана, в своих домашних шортах и растянутой футболке, с досадой отбросила телефон на диван. Смартфон с глухим звуком упал на мягкие подушки. — Что в этом такого?
— В этом «такого», Диана, то, что его не было пятнадцать лет! — Майя замерла с тряпкой в руке, чувствуя, как внутри все похолодело и сжалось в тугой, ледяной комок. — Пятнадцать лет он не вспоминал, есть ли у него дочь, а тут вдруг нарисовался! С чего бы?
— Он сказал, что жалеет! Что был молод и глуп. Люди меняются!
— Люди — да. А он — не знаю, — жестко ответила Майя, отворачиваясь к окну, за которым моросил унылый осенний дождь.
Она помнила тот день так, словно он был вчера. Игорь, ее муж... Его потертая джинсовая куртка, дурацкая улыбка и брошенное на ходу: «Я быстро, только за батоном!». Диане было всего три года, она сидела на полу и строила башню из кубиков.
Он не просто не вернулся — он исчез. Испарился. Первую неделю Майя обрывала его телефон, потом номер перестал существовать. Родители Игоря, избегая ее взгляда, лишь разводили руками: «Уехал на заработки, наверное. Ничего не сказал».
Майя осталась одна. Без денег, без поддержки, с маленьким ребенком на руках. Было всё: и мокрая от слез подушка, которую она переворачивала сухой стороной к щеке, чтобы уснуть хоть на час; и работа на двух работах до дрожи в ногах; и колготки, зашитые столько раз, что на пятке уже образовалась жесткая сеточка из швов.
Но она выстояла. Подняла свою девочку. И вот теперь, когда Диана почти выпускница, на пороге их тихой, выстроенной жизни объявился этот «заблудший папа».
Он нашел Диану в соцсетях. Написал трогательное сообщение, полное раскаяния, и дочь, не знавшая отцовской любви, растаяла, как мартовский снег.
— Мамочка, я просто выпью с ним кофе. В центре, где много людей. Обещаю! — голос Дианы за спиной дрогнул, и она подошла ближе, коснувшись плеча матери. — Я просто хочу посмотреть на него. Один раз. Пожалуйста.
Сердце матери дрогнуло. Она обернулась и посмотрела в глаза своей девочки — такие же карие, как у него, но сейчас полные не его легкомыслия, а искренней, отчаянной мольбы. Как она могла запретить ей увидеть призрак отца?
— Хорошо. Но мой телефон держи включенным. И звони, если что. Сразу.
2. Медовый месяц с «новым» папой
Игорь оказался обаятельным. Майя поняла это сразу, когда он привез Диану домой после их первой встречи. К подъезду подкатил блестящий черный внедорожник, из которого он вышел, чтобы лично открыть дочери дверь — галантный, в дорогом кашемировом пальто, с той самой виноватой улыбкой, которая когда-то обезоруживала и ее.
— Майя, здравствуй. Спасибо, что разрешила.
— Я ничего не разрешала. Она взрослый человек, — холодно бросила Майя и, взяв дочь под локоть, почти втянула ее в подъезд, подальше от этого человека и запаха его дорогого парфюма.
Но лед тронулся. Диана, влетев в квартиру, щебетала без умолку, сбросив на пол куртку.
— Мам, ты не представляешь! Он такой… другой! Он все слушал, спрашивал про школу, про мои мечты! Сказал, что у него свой небольшой бизнес. И что он все эти годы корил себя, не мог найти в себе силы появиться… Говорит, я — его самое большое сокровище.
Начался настоящий конфетно-букетный период, только не для жены, а для дочери.
В следующие выходные он повез ее по магазинам. Майя видела, как Диана вернулась домой с огромными фирменными пакетами. Она вертелась перед зеркалом в новых, модных кроссовках и джинсах, которые Майя просто не могла себе позволить.
— Он сказал: «Тебе все к лицу, принцесса. Выбирай, что хочешь». Мам, представляешь?
Майя представляла. И от этого становилось только горше.
Потом был поход в дорогой панорамный ресторан на двадцать пятом этаже, откуда их большой город был виден как на ладони. Диана прислала оттуда фотографию: она, счастливая, с десертом, а за ее спиной — сияющий огнями город. «Папа говорит, что я должна видеть мир с высоты, а не из окна нашей кухни», — гласила подпись под фото.
Однажды, гуляя по парку, он вдруг остановился.
— Знаешь, я помню, как ты обожала качели. И своего зайца с одним ухом. Ты с ним не расставалась. Я так жалею, что не видел, как ты росла.
Диана позвонила матери сразу после этого, ее голос срывался от счастья:
— Мама! Он помнит! Он помнит моего зайку! Значит, он думал обо мне!
Майя молчала. Она видела, как светятся глаза ее дочери, как расправляются ее плечи. Она не хотела тушить этот запоздалый, хрупкий свет. Но материнское чутье не просто шептало — оно кричало об опасности.
Что-то было не так. В его жестах была какая-то выверенная театральность. А в глазах, когда он смотрел на Диану, была не только отцовская нежность, но и какая-то лихорадочная, оценивающая надежда. Словно он смотрел не на дочь, а на выигрышный лотерейный билет.
3. Цена прощения
Однажды, после долгих уговоров Дианы, Майя, скрепя сердце, согласилась, чтобы Игорь пришел к ним «на чай».
Он стоял на пороге их маленькой квартиры, неловко переминаясь с ноги на ногу. Его дорогое пальто и блестящие ботинки выглядели чужеродно на фоне их скромной прихожей. В руках он держал торт из дорогой кондитерской.
Они сидели на их маленькой, но уютной кухне. Майя молча разливала чай по простым, не из сервиза, чашкам. Диана, сияя, пыталась заполнить неловкую тишину болтовней о школе.
— Пап, а почему? — вдруг тихо спросила она, когда возникла пауза. — Ну… тогда. Почему ты ушел?
Игорь тяжело вздохнул, отставил чашку. Он посмотрел сначала на Диану, потом перевел виноватый взгляд на Майю.
— Я был трусом, — сказал он глухо. — Просто испугался. Мне был всего двадцать один год, у меня не было ни гроша за душой. Я смотрел на тебя, Майя, такую уставшую, смотрел на маленькую Дианку… и понимал, что я не справлюсь. Что я не мужчина, а мальчишка. Я испугался ответственности, пеленок, бессонных ночей. И я выбрал самый легкий и самый подлый путь — сбежать. Я не прошу прощения, его нельзя заслужить. Я просто хочу, чтобы вы знали.
Диана слушала, затаив дыхание, ее глаза наполнились слезами сочувствия. Даже Майя почувствовала, как ледяной панцирь вокруг ее сердца на миг дал трещину. Глаза предательски защипало. Не желая показывать свою слабость, она торопливо вышла и закрылась в ванной, пока никто не заметил подступающих слез.
Когда Майя вышла, Игорь повернулся к дочке:
— А теперь, когда мы… вроде как, разобрались с прошлым, — его голос стал мягче. — Диан, нам надо будет с тобой серьезно поговорить. Есть одна тема... очень личная.
В этот момент у него зазвонил телефон. Он быстро взглянул на экран, лицо его мгновенно стало деловым и напряженным.
— Прости, это важно, — он встал и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь.
Спрятавшись в ванной, Майя невольно услышала приглушенный разговор из коридора, который заставил ее застыть на месте:
— Да, я у них, — говорил бывший муж тихим, торопливым шепотом. — Кажется, она готова. Почти. Еще пара дней, и я все ей скажу... Да, анализы... главное, чтобы подошла... Да, Оля, я знаю. Я все сделаю. Наш Сережа будет жить.
Майя замерла. Сережа? Оля? Главное, чтобы подошла?
Пазл сложился в одну чудовищную, немыслимую картину. Его исповедь, его дорогие подарки, его слова о раскаянии — все это было лишь частью отвратительного спектакля.
Пока она, ошарашенная, стояла в ледяном ступоре, Игорь вдруг засобирался домой и, рассыпавшись в благодарностях за чай, пообещал Диане «скоро созвониться». Когда за ним закрылась входная дверь, девушка порхала по квартире, счастливая.
Прошли минуты, прежде чем Майя смогла заставить себя пошевелиться. Она плеснула в лицо ледяной водой, посмотрела на свое бледное отражение в зеркале и увидела в глазах не боль, а холодную, тихую ярость. Когда она наконец вышла из ванной, Диана порхала по квартире, счастливая и ничего не подозревающая.
— Мам, он завтра хочет пойти со мной в больницу. Сказал, надо сдать какие-то анализы, проверить общее здоровье. Заботится!
Майя опустилась на табуретку. Слова давались с трудом.
— Диана... Сядь, пожалуйста.
Она пересказала дочери услышанный разговор. Лицо Дианы менялось на глазах: от недоумения к отрицанию, а затем к ужасу.
— Нет... Мама, нет! Ты не так поняла! Этого не может быть! — по щекам Дианы хлынули слезы. — Он не мог...
— Мог, милая. Мог.
4. Страшная правда
На следующий день Игорь ждал дочь у подъезда. Точно в назначенное время, как и подобает деловому человеку. В руках он держал нелепый в этой хмурой серости букет ярко-желтых роз.
Майя и Диана вышли вместе. Майя — прямая как натянутая струна, с лицом, похожим на каменную маску. Диана шла за ней, как тень, пряча опухшие от слез глаза за длинной челкой.
— Готова, принцесса? — лучезарно улыбнулся Игорь, протягивая Диане цветы.
Девушка отшатнулась от них, как от огня.
— Куда ты собрался ехать с моей дочкой? — гаркнула Майя, делая шаг вперед и заслоняя собой Диану. Ее голос звенел от еле сдерживаемой ярости.
Улыбка сползла с его лица так быстро, словно ее стерли ластиком. Букет в его руке дрогнул и поник.
— Майя… ты о чем? Я же говорил ей, просто обследование…
— Хватит врать! — ее голос сорвался на крик. — Я все слышала! Про твою Олю! Про твоего Сережу! Про то, что Диана должна «подойти»! Для чего она должна подойти, Игорь?! Отвечай!
Он побледнел, его взгляд отчаянно метался от ледяного лица Майи к рыдающей фигуре Дианы.
— Я… я хотел рассказать! Честно! — залепетал он, делая шаг к ним. — Я просто боялся вас напугать!
— Напугать?! — выплюнула Майя. — Ты не боялся врать ей в лицо неделями! Ты не боялся покупать ее расположение подарками! Ты пришел сюда не как отец! Ты пришел как торговец!
— У моего сына… у твоего брата… лейкемия, — выдавил он, глядя на Диану с отчаянной мольбой. — Ему срочно нужна пересадка костного мозга. Мы с Олей не подходим. Врачи сказали, что родные брат или сестра — это почти стопроцентный шанс на совпадение. Гораздо выше, чем у других родственников. Ты… ты наш единственный шанс, Диана!
— Значит, вспомнил, что у тебя есть дочь, только когда понадобились ее клетки? — прошипела Майя. — Она для тебя не ребенок, а набор запчастей! Биологический материал! Ты не дочь в ней увидел, а донора!
— Но это же шанс спасти жизнь! Его жизнь! — он почти кричал, размахивая руками. — Он умирает! Неужели ты не понимаешь?! Она же его сестра, она должна помочь! Она должна понять!
Диана, молчавшая все это время, медленно подняла голову. Ее лицо было мокрым от слез, но во взгляде читалась горькая, взрослая мудрость.
— Сестра? — тихо, с надрывом спросила она. Ее голос был едва слышен. — Я стала сестрой только вчера?
Она обвела взглядом его дорогое пальто, его машину, его лицо, искаженное страхом.
— Телефон, который ты мне подарил... кроссовки... походы в кино... — каждое слово давалось ей с трудом. — Это все была плата? Аванс… за мой костный мозг?
Это был удар, от которого он не смог оправиться.
— Диана, нет… я…
— Ты бросил меня, когда я обожала качели и не расставалась с зайцем, — ее голос окреп. — Ты не платил алименты, когда мама штопала мои колготки. Ты не позвонил ни разу на день рождения. А теперь я тебе что-то должна?
Он замолчал, опустив голову. Букет выпал из его ослабевшей руки, и желтые розы рассыпались по мокрому асфальту яркими, лживыми пятнами. Вся его напускная уверенность испарилась. Перед ними стоял не успешный бизнесмен, а жалкий, испуганный человек, загнанный в угол собственной ложью.
5. Чужая боль и тяжелое решение
Они развернулись и пошли прочь, оставив его стоять посреди разбросанных роз. Они не оглянулись. Спина Майи была прямой, как стальной стержень, а Диана вцепилась в ее руку так, словно это был единственный якорь в бушующем море.
Весь вечер они проплакали в обнимку на стареньком диване в гостиной. Сначала это были горькие, яростные слезы Дианы, кричавшей в подушку: «Как он мог? Как?!»
Потом — тихие, тяжелые слезы Майи, которая гладила дочь по волосам и оплакивала не свое разбитое прошлое, а ее растоптанное настоящее. Это была не просто боль предательства — это было удушающее чувство, будто их обеих использовали, оценили и выставили счет.
Когда в комнате стало совсем темно и только фонарь за окном бросал тусклый свет на их фигуры, Диана вдруг затихла. Она долго молчала, а потом тихо, почти шепотом, произнесла:
— Мам... А тот мальчик... Сережа... он же не виноват, правда?
Майя замерла. Она посмотрела на свою девочку и поняла, что перед ней сидела взрослая женщина, способная даже в своей невыносимой боли думать о чужой. В ней не было отцовского эгоизма, который требовал жертв. В ней была мамина сила, которая умела жертвовать.
— Нет, родная, — прошептала Майя, сглотнув ком в горле. — Он не виноват.
Они долго сидели в тишине. Это уже не было отчаяние. Это было принятие решения.
Через день Диана взяла свой телефон — тот самый, подаренный им. Она нашла контакт, который теперь вызывал у нее тошноту, и напечатала сообщение. Каждое слово давалось с трудом, но она знала, что должна это сделать.
«Я сдам анализы на совместимость. Я сделаю это не для тебя. Я сделаю это для мальчика, который ни в чем не виноват. Это будет мой единственный и последний подарок твоей семье. После этого ты исчезнешь из моей жизни навсегда. Не звони. Не пиши. Не ищи встреч. У меня есть только один родитель — моя мама. И так будет всегда».
Затем она нажала «отправить».
В тот день Диана повзрослела на целую жизнь. Она потеряла последнюю детскую иллюзию, но обрела горькую мудрость, которую нельзя прочитать в книгах. Теперь она понимала ту тихую печаль, что иногда появлялась в глазах матери, когда та думала, что на нее никто не смотрит.
Их связь стала глубже, спаянная не только любовью, но и общей, пережитой на двоих болью. Любовь, как оказалось, умела не только согревать, но и оставлять на сердце тонкие, незаживающие шрамы. И в этом тоже была ее правда.
Благодарим за прочтение рассказа, будем благодарны за лайк и ваши комментарии.