Когда я впервые заинтересовался тем, как устроены ядерные объекты Ирана, представил себе ряд секретных шахт посреди жаркой пустыни. Оказалось, всё гораздо сложнее и куда интереснее: под горами, у моря и даже рядом с древними городами спрятаны уникальные установки, на которые смотрит весь мир. Делиться тем, что узнал, без политики — только факты и личные выводы.
Почему мир следит за иранскими реакторами
Ядерная энергетика Ирана развивалась волнообразно ещё с 1970‑х. С тех пор страна подпадала под санкции, затем получала новые контракты и снова притормаживала. Интрига держится на трёх фактах: во‑первых, объекты частично скрыты под землёй; во‑вторых, Иран настаивает, что работает исключительно ради мирных целей; в‑третьих, инспекции МАГАТЭ регулярно находят поводы задать вопросы. Поэтому каждый реактор рассматривают сквозь лупу — и инженеры, и дипломаты, и любители технологий вроде меня.
Натанс — «подземный город» центрифуг
На карте Натанс выглядит как пустынная равнина, но под ней находится крупнейший центр по обогащению урана. Главный зал расположен на глубине около 50 метров и накрыт бетонной плитой толщиной в шесть метров. В нём стоят тысячи газовых центрифуг, которые гоняют гексафторид урана со скоростью до 1500 оборотов в секунду. Самое любопытное, что доступ к залу ведёт через длинный тоннель с раздвижными воротами авианкеров. Говорят, что внутри есть собственная пожарная служба и склад запчастей — будто отдельный маленький город.
Фордо — база под горой, куда не добирается свет
Фордо построили уже после того, как Натанс попал под пристальное внимание. Комплекс спрятан в толще известняковой горы неподалёку от города Кум. Бетонные своды и скальный купол должны выдержать даже самые мощные авиационные удары. Но инженеры пошли дальше: линии электропитания и вентиляции подведены через лабиринт шахт, а персонал перед сменой выключает любые устройства с камерой. Удивительно, но под скалой работают не только центрифуги, там есть лаборатория для материаловедения и собственный кинозал — чтобы сотрудники не теряли чувство времени.
Арак — тяжёлая вода и реактор, который «не должен» производить плутоний
Тяжёловодный реактор AR‑1 в городе Арак долго пугал аналитиков: по классической схеме такие установки дают плутоний, пригодный для оружия. В 2015‑м Иран согласился переделать проект: мощность снизили до 20 МВт, а конфигурацию привели к тому, что выход плутония стал минимальным. Теперь Арак позиционируют как исследовательскую площадку для производства изотопов, применяемых в медицине. Лично мне интересно, какие радиофармпрепараты они планируют выпускать — рынок уверен растёт.
Бушер — первый атомный киловатт у Персидского залива
Бушер‑1, построенный при участии российских инженеров, запустили в сеть в 2013‑м. Это водо‑водяной энергетический реактор мощностью 1000 МВт. Турбина гонит электричество в энергосистему на юге страны. Любопытная деталь: площадку рассчитали на сейсмику до 7 баллов по шкале Рихтера, что редкость для проектов 1980‑х. А ещё на берегу моря возвели искусственную дамбу, чтобы при штормах не заливало забор холодной воды. С 2023‑го идёт строительство Бушер‑2 и Бушер‑3 — уже по обновлённым стандартам.
Туркозабад — загадочный склад и коробки с серой пылью
В 2018‑м израильские источники заявили о складе ядерных материалов в районе Туркозабад. На месте нашли обычные ангары и аккуратно выкрашенные контейнеры. Но пробы почвы показали следы урановых частиц. Иран ответил, что это «промышленный склад». С тех пор локация стала туристической точкой для энтузиастов OSINT: на спутниковых снимках ищут любые перемещения контейнеров. Я пару раз заходил на публичные сервисы снимков — почти всегда вижу свежую белую кровлю, словно ангар только построили.
Безопасность: бетон, сталь и знаменитый «червь»
Станции защищены не только толщиной стен. В 2010‑м вирус Stuxnet вывел из строя примерно пятую часть центрифуг Натанс, манипулируя частотой их вращения. С тех пор на объектах появилась изолированная IT‑сеть без выхода в интернет, а инженерные терминалы хранятся в сейфах. Плюс киберучения проводятся чуть ли не ежемесячно. Мне рассказывали, что при попытке вставить неизвестную флешку контрольная панель буквально блокирует доступ и требует вызова офицера ИБ.
Инновации: от IR‑1 до IR‑9 за десять лет
Первые центрифуги IR‑1 копировали голландскую модель 1970‑х и давали 1 скд SWU в год. Сейчас внедряют IR‑6 и IR‑9: они быстрее втрое, а корпус из углеволокна выдерживает большее давление. Что интересно, часть роторов печатают на отечественных 3D‑принтерах из нитрида кремния. Это подтверждали инженеры в интервью англоязычным СМИ. Трудно не восхититься темпом: апгрейд шёл под санкциями, но линейку обновили почти полностью.
Ядерные объекты Ирана и медицина — неочевидная связка
Помимо энергосектора Иран развивает производство радиоизотопов: йода‑131 для щитовидки, молибдена‑99 для диагностики сердца. По оценкам Минздрава ИРИ, собственное производство сократило зависимость от импорта на 60 %. То есть пациенты получают препараты быстрее и дешевле. С другой стороны, реакторы работают с облучёнными таргетами, поэтому на площадках строят отдельные хранилища отходов категории B — их бетонируют и увозят в пустыню Кавир.
Мифы и факты: коротко
• Миф: все объекты секретны. Факт: большая часть площадок указана в публичных отчётах МАГАТЭ.
• Миф: под каждой горой реактор. Факт: подземных центров всего два.
• Миф: тяжёлая вода = бомба. Факт: модернизированный Арак не подходит для плутония оружейного качества.
• Миф: на станциях нет безопасности. Факт: после Stuxnet ввели трёхуровневую защиту IT.
Как МАГАТЭ «ходит в гости»
Инспекторы агентства приезжают внезапно лишь частично: график визитов согласован заранее, но конкретный день и час держат в тайне. На входе в тот же Натанс люди проходят дозиметрический контроль, сдают телефоны и получают бейджи, которые меняют цвет каждые 90 минут — чтобы невозможно было украсть и подделать. По залу инспекторов сопровождает дежурный инженер‑оператор, а каждый шаг фиксируется на камеры, не подключённые к внешним сетям. Образцы UF6 упаковывают в двойные контейнеры, опечатывают лазерной ниткой и отправляют в лаборатории Вены. Благодаря этой процедуре аналитики получают картину о степени обогащения буквально через 72 часа.
Экологический аспект: вода, воздух и пустыня
Тема влияния ядерных объектов на природу для меня не менее важна. Например, в Бушере циркуляционная система забирает морскую воду и охлаждает реактор, после чего возвращает её в залив на 7 °C теплее. Чтобы не перегреть экосистему, построили канал длиной три километра, по которому вода постепенно отдаёт тепло. На сухопутных площадках, вроде Фордо, воздух фильтруют через каскад HEPA‑систем и угольных ловушек: они собирают радиоаэрозоли до 0,1 микрон. А твёрдые отходы цементируют в бочки и отправляют в захоронение на глубину 70 метров в соляных пластах. Читал отчёт геологов: соль самозакупоривается, так что надёжность хранения оценивают на столетия.
Что беру себе из этой истории
История ядерных объектов Ирана напоминает, что технология — это всегда баланс между рисками и выгодой. Когда погружаешься в детали — от толщины бетона до микросхем в центрифуге — понимаешь: безопасность и развитие идут рука об руку.
Для себя я вынес две идеи. Первая — даже под санкциями и ограничениями можно двигать науку, если есть долгий горизонт и команда, которая верит в цель. Вторая — прозрачность и готовность пускать экспертов вовнутрь снимают половину страхов вокруг слова «атом».
А ты как относишься к ядерной энергетике: это шанс для технологического рывка или источник лишних рисков? Напиши своё мнение в комментариях — обсудим!