— Опять магазинное? — Артём бросил сумку возле двери и скривился, глядя на микроволновку, из которой доносился запах разогретых котлет.
Мария молча достала тарелку и поставила её на стол. Рабочий день вымотал её до головной боли, а мысль о плите вызывала лишь тихую злость.
— Я сегодня не успела, — устало сказала она, присаживаясь напротив. — На работе аврал. Сама только кофе пила, пропустила обед.
Артём пожал плечами, занимая место за столом с видом пострадавшего.
— Ну, ты же знала, что надо приготовить, — сказал он. — Время можно найти при желании. Да хоть заранее.
Мария смотрела, как он без особого аппетита ковыряет вилкой котлету. Под рёбрами разрасталась холодная, липкая обида. Они оба вернулись домой почти одновременно. Оба устали. Но только ей почему-то «надо было найти время».
Когда-то всё было по-другому. Год назад, ещё до свадьбы, они мечтали вместе: будем готовить вдвоём, убираться вместе под музыку, бегать по супермаркетам, выбирая посуду для своего дома. Смех, шутки, бесконечные разговоры на кухне — вот каким виделся их будущий быт.
Но реальность оказалась тяжелее и тоскливее.
Сначала Артём предлагал помощь: приносил продукты, убирал посуду. Потом начал уставать. Мол, сегодня задержался на работе, а завтра — встреча с друзьями. Потом помощь постепенно стала лишь стихийным приятным бонусом, а не обязанностью. А потом и вовсе исчезла.
— Я зарабатываю, — однажды буркнул он, когда Мария, измотанная, попросила его пропылесосить в комнате. — Ты тоже работаешь, конечно, но дом — это всё-таки женская зона ответственности. У нас в семье всегда так было. Да и зарплата у тебя ниже.
Тогда Мария промолчала, хотя под «ниже» подразумевалась разница в пять тысяч. Женщина верила, что пока всё кое-как держится, а потом как-то утрясётся. Что любовь важнее мелочей. Только вот мелочи день за днём забирали у неё силы.
Она вспомнила, как сама управлялась со шваброй по вечерам, пока Артём сидел в телефоне. Как после работы тащила тяжёлые сумки из супермаркета одна, потому что у мужа «завтра будет завал на работе». Как выходные превратились в марафон готовки и уборки, пока он играл в приставку с друзьями.
Сейчас Мария смотрела на него и чувствовала только бессильную усталость.
— Ты ведь сам говорил, что мы будем делить всё, — тихо напомнила она, стараясь сдержать раздражение. — Почему всё свелось к тому, что я работаю полный день и ещё дома пашу одна?
Артём отложил вилку и снова пожал плечами.
— Ну, слушай... У меня отец тоже никогда посуду не мыл. Это нормально. Мужчина деньги зарабатывает. Женщина за домом следит. Всё справедливо.
Мария горько усмехнулась. «Справедливо», значит. Как странно. Почему-то справедливость мужа всегда оборачивается тем, что он по вечерам расслабляется, а она открывает вторую смену.
В этот момент у Артёма зазвонил телефон. Он махнул рукой и поднялся.
— Это мама. Пойду, поговорю.
Она всё слышала. Сначала это было что-то обыденное: про погоду, про работу. А потом — возмущённые обрывки разговора.
— Да, мама, опять полуфабрикаты. Ну да, я ей говорил уже, что хозяйка из неё... ну такое.
Мария замерла на месте. Ей будто дали пощёчину.
Через несколько минут муж вернулся и небрежно бросил:
— Знаешь, тебе нужно больше стараться. Женщина должна поддерживать порядок в доме. Ты же знаешь, как это важно.
Она прекрасно понимала: это не его слова. В голове зашумело. Мария механически убирала тарелки в раковину и ловила себя на том, что её руки дрожат.
До этого момента она всё ещё пыталась верить, что они вместе, что все притирки временные. Но теперь что-то внутри неё щёлкнуло. Не от скандалов и не от криков. От холодного, безразличного осознания: она для него — домохозяйка, а не партнёр.
Мария медленно вытерла руки о полотенце, вздохнула и вдруг подумала: «Может, пора остановиться. Может, всё дело в том, что я одна держу на себе эти отношения».
— Артём, так дальше не пойдёт, — Мария стояла у раковины, не оборачиваясь. — Либо мы вместе вывозим быт, либо я увольняюсь и занимаюсь только хозяйством. Вот это будет справедливо.
Он сидел за столом, уткнувшись в телефон, и даже не поднял головы.
— Ты что, серьёзно? — Артём пренебрежительно хмыкнул. — На шею хочешь сесть?
Мария молча ссутулилась, будто под тяжестью всех обязанностей и «любви» мужа. Все силы, которые ещё оставались после рабочего дня, уходили на то, чтобы не закричать.
Когда-то, в глубоком детстве, Артём наблюдал, как его мать одна тащит дом на своих плечах. Отец приносил деньги, а всё остальное считалось «бабьим делом». Уборка, стирка, готовка, воспитание детей — всё это воспринималось как должное. И теперь он искренне считал, что именно так и должно быть.
Не должно. Мария начала задумываться о том, а зачем ей вообще нужны отношения, если она в них — рабыня.
На следующий вечер она купила готовый салат в супермаркете, сварила сосиски и макароны. Дело было уже не во времени и силах, а в нежелании вносить свой вклад в безразличную к ней семью. Артём, конечно, снова был недоволен. Теперь он сам позвонил матери. Мария слышала обрывки их разговора из кухни. Она тем временем протирала стол.
— Да ну её, мам, — жаловался муж. — Работать не хочет, готовить не хочет, убирается кое-как. Всё ей тяжело! У тебя ведь всё получалось. А она что? Да даже на диване устаёт!
Вскоре свекровь позвонила уже ей. Мария долго думала, поднимать ли трубку. В итоге всё-таки решилась.
— Маша, — начала она с ядовитым радушием в голосе, — ты не обижайся, но хочу тебе по-доброму сказать... Ты бы больше времени дому и мужу уделяла. Женщина ведь лицо семьи.
Мария медленно выпрямилась, ощущая, как ноет спина, и положила тряпку на стол.
— А ничего, что я работаю наравне с вашим сыном? — спросила она спокойно, но за этим спокойствием прятался лёд.
— Работа работой, а дом — это твоя обязанность. Везде так, и никто не умирает. Я вот всегда всё успевала. И мужу угодить, и в школе с детьми отзаниматься.
Мария сжала руки в кулаки, чтобы не сорваться. Она видела: свекровь искренне верит в свои слова и даже не допускает мысли о том, что может быть иначе.
— Может, в вашем времени это работало, — тихо ответила Мария. — Но сейчас 21 век. Мы оба работаем. И у меня это не хобби. Если я буду тянуть всё одна, у меня просто не останется ни сил, ни желания строить эту семью.
— Ой, все вы теперь такие умные... Только права качать умеете. Всё вам равенство подавай. А мужик — он как ребёнок. Его опекать надо, чтобы удержать. Или думаешь, что получше найдётся?
Последние слова прозвучали почти как угроза. Мария рефлекторно кивнула.
— Может, найдётся, — спокойно сказала она. — Может, нет. Только вот лучше быть одной, чем стать бесплатной домработницей.
Тамара Павловна хмыкнула так, будто услышала что-то возмутительное и смешное одновременно.
— Глупая ты, Маша. Ещё поймёшь всё, да поздно будет.
В Марии что-то надломилось. Этот разговор стал последней точкой. Она задумалась о разводе не на эмоциях, а потому что больше не видела смысла оставаться там, где её не слышат и не считают человеком.
Мария вышла в коридор, столкнулась с мужем и несколько секунд молча смотрела на него. Потом пошла в спальню, достала дорожную сумку из шкафа и начала складывать вещи без каких-либо комментариев.
Артём отправился следом и всё понял, но лишь нахмурился.
— Ты чего цирк устраиваешь? — раздражённо спросил он. — Из-за чего вообще?
Мария шумно выдохнула. Неужели он не понимает, что вся эта коалиция с мамой против неё уже переходит все рамки разумного?
— Из-за того, что я больше не могу. Я не могу, а ты не слышишь. Я человек, Артём, а не посудомойка. Но я тоже могу сломаться.
Когда вещи были собраны, она прошла в коридор, обулась и на секунду остановилась у двери.
— Я еду к родителям. Там меня хотя бы слышат, — тихо добавила женщина.
Артём остался стоять на месте, провожая её взглядом. Его привычный мир стремительно обваливался, но ему всё ещё казалось, что по поверхности лишь прошли лёгкие трещины.
У родителей Мария сидела на уютной, тёплой кухне, наблюдая за облачками пара от горячего чая. Мама молча подкладывала в тарелку пирожки, не задавая лишних вопросов. Только спустя полчаса осторожно спросила:
— Хочешь поделиться?
Мария кивнула и рассказала обо всём: про бесконечную работу по дому, про свекровь и про то, как постепенно её превращали в безликое приложение к мужу. Мать слушала молча, лишь поджимала губы, явно стараясь не перебивать. Хотя очень хотелось.
— У меня с твоим отцом было так же, — наконец сказала она. — Только я терпела дольше. Ждала, что сам поймёт. А потом уже поздно было. Обида съела всё хорошее. Ты правильно сделала, что ушла. Пускай теперь сам думает, пока между вами хоть что-то осталось. Если осталось.
— А если будет просить прощения? Как думаешь, стоит ли пытаться?
Мать задумчиво закусила нижнюю губу. В её случае всё завершилось разводом и вторым браком. Можно сказать, что это был хеппи-энд. Отчим быстро влился в семью: он нашёл общий язык с уже взрослой Машей, работал и хлопотал по дому. Даже сейчас он был занят делом, чинил кран в ванной.
— Смотри сама. Твой отец просил прощения, но поздно. Я тогда уже изменилась и возвращаться в старое болото не захотела. Люди редко меняются, пока не потеряют что-то важное. Можешь дать шанс, но не терпи.
Мария благодарно кивнула. Внутри что-то улеглось, разум прояснился. Её боль больше не казалась выдумкой, а усталость — капризом.
Теперь Артём возвращался с работы в пустоту. Обычный бардак, который раньше незаметно разгребала жена, теперь бросался в глаза. Пыль на полках, гора немытой посуды, набитое до отказа мусорное ведро. Вместо ужина — лапша быстрого приготовления и пельмени, которые наскучили уже через три дня.
На пятый день он нервно ходил из комнаты в комнату, но везде было пусто, темно и тихо. Никто не ждал. Никто не ворчал, что ужин остыл. Никто не спрашивал, как прошёл день.
Артём сел на край дивана, упёрся ладонями в колени и честно признал, что он остался один. Вдруг резко стало неважно, какие котлеты ему подают на ужин: домашние или магазинные. Даже закралась мысль о том, что, быть может, стоит пойти на уступки, чтобы не терять то самое чувство родного присутствия рядом.
Поздним вечером он набрал номер. Пальцы дрожали так, будто он не жену домой звал, а устраивал публичную исповедь.
— Маш... — хрипло позвал он. — Может, встретимся? Просто поговорим. Без обвинений и крика.
Мария долго молчала, но потом всё же решила дать шанс.
— Завтра. В парке, в шесть.
На следующий день они встретились на нейтральной территории, у тихой аллеи, где цвели поздние ромашки. Мария держалась спокойно, но настороженно. Артём выглядел растерянным и осунувшимся.
— Я думал... — начал он и запнулся. — Я думал, что всё потихоньку наладится. Что так и должно быть, что ты потом уйдёшь в декрет, а я работать буду. Но когда тебя не стало рядом, я понял: дом — это не чистый пол и не вкусный обед. Это ты. Я без тебя не хочу.
Мария не перебивала. Она позволяла мужу высказаться и взвешивала каждое его слово.
— Я хочу всё исправить, — он тяжело вздохнул. — Только не знаю, как это сделать.
Её сердце дрогнуло, но опыт подсказывал: красивые слова — это ещё не перемены. Главное — действия.
— Ладно, давай попробуем, — сказала она наконец. — Пропишем список обязанностей и распределим их. Но сразу предупреждаю: я больше не буду терпеть. Начнёшь отлынивать и перекладывать всё на меня — уйду. Это не истерика и не угроза. Просто мне проще быть одной, чем со взрослым мальчиком, которого нужно опекать.
Артём кивнул так торжественно, будто подписывал важный контракт.
Позднее вечером они вместе зашли на кухню. Теперь уже общую. Мария молча вытирала стол, Артём мыл посуду. Сейчас они просто делили быт, как когда-то хотели, прежде чем мечты захлебнулись в вязком болоте реальности и чьей-то лени.
И хотя это было лишь начало пути, Мария чувствовала: теперь у них действительно есть шанс, потому что они действуют вместе. Не с упрёками, а с уважением, которое растёт из маленьких каждодневных поступков.