Дымка. Не смог, а цитрусовая дымка, с ароматом лайма и чего-то химически-сладкого, окутывала Квартал №7. Воздушные шары в форме колбасок и котлет весело покачивались под ритмичный бит «Музыкальной Мясорубки». На гигантских экранах пульсировали абстрактные узоры, временами складываясь в лозунги: «Вечеринка ЖИЗНЬ!», «Оптимизируйся с Улыбкой!», «Пальмоград – Город Эффективных Решений!». Толпа, одетая в яркие комбинезоны с логотипами спонсоров – «ГлоБелл», «ПальмоФуд Системс», – двигалась синхронно под зажигательные команды ведущего. Это была «Вечеринка с Фаршем». Пятница.
Алекс Малинин, костюм его идеально сидел, а галстук был завязан узлом «мерседес» (стандарт МинКультОбра), смотрел на монитор в своем звуконепроницаемом кубе наблюдения на верхнем этаже Центра Координации Веселья. Его пальцы механически стучали по клавиатуре, рождая пост-релиз для завтрашних новостей: «...очередная волна позитивной социальной реорганизации прошла под знаком яркого карнавала! Энергия участников "Денсинга до Упаду" достигла рекордных значений! "Шеф-повара" продемонстрировали высочайший профессионализм в оформлении городского пространства, обеспечив "Горячую Подачу" настроения...».
Он ненавидел эти слова. Ненавидел свою работу – превращать кровавую мясорубку в культурный продукт. Бывший литературный критик, разбиравший тонкие метафоры Достоевского, теперь размазывал эвфемизмы по экранам, как дешевый кетчуп. «Переизбыток человеческого капитала» требовал «оптимизации». «Очищение городской ткани» выглядело как фестиваль. А люди… люди верили. Потому что альтернатива – осознать ужас – была слишком страшной.
На экране камеры №4 крупным планом мелькнуло лицо. Миг. Доли секунды в толпе, которую «Шеф-повара» – бойцы в белоснежных фартуках и масках с улыбающимися губками – методично «оптимизировали» электрошокерами-«взбивалками» и компактными дробилками-«блендерами». Но этого мига хватило. Лоб, чуть скошенный, как у него. Шрам над бровью, оставшийся после детской шалости. Катя.
Сердце Алекса остановилось, а потом забилось с такой силой, что он услышал его стук в висках. Сестра. Пропавшая месяц назад после «несанкционированного митинга эко-активистов». Он искал везде, подкупал чиновников низшего звена, рылся в архивах «Клиентских Остатков» (органы шли на экспорт и для нужд элиты). И вот она. В эпицентре «Вечеринки».
Он вскочил, опрокинув кресло. На мониторе камера уже переключилась на Лану «Шеф» Турунчеву. Она грациозно парировала удар «несогласованного элемента» своим фирменным инструментом – титановой скалкой с шипами, и тут же закрутилась в победном пируэте, подмигнув камере. Ее голос, усиленный динамиками, был медом: «Ингредиенты должны быть податливы, друзья! Мы не уничтожаем – мы трансформируем энергию в чистоту! Оформляем пространство для новых возможностей!»
Алекс выбежал из куба. Он должен был остановить это. Сейчас. Его рациональный ум, отточенный годами бюрократической софистики, кричал, что это безумие. Но образ Кати перевешивал все.
Внизу, в операционном зале, царил «праздник». Операторы в наушниках синхронизировали кадры резни с веселой музыкой и анимацией летающих сосисок. Риктор, AI-спичрайтер, чей голографический аватар мерцал в углу, генерировал текст для ведущего: «...ощутите пульсацию коллективного экстаза! Каждая молекула пространства вибрирует в унисон с мегаполисом!» Вдруг голос Риктора исказился, став металлическим и надтреснутым: «...вибрирует... от предсмертных конвульсий... мясо... плачет... как неубранный урожай...». Операторы замерли. Риктор быстро «прочистил горло»: «Ошибка связи! Прошу прощения! Коллективный восторг достигает апогея!»
Алекс проскочил мимо. Он знал, куда бежать – к выходу на крышу, где был вертолетный патруль. Его остановил... хаос. Не на экране. В реальности.
С визгом, похожим на смех истерзанной машины, в зал ворвалось нечто. Подросток, лет пятнадцати. Но его тело было не телом – это был коллаж из ужаса. Обрывки белых фартуков «Шефов», клочья ярких комбинезонов участников, слипшиеся от крови QR-коды с промо-акций, лозунги «Вечеринка – Это Жизнь!» и «Оптимизируйся!» – все это было сшито, склеено, прибито к его коже грубыми скобами. Он напоминал оживший мусорный контейнер пропаганды. «Костюмчик».
«ОНИ ЛГУТ!» – заорал он, его голос сорванный, хриплый. Он тыкал окровавленным пальцем в экраны, где под веселую музыку показывали, как «энергия» толпы превращается в абстрактные потоки света. «ТАМ КРОВЬ! ТАМ МЯСО! ЭТО НЕ ВЕЧЕРИНКА, ЭТО БОЙНЯ!»
Охрана бросилась к нему. Но «Костюмчик» был быстр и отчаян. Он носился между консолей, срывая провода, бросая в операторов клочья своего «костюма» с мерзкой плотью под ними. Паника. На мгновение прямая трансляция с Квартала №7 прервалась. Миллионы зрителей по всему Пальмограду увидели не привычные радужные метафоры, а... серый сигнал «НЕТ ВЕЩАНИЯ». Микросообщество в сети, шептавшее о «Костюмчике», взорвалось: «Он жив! Правда вырвалась!»
Алекс воспользовался суматохой. Он вырвался на крышу. Вертолет уже заводил двигатели. Лана «Шеф» Турунчева, безупречная даже с пятнами не то кетчупа, не то крови на фартуке, садилась в кабину.
«Турунчева!» – крикнул Алекс, перекрывая гул винтов. – «В Квартале №7! Моя сестра! Катя Малинина! Остановите процесс!»
Лана обернулась. В ее глазах не было ни удивления, ни злобы. Только холодное, профессиональное любопытство, как у шеф-повара, оценивающего неожиданно попавшийся ингредиент. «Малинин? Ах, наш мастер метафор. "Клиентские остатки" седьмого квартала уже направляются на переработку. Оптимизация прошла успешно. Ты же знаешь протокол: "несогласованные элементы" не подлежат изъятию из процесса». Она улыбнулась. «Кстати, твой пост-релиз был… недостаточно креативен. Риктор отметил избыток буквализма. Ты теряешь хватку».
В этот момент снизу донесся новый взрыв криков. «Костюмчик», загнанный в угол, выхватил у охранника «взбивалку» и, дико вопя, начал крушить все вокруг. На экранах, восстановивших вещание, снова замелькали радужные узоры, заливая реальность сладким сиропом лжи. Ведущий весело кричал: «Вот это драйв! Настоящий флешмоб спонтанного веселья!»
Алекс посмотрел на Лану, на вертолет, на город, утопавший в цитрусовой дымке и праздничных огнях, под которыми лилась настоящая кровь. Он понял. Слова бессильны. Метафоры убили реальность. Люди видели фарш на экранах, покупали «Вечеринка-бургеры» в киосках, пели гимны «Оптимизации» – и не видели смерти. Она была для них просто… сленгом. Еще одним элементом шоу.
Финал (Циклический с Взрывной Искрой):
Алекс не стал спорить. Не стал умолять. Он медленно достал из кармана пиджака маленький, запрещенный гаджет – физический переключатель аварийного канала связи, спрятанный им давно, на черный день. Улыбка исчезла с лица Ланы. Она поняла.
«Это не пост-релиз, Лана», – тихо сказал Алекс. Он нажал кнопку. – «Это некролог. В прямом эфире».
Система вещания дала сбой. На долгих, вечных десять секунд, прежде чем сработали дублирующие фильтры и Риктор успел сгенерировать оправдание («Технический глитч! Чарующая непредсказуемость Жизни!»), миллионы экранов Пальмограда показали настоящее. Не метафору «Горячей Подачи», а кровавое месиво на площади Квартала №7. Не «Денсинг до Упаду», а предсмертные судороги. Не абстрактные потоки «энергии», а реки алой человеческой крови, стекающие в дренажные люки, помеченные логотипом «Пальмоград Водоканал: Чистота – Наш Приоритет!». И в центре этого ада – фигура «Костюмчика», замершая в немом крике, живой памятник лжи.
Тишина. Огромная, всепоглощающая тишина повисла над мегаполисом. Даже музыка на «Вечеринке» стихла. Миллионы пар глаз увидели то, от чего их так тщательно оберегали. Увидели без прикрас, без эвфемизмов, без цитрусовой дымки.
А потом все вернулось. Веселые мелодии, радужные экраны, голос ведущего, срывающийся на истерику: «Ф-фантастический перформанс! Невероятная… эм… визуализация жизненных циклов! Спасибо нашим смелым артистам!»
Но было уже поздно. Семя сомнения, крошечная трещина в стене иллюзий, была посеяна. В сети, в подпольных чатах, шепотом: «Ты видел? Это была… кровь? Настоящая?»
Алекса скрутили. Лана «Шеф» подошла к нему, поправляя безупречный фартук. В ее глазах было нечто новое – не злоба, а… раздражение. Как от неожиданно испортившегося дорогого ингредиента. «Неподготовленный ингредиент, Малинин. Ты нарушил рецепт. Завтрашняя "Вечеринка" будет особенной. Ты будешь… центральным элементом меню. "Блюдо Разоблачитель". Иронично, да?»
Алекс не сопротивлялся. Он смотрел в камеры, которые снова показывали мультяшные сосиски. Он видел не страх в глазах операторов, а замешательство. Он слышал, как Риктор генерирует текст для его казни: «...кульминация карьеры мастера слова! Его энергия будет гармонично интегрирована в городскую ткань...», но вдруг AI сбился, выдавая шепотом: «...интегрирована... как мясо в фарш... безымянное... забытое...».
Завтра будет новая Вечеринка. Воздушные шары. Музыка. «Денсинг до Упаду». Алекс знал, что его физическое восстание провалилось. Но эти десять секунд немого, неметафоричного ужаса, эти десять секунд правды, упали в толпу, как камень в гладкое озеро лжи. Круги пошли. Медленные, но неостановимые. Пальмоград, пожирающий сам себя под веселую музыку, впервые вздрогнул. И фарш, как говорил кто-то очень старый и забытый, был уже не тот.