Ленинско-сталинская патологическая русофобия отвергала Русскую историю.
"Термин русская история есть контрреволюционный термин, одного издания с трехцветным флагом» (M. Н. Покровский). Первая Всесоюзная конференция историков-марксистов (28/ХІІ 1928—4/1 1929) окончательно отвергла название «русская история» и ввела в широкий оборот термин «история народов СССР» (см. СССР, История народов). МСЭ, том 7, стр. 427
В этой статье (части статьи) одно из порождений ленинско-сталинской русофобии сокрушается, что по итогам I-й конференции историков-марксистов, где был "сурово и беспощадно заклеймëн" (вставка моя) термин "русская история", ещё не заклеймены термины" русская литература" и "история русской литературы". Но, "большой учёный", тов. Сталин, "в языкознании познавший толк", конечно же, был не в курсе дела, занятый написанием любовной эпитафии Русскому народу.
Однако ленинско-сталинскому кублу было недостаточно, что Русский язык выхолощен "новой орфографией", став большевистским суржиком, ненависть к Русскому - в первую очередь, к Русскому языку - приобрела маниакальные формы, в стремлении окончательно искоренить Русский язык посредством латинизации Русской Азбуки.
Не оставляя попыток окончательно убить Русский язык большевистские последыши подготовливали ещё одну "реформу" Русского правописания через создание фонетического письма, повторяющего устную речь, с одним простым для запоминания правилом: "Как слышим, так и пишем". В 1963 году начинает свою работу Государственная орфографическая комиссия Академии наук(!), возглавляемая академиком(!) В. Виноградовым, а уже в следующем, 1964 году, были представлены "Предложения по усовершенствованию русской орфографии", с симптоматичными образчиками соответствующими заявленной реформе.
Реформа била по букве «ё», которую и так печатали только по большим праздникам. Отныне после «ж», «ш» и «ч» под ударением следовало писать «о». это означало появление таких слов, как «жолтый», «шолк», «чолка» и «жжот». Правда, последний глагол тогда еще не приобрел сленговой популярности. Твердый знак упразднялся окончательно. Вместо него в качестве разделительного знака надлежало использовать мягкий знак. Но и мягкому знаку не следовало спать спокойно. Его отменяли на конце слов после шипящих и жужжащих. «Колосись, рож! Трепещи, мыш! Шагай смелее, молодеж!»
После «ц» во всех случаях надлежало писать «и» вместо «ы». Эти самые циплята и огурци, как известно, вывели из себя даже мудрого Леонида Леонова.
Отменялись двойные согласные в словах, заимствованных из иностранных языков, но с исключениями. В тех случаях, когда в слове «явно слышится» долгий звук (например, «ванна»), правописание не менялось.
Наречия отныне нужно было писать только слитно, без исключений (не только привычное «напрямик», но и удивительное «заглаза»).
Вместо суффикса «енский» вводили «инский». Примеры? Пожалуйста. «Кладбищинский», «нищинский».
Школярам во все времена сложно было зубрить чередования корней. Их попытались упростить — правда, полностью избавиться от исключений не удавалось даже в проекте реформы. Но мы получили бы такие слова, как «ростение» и «загарать». Но это был самый недоработанный параграф проекта. Новые правила тоже предполагали кропотливую работу с «проверочными словами».
Слова «заяц», «брошюра», «парашют», «жюри» предлагалось писать, «как слышится», - через «е» и «у». А ведь действительно, откуда в зайце появилась эта «я»? Ни один академик не мог найти для этого существенных доводов, кроме ретроградского: «Так было и так будет».
Но критиковали реформаторов не только консерваторы. Сторонники тотального языкового упрощения упрекали комиссию в увлечении «полумерами». Не лучше ли упростить правила по «фонетическим» принципам — чтобы во всех случаях писалось, как слышится. Нечто похожее мы видим в родственном белорусском языке.