Алексей стоял у витрины старой московской комиссионки на Пятницкой. В тусклом отражении пыли и старых плакатов ему бросился в глаза странно окрашенный саксофон — глубокий, полуночный синий, переливающийся серебром при свете уличных фонарей. Приглядевшись, он заметил на металле затёртую, но всё еще читаемую гравировку: "Мария".
— Интересная штука, да? — откуда-то из-за стеллажа появился седой мужчина в вязаном свитере.
— А он... рабочий? — Алексей не сдержал лёгкой усмешки — инструмент выглядел как музейный экспонат.
— А как же, — продавец кивнул. — Да ещё какой! Это ж не просто саксофон, легенда прямо. Раньше принадлежал одному джазмену — местный был кумир, все бары собирал. Говорят, потерял саксофон в ночь, когда встретил любовь всей своей жизни… А после будто музыка его совсем изменилась.
Алексей хмыкнул: истории про "легендарные" инструменты он слышал не впервой, но что-то в этом саксофоне притягивало его. Возможно, этот цвет. А может, женское имя.
Алексей давно играл на саксофоне, с тех самых пор как учился в музыкальной школе. Но собственного инструмента у него никогда не было. Все эти годы он одалживал саксофон у своего друга Серёги — они вместе учились, потом разошлись по жизни, но инструмент так и остался у него "пока поиграть". Серёга не играл, а у Алексея просто не хватало денег на что-то приличное.
Когда он увидел этот синий саксофон, сердце ёкнуло: цена была для него подарком. Вдобавок, казалось, что этот инструмент сам его ждал — не просто вещь с историей, но штука, которая наконец могла стать его собственной, не чужой.
С этого вечера всё круто поменялось. Алексей начал брать заказы в маленьких московских клубах — ему нравилось выносить синий саксофон из чехла, слышать шорох удивления у стойки бара.
Отношения с девушками складывались тяжело — они приходили, слушали, но между ними и Алексеем всегда оставалась какая-то пустота. Одна журналистка, беглая, как апрельский дождь, улыбалась за бокалом, но уходила, ничего не спросив. С художницей они пару раз встретились, спорили о цвете музыки, но потом каждый раз спорили все больше и расходились — как будто их ритмы не совпадали.
Стоило Алексею попытаться сблизиться с девушками, словно невидимая стена вставала между ним и этими встречными людьми. То они не понимали его музыки, то он не узнавал себя в их взгляде.
Алексей начинал надеяться — и снова чувствовал себя чужим. В чьих-то глазах видел восхищение, а в сердце — пустоту. Любые попытки сближения превращались в разочарование. Иногда казалось, что так и будет тянуть свою мелодию в одиночку, вечный странник.
Однажды тёплым весенним вечером клуб был полон — по залу плыл густой дым, свет отсвечивал на лакированном саксофоне. В самом конце выступления Алексей заметил в зале пожилую женщину. Она сидела у самого выхода, но не уходила после аплодисментов.
Когда народ разошёлся, она подошла.
— Простите… — её голос был удивительно твёрдым, — можно посмотреть инструмент?
Алексей осторожно передал ей саксофон. Женщина провела пальцами по гравировке, долго молчала.
— Его звали Виктор, — наконец проговорила она. — Он играл для меня. Для "Марии". Так меня зовут, — она тихо улыбнулась. — Он потерял саксофон, когда мы поссорились, а потом мы снова встретились, когда я его простила. Мы прожили сорок лет вместе, а музыку он так и не бросил. Только стал грустнее играть — будто всё время прощался.
Алексей слушал, не перебивая. Самое главное, наверное, всегда происходило в этой тени между встречей и расставанием.
— Мне казалось, что музыка важнее любви, а оказалось — музыка и есть любовь, — закончила Мария.
На следующее утро Алексей не смог спокойно спать. Его будто разорвало изнутри — он стал играть, как дышать. Тема, которую он написал, не была похожа на его прежние вещи: в ней было больше тишины, чем нот, больше пауз, чем звуков — как в разговоре между двумя старыми влюблёнными.
Через неделю запись случайно попала на музыкальный канал в Telegram — друзья сбросили. Потом начались сообщения: "Это про меня", "Я не мог удержаться — плакал". Саксофон звучал и в колонках, и где-то в сердце у людей, которых он даже не знал.
На один из концертов к нему подошла новая девушка — в джинсовке, с серьгой в ухе:
— Я Катя, музыкант и продюсер. Ты не против, если мы попробуем сделать что-то вместе? Я давно ищу именно такой звук.
Алексей улыбнулся и посмотрел на синий саксофон — тот казался лёгким и родным.
С Катей всё пошло совсем иначе. Не было страха оказаться не тем или быть непонятым, наоборот — в перерывах между репетициями смеялись, разговаривали ночами, постепенно сливая отдельные ноты в настоящую партитуру двоих. Оказалось, счастье — это когда ты не играешь роль, не ищешь одобрения, просто играешь свою музыку, и рядом кто-то слышит каждую паузу.
Совместная работа с Катей была не про бизнес — в паузах между нотами вдруг появилось то, что раньше казалось недостижимым. Спокойствие, простота — и тихая, уверенная радость.
Любовь вошла в его жизнь неожиданно, как чистый свет в глухую репетиционную — сначала робко, потом всё ярче. Ощущения музыки на кончиках пальцев и сладкое волнение внутри. Кажется, что вдох — уже мелодия, а сердце отбивает такт новым чувствам. Он давно играл на саксофоне, но впервые заметил: его звук стал другим. Легче, теплее. Всё по-настоящему с того момента, как…
Раньше он играл механически: ноты, упражнения, сцена. Теперь каждая репетиция — шанс пережить, выдохнуть то, что захлёстывало изнутри.
Особенно по вечерам, когда весь город будто становится твоим слушателем, а мысли о ней соединяются с музыкой. Саксофон словно договаривает то, чего не хватает моим словам.
Так он понял: иногда, чтобы встретить свою "Марию", нужно перестать искать — и просто честно играть свою мелодию в этом большом городе.
PS. Связана ли любовь с музыкой? был ли у вас "музыкальный" роман?
Читайте также рассказ из серии "Судьбоносная встреча"