Пролог. Льды Невы и зеркала Зимнего
Вечер медленно опускался на белокаменный Петербург, окутывая Зимний дворец фиолетовой дымкой. Между массивных колонн пробегали придворные, перешёптываясь, сжимая в руках письма, веера и перчатки. Казалось, что вот-вот сойдутся на тайную дуэль чьи-то тени, а сама история застынет, чтобы услышать очередную интригу.
Тепло кабинета Екатерины Второй и холод февральской вьюги за окном. Между ними величественная, противоречивая, жесткая и обаятельная женщина, великая манипуляторша человеческих судеб. Она знала: если хочешь править бесконечно бурной рекой людей, надо ловко разделять их берега.
Дворец на изломе страстей
О, как шелестели шелка на мраморных лестницах! Скрипели половицы, ворчали старушки в углах, а сквозняки приносили запах свечей и тоски. Никогда ещё в русском мире не было столько загадочного света и опасных теней, сколько в эти годы правления Екатерины II — императрицы, что подчинила себе не только трон, но и сердца подданных.
— Всё в этой жизни — игра! — любила цитировать Екатерина, щурясь над шахматами. Её доска была огромна: здесь пешки становились королевами, а ладьи — разбивались о собственные амбиции.
Что значил принцип «разделяй и властвуй» для Екатерины? Не только управление государством, но и управление толпами безвольных завистников, честолюбивых фаворитов, блестящих и опасных соперниц.
В её руках этот принцип был острым кинжалом и невидимой сетью. Екатерина разделяла, чтобы потом объединить снова — но уже под своей волей.
**Из её письма князю Потёмкину:**
"...я научилась распределять симпатии сызмальства, ибо никто не опасен, коль у него есть достойный соперник и общая забота..."
При дворе Екатерины каждый был актером, каждый носил маску.
—Григорий, — с лёгкой усмешкой обратилась императрица к Потёмкину, — коль есть при дворе двое любимцев, пусть спорят за моё расположение. Но лишь тот, кто умеет делить славу, станет по-настоящему великим.
Слова эти обронены были будто бы между делом, но в комнате сразу стало тесно от амбиций.
Любовь Екатерины к Орлову прошла через огонь дворцового переворота, но, вознесённый ей, он вдруг ощутил — появляется другой, во многом ему равный: Потёмкин.
— Скажи честно, Орлов, — роняя на стол игральную карту, сказал Потёмкин как-то раз, — ты ведь думаешь, что Екатерина любит только одного?
— Любит всех, кого может использовать, — бросил Орлов, сжав кулак.
Императрица внимательно наблюдала. Она была художницей людских страстей — иногда достаточно было улыбки, чтобы жарко поссорить и тут же помирить своих возлюбленных на новый лад.
Екатерина Дашкова и фрейлины
Молодая княгиня Дашкова рвалась к свету и власти, умела остроумно спорить, не боялась дерзко вступать в переписку с самой императрицей.
- Я ведь вижу — вы так похожи, что непременно рассоритесь, коли сидеть будете слишком близко", — сказала как-то Екатерина на придворном ужине, осторожно перемещая Дашкову подальше от влиятельной графини Брус.
Начиналась вежливая, почти театральная дуэль. Каждый её ход взвешивался, каждое слово было на вес золота.
Екатерина постоянно следила за тем, чтобы никто не обрёл нераздельной власти над ней и придворными. Если фаворит становился слишком влиятелен — появлялся новый объект милостей.
Во времена, когда Орлов терял влияние, Потёмкин появлялся на балу с новой лентой ордена. Когда Дашкова собирала вокруг себя кружок просвещённых друзей, Екатерина приглашала к себе новых собеседниц — молодых, остроумных, дерзких, ещё не обожжённых политическим солнцем.
***
Ночь. Балкон Зимнего дворца, едва слышно доносится музыка из окон.
— Я устал от вечных шепотов, — шепчет Орлов Потёмкину. — Здесь ни один не смеет говорить искренне...
Потёмкин усмехается:
— Сила императрицы — создавать этот шёпот. Стоит нам замолчать, она найдёт новые голоса. Ты, Гриша, привык быть львом при львице, а я — умею быть её тенью.
В это время в окне мелькает свет — Екатерина наблюдает: кто первый не выдержит, кто примчится за лаской, а кто напротив — отдалится, чтобы снова возгореться в её воображении.
Любезная Дашкова, — писала Екатерина, — искренне ценю вашу остроту, но помните: при дворе каждая искра может быть превращена в пламя. Берегите язык и чувства, иначе мне придется найти вам достойную соперницу — а это скука для меня и опасность для вас...
Записка, написанная столь небрежно, словно между строк лаконично читалось: "Я за вами наблюдаю, не вздумайте меня предать".
Интриги как движущая сила. Екатерина — дирижёр
Императрица создавала особую дипломатию ревности, подозрений и альянсов, искусно, как древний стратег, вплетая в башни и залы аромат потаённой ненависти и сладкой дружбы пополам.
Как-то за ужином Екатерина пожаловалась министру:
— Вы замечали, Бецкой, что слишком согласная комната — признак скуки? А скука — мать заговора. Лучше пусть спорят — тогда и мне работа есть, и им забавы.
Единственное, чего боялись при дворе, — стать неинтересным для неё. Это было хуже изгнания. Екатерина театрально ссорила пылких, чтобы они не стали опасны её трону. В это время она укрепляла влияние, срывая с лиц маски, насмехаясь над амбициями, словно художник, подправляющий мазки на чужом портрете.
Победителей её политических игр ждала слава и короткое счастье у трона; проигравших — отъезд-проклятие, разочарования и вечная тень старых обид.
Потёмкин, обретший величие, знал цену одиночеству в роскоши. Орлов, отправленный подальше, спивался от неразделённой страсти и зависти. Дашкова же, несмотря на блестящее умение держать удар, осталась не совсем в своей игре, где правила всегда диктовала другая женщина.
— Я каждому подобрала врага, и именно в этом — мой дар", — писала Екатерина во второй тетради мемуаров. — Когда у каждого есть противник, у меня не бывает врагов, только инструменты…
Пусть спорят — значит, живы
Бал всё ещё длился. Сквозняки вели свою свою игру, занавеси колыхались, тени сливались и шептались:
"Не старайтесь стать её единственным другом — кто был единственным, тот всегда первый теряет голову."
На этом фоне Екатерина вырастала до легенды: умнейшая женщина XVIII века, умеющая видеть судьбы так, как портной видит ткань — что можно разделить, чтобы потом ловко сшить обратно.
В бешеной круговерти властей, интриг и зависти, где каждый был пешкой и, возможно, будущей королевой, Екатерина непостижимым образом превращала своих оппонентов в союзников, а затем снова стравливала их между собой. Отражения этих механизмов по сей день можно найти в любой власти, в любом офисе, где борьба за влияния требует постоянного поиска баланса.
Постскриптум. Последний ход великой шахматистки
В одном из писем Екатерина небрежно бросила:
"Только слабый правитель строит монолит. По-настоящему сильный — играет в хрупкое равновесие."
И в этом — весь смысл её долгого, удивительно успешного царствования. Она не врала, когда улыбалась любимцам. Она просто знала: если все заняты борьбой за внимание — они никогда не объединятся против неё.
Вечный бал не окончен. Свет в окне Зимнего ещё горит.