Фильм «Жизнь Чака» (The Life of Chuck), снятый по одноимённой повести Стивена Кинга, стал, пожалуй, одной из самых нетипичных экранизаций автора, чье имя по умолчанию ассоциируется с кровавыми кошмарами, зловещими тварями и тенями прошлого, обитающими в шкафах и подвалах. Здесь же – ни монстров, ни ужасов в привычном смысле. Только человек, его жизнь и смерть. И удивительно личная, почти камерная история о прощании.
Фильм, как и книга, начинается с конца. Мир рушится – сначала буквально: исчезает интернет, электричество, с неба падают спутники. А затем – метафизически. Люди, словно подхваченные волной странной безнадёжности, начинают исчезать, умирать, сдаваться. Апокалипсис здесь тихий, нестерпимо печальный, но, как ни странно, красивый. И на его фоне – город, в котором появляются загадочные билборды: «Чарльз Кранц. 39 прекрасных лет! Спасибо, Чак!»
Чак – это и есть сердце фильма. Его жизнь, поданная в обратном хронологическом порядке, становится рассказом о человеке, которого никто особенно не знал, но который был частью каждого. В школьном классе, в семейной гостиной, на больничной койке, в воспоминаниях. Этот подход напоминает о «Бенджамине Баттоне» или даже «Вечном сиянии чистого разума» – исторях, где важен не столько сюжет, сколько ощущение. «Жизнь Чака» разворачивается, как альбом с выцветшими фотографиями, листаемый в обратную сторону. Мы видим, как человек умирает, потом – как живёт, потом – как мечтает. Сцена за сценой, акт за актом, фильм собирает мозаичный портрет мужчины, который вроде бы не спасал мир, не творил великих дел, но стал чьим-то центром вселенной.
Сколь непривычен зрителю такой Стивен Кинг, столь же удивительна и режиссура Майка Флэнагана («Призрак дома на холме», «Полуночная месса», «Доктор Сон»). Здесь она удивительно мягкая, лишенная саспенса. В ней много воздуха, воспоминаний, взгляда на то, что кажется простым: на прощание с любимыми, на детскую улыбку, на шорох старой пластинки в пустом доме. Режиссер словно сознательно отказывается от эффектов – и вместо них предлагает эмоции. Он работает с пустотой, тишиной, дрожью между словами, и не боится пауз. Наоборот, в этих паузах – и главная музыка, и главная боль.
Вопреки маркетинговой кампании, Том Хиддлстон появляется на экране всего на тридцать минут из двух возможных часов. Его Чак – больше символ, идея, чем полноценный экранный герой. Он проявляется сквозь чужую память, утраты и моменты счастья. Те, кто шел в кино ради него одного, могут почувствовать себя обманутыми. Но для тех, кто готов просто слушать историю без громких лиц и драматургических выкрутасов, – это находка.
Сложно назвать этот фильм «сюжетным» – у него нет чёткой структуры, кульминации, развязки в привычном понимании. Он скорее напоминает прощальное письмо, написанное дрожащей рукой. Или, может быть, сон, в котором прошлое и будущее сплетаются в один единственный день. «Жизнь Чака» – это фильм не про смерть, а про то, как мы живём, зная, что умрём. Как оставляем после себя отпечатки – в чужих жестах, в чьих-то воспоминаниях, в мелких добрых делах. И как иногда даже тихая, незаметная жизнь оказывается достойной благодарности.
Кинга редко читают, чтобы поплакать. Но, посмотрев этот фильм, понимаешь: даже мастер ужасов умеет быть нежным. Только делает это по-своему – через трещины в реальности, через трещины в сердце.