...Продолжение, предыдущая часть здесь: https://dzen.ru/a/aEw-_GOmEkUkgsZn
Эпизод №21
Я нашёл её не по следу, не по уличным камерам, не по показаниям свидетелей. Нашёл по запаху — как пес, который слишком долго был в одиночке, чтобы не знать, где его стая. Она была в мотеле у самой границы. Табличка «VACANCY» горела тускло, будто даже не пыталась кого-то заманить. Стены — облезлые. Двери — скрипели. Всё как в кино, которое давно никто не смотрит. Но там она была. Стелла.
Я постучал три раза. Пауза. Потом звук шагов. Дверь приоткрылась.
— Ты один? — голос был такой же, как в первый раз, когда она вошла в мой офис: ровный, как лезвие.
— Всегда, — ответил я.
Она открыла шире. Внутри — тишина и запах дешёвого дезинфектанта. У окна сидел Буч. Всё такой же громила, только теперь с бинтом на правой руке и пистолетом на столе. Он кивнул.
— Ты запоздал на пару дней, — сказал он. — Но лучше поздно, чем никогда.
Я прошёл внутрь. Закрыл дверь. Стелла села на кровать, скрестила ноги. На столике — сумка. Внутри, я знал, были бумаги, которые мы искали все эти недели.
— Значит, ты всё-таки решила, — сказал я.
— Я не решала. Просто больше некуда идти.
— А Европа?
— Это не «куда». Это — «откуда».
Я посмотрел на неё внимательно. Лицо бледное. Под глазами — тень бессонных ночей. Но глаза горели. Она была на грани, но ещё не упала.
— У меня всё готово, — сказал я. — Паспорт. Билет. Имя — Лена Мартино. Гражданка Испании, родом из Севильи. В багаже — ничего, кроме памяти.
Она усмехнулась.
— Подходит.
— А бумаги?
Она взяла сумку, вытащила папку. Толстая, с завязками. На обложке — только инициал «R».
— Здесь всё. Оригиналы. Подписи. Переводы. Электронные письма. Доказательства, что фонд «Свет надежды» — просто воронка. А Элджин, Мартин, Дрейк — всё это была схема. Наркота. Отмывка. Политика. Даже «убийство» Элджина — часть плана. Он жив. И я знаю, где он.
Я взял папку. Открыл. Первые строки уже говорили всё. Мимо такого прокурор не пройдёт. А журналист продаст душу, чтобы это получить.
— Ты уверена, что хочешь уехать? — спросил я.
Она кивнула.
— Да. Здесь мне нечего делать. Я не хочу быть символом. Я просто хочу быть живой.
— А Буч?
Он пожал плечами.
— Я её прикрою. До посадки. Потом исчезну. У меня есть знакомые в Пуэрто-Рико. Там тепло. Там не стреляют.
Я улыбнулся.
— Там просто режут. Но всё же лучше.
Я встал. Протянул руку Стелле. Она встала. Обняла меня — быстро, крепко, по-настоящему.
— Спасибо, Вик. Ты не обязан был. Но ты сделал.
— Потому что однажды я не помог. И с тех пор стараюсь не повторять ошибок.
— Ты сделал больше, чем мог. Я никогда не забуду.
— И я.
Она ушла в ванную, чтобы собраться. Я остался с Бучем.
— Ты знал, что она вернётся? — спросил я.
— Я знал, что она не сдастся. А если вернётся — значит, была причина.
— А ты? Почему ты с ней?
Он пожал плечами. Пальцы сжимали зажигалку.
— Потому что однажды я избивал людей за деньги. Потом меня избивали. А теперь я просто хочу быть на стороне, где никто не врёт.
Через час они уехали. В аэропорт. Я остался в номере. Один. На столе — бурбон. В папке — правда.
И на двери — тишина.
Теперь оставалось только одно: дожить до утра и успеть передать документы, пока кто-то снова не решил, что правда — это лишнее.
Но в тот вечер я знал: она в безопасности.
И это было единственное, что ещё имело значение.
Если хочешь, я могу сразу перейти к Эпизоду №22 — с арестом Мартина и «самоубийством» Элджина.
Эпизод №22
В этом городе даже финалы пишутся карандашом. Потому что всё можно стереть, переписать, забыть. Но не в этот раз.
Я сидел в прокуренном офисе, в котором всё ещё пахло бурбоном, страхом и чьими-то не сбывшимися мечтами. На столе передо мной лежала папка — та самая, из рук Стеллы. В ней был не только компромат, но и пуленепробиваемый приговор для десятков человек, прятавшихся за мандатами, звёздами, золотыми ручками. Я должен был передать её в руки тем, кто не дрогнет. И не продастся.
Контакт у меня был — детектив окружной прокуратуры Дженис Лоуэлл. Единственный человек в системе, который ещё умел спать по ночам. Женщина лет сорока, без макияжа, с глазами, как у хирурга: видели всё, забыли больше, чем большинство знало.
Мы встретились на крыше заброшенного здания на 10-й улице. В четыре утра. Потому что в это время в городе не бывает случайных свидетелей. И даже пули звучат тише.
Я вручил ей папку. Она пролистала бегло — достаточно, чтобы понять, что это не подделка.
— Это всё? — спросила она.
— Это то, что дожило до нас. Остальное — в могиле.
— А ты?
— А я устал. И хочу, чтобы хоть кто-то оказался на скамье подсудимых, а не на кладбище.
Она кивнула. Ушла.
На следующий день город взорвался.
Первая новость: «Шеф полиции Хьюго Мартин арестован по обвинению в государственной измене, организации преступной сети и фальсификации доказательств». Прямой эфир. Камеры. Журналисты, как стервятники, кружили над броневиком, в который заталкивали Мартина. Он не сопротивлялся. Только смотрел в объектив, как будто знал, что уже не человек — символ. Сгнивший.
Вторая новость пришла вечером: «Бывший сенатор Элджин найден мёртвым в своём поместье. Причина смерти — выстрел в висок. Предположительно самоубийство».
Я не поверил. Не потому, что сомневался в его трусости. А потому что слишком хорошо знал, как играют те, кто умеет прятать трупы с улыбкой.
Я поехал туда — в особняк на холме. Всё было перекрыто. Полиция. Ленты. Репортёры. Я пробрался через задний двор. Знал, как. Знал, где.
Тело лежало в библиотеке. Выстрел — чистый, прямой. Пистолет в руке. На столе — записка: «Прошу прощения. За всё.»
Но пистолет был не его. И кровь была слишком аккуратной. Я подошёл ближе. Обратил внимание: ствол — холодный. Но пальцы — сухие. Без следов. Без гари.
Это не самоубийство.
Это точка.
Точка, которую кто-то поставил, чтобы мы закрыли книгу.
Но я не закрыл.
Я вернулся в город. В ту же ночь. Позвонил Эми.
— Элджина убили, — сказал я.
— Конечно.
— И ты знала?
— Я знала, что его не оставят в живых. Он знал слишком много. Он слишком долго жил.
— Кто?
— Тот, кто пришёл после него. Система не умирает. Она просто меняет маску.
— И ты с ними?
— Я — вне. Пока.
Мы повесили трубку. Без угроз. Без прощаний.
Утром я сидел в своём кабинете. Газеты вышли с заголовками: «Падение империи». «Смерть на вершине». «Молчание Элджина». Ни одного слова о правде. Только формулировки.
На подоконнике лежала фотография. Без конверта. Стелла и девочка. Солнечный берег. Новая жизнь.
На обороте — почерк: «Теперь мы просто живём. — С.»
Я посмотрел в окно. За стеклом — город. Тот же. Грязный. Шумный. Живой.
Но теперь я знал: кое-кто ушёл. Кое-кто сел. А кто-то — выжил.
И может быть, этого достаточно.
Пока.
Эпизод №23
Когда всё заканчивается, обычно остаётся пепел. Но в моём случае — остался только рапорт.
Я написал его в полутьме, сидя за тем же самым столом, где начиналось это безумие. Те же деревянные ножки, тот же вентилятор на потолке, те же пятна бурбона на столешнице — будто время решило притвориться, что ничего не было. Я написал рапорт не для полиции и не для прокуратуры. Я писал его для себя. Потому что иначе всё это останется только в голове, как дежурный кошмар.
В рапорте было просто: Стелла исчезла, как и обещал. Новый паспорт, билет, тишина. Никто не ищет. Никто не вспоминает. Всё ровно, чисто, тихо. Я дал ей это, и, наверное, это единственное, что я не хочу пожалеть.
Папка с документами ушла в прессу. На этот раз — туда, где слова что-то значат. Там сидели журналисты, которые знали, что такое правда, и понимали, что с ней не всегда удобно ужинать. Они не побоялись. И дали миру всё, что мы собирали с кровью и страхом.
Финансисты, политики, копы — те, кто не успел удрать, начали исчезать с радаров. Мартина взяли, как я и надеялся. А вот Малик…
Малик Дрейк испарился. Исчез из города, как дым из гильзы. Ни трупа, ни записки, ни даже слухов. Его не было ни в моргах, ни в тюрьмах, ни в отчётах. Только лёгкий страх в глазах тех, кто когда-то ему платил. Он был как осколок под кожей — не видно, но ноет.
А Эми?
Эми Линч сделала свой ход — перешла к следующему сенатору. Её фото появилось в колонке светской хроники: блестящее платье, высокий бокал, холодная улыбка. Умная. Быстрая. Живая. Она знала, когда выходить из игры — и знала, в какой войти. Я не винил. Каждый играет свою партию. Она — в своём стиле.
Я закрывал папку, когда дверь скрипнула.
— Райдер? — хриплый голос. Я поднял взгляд.
В дверях стоял Тони Стаффорд. Бывший коп. Бывший друг. Бывший почти всё.
— Что тебе? — спросил я.
Он вошёл, сел без приглашения. Поднял глаза.
— Я ухожу. Совсем. В Мэн. Есть там деревня — даже сотовая связь не ловит. Думаю, мне пора.
— Ты не пришёл за благословением, Тони.
— Нет. Я пришёл попрощаться.
— Тогда прощай.
Он встал, уже на пороге бросил:
— Ты не изменился. Это пугает.
— Я не для того здесь, чтобы меняться.
Он ушёл. Я остался.
Я зажёг сигарету, выдул дым в сторону жалюзи. Мир за окном был тот же. Только я знал — в нём стало меньше лжи. Хотя бы на одну папку.
На подоконнике лежала ещё одна открытка. Без марки. Без подписи. Но с тем самым почерком.
«Вик, если бы я осталась — всё было бы иначе. Но я не могу. Спасибо. — С.»
Я улыбнулся. Не широко. Но честно.
Иногда побеждают не те, кто стреляет первым. А те, кто доживает до конца.
И я всё ещё здесь. С бурбоном, с пулей в боку и с правдой в кармане.
Пока.
Если хочешь, я могу продолжить с эпизодом №24 — эпилогом этой истории, где Вик возвращается в офис, а всё вновь кажется прежним.
Эпизод №24
Я вернулся в офис, когда утро уже перешагнуло через полдень. Солнце било в окна лениво, с тем самым полубрезгливым выражением, с каким полицейский заглядывает в заброшенный бар после смены. Всё было на своих местах: вентилятор под потолком вращался как ни в чём не бывало, пыль вилась в солнечных лучах, как табачный дым, а мой стол... мой стол выглядел так, будто и не знал, через что мы прошли. Старая пишущая машинка. Пустой стакан. Бутылка виски, наполовину полная, наполовину не начатая — смотря с какой стороны смотреть.
Я снял плащ, повесил его на спинку кресла, сел и просто смотрел на стол. Всё закончилось. Или, по крайней мере, всё, что я мог закончить.
Стелла — в Европе. Там, где другие имена и другие улицы. Где её не ищут, и где никто не знает, что когда-то она была центром истории, которую пытались похоронить. Буч поехал с ней. Для защиты, для тишины, для своей второй жизни.
Мартин — в тюрьме. Хотя по слухам его держат в крыле, куда не допускают обычных зеков. Там, где держат тех, кто знает слишком много. Элджин... если и жив, то уже не человек. Маска. Тень. Архивный файл. Официально — пуля в висок. Записка. Конец. Неофициально — никто не смеет произносить его имя вслух.
Малик исчез. Пропал из улиц, из записей, из эфира. А может, он просто стал другим — в другом городе, под другим именем. Система, как змея: сбрасывает кожу, но остаётся всё той же тварью.
А я?
Я всё ещё сижу в этом офисе. Всё тот же стол. Всё тот же запах. Только на подоконнике лежит открытка. Тонкая, белая. Без марки. Без обратного адреса.
На ней — всего одна строка:
Спасибо, Вик. Надеюсь, мы больше не встретимся. Ст.
Я взял её, повертел в руках. Улыбнулся. Не широко, но честно. Она жива. Она далеко. Она помнит. А я… я всё ещё здесь.
Я налил себе виски. Выпил. Медленно. Без тостов. Без мыслей. Просто потому, что иногда быть героем — значит не победить. А просто дожить до утра.
На улице шумел город. Люди спешили. Кто-то ругался. Кто-то влюблялся. А я смотрел в окно, в то самое солнце, что лилось сквозь жалюзи, и знал — для кого-то всё только начинается.
А я... я заслужил передышку.
Конец.