Анатолий Дмитриев: Ваш дискурс между философией и искусством остаётся?
Валерий Савчук: Да, я достаточно много писал об искусстве, сам создавал работы, реализовывал проекты, делал кураторские проекты. Даже в одной из последних книг «Забор как равновесие сил» (2022), в которой приведен реализованный мной в галерее «Борей» проект «Забороустрашение». Вход в кафе был перекрыт забором, в которое можно было попасть только раздвинув доски и в образовавшуюся дыру попасть внутрь кафе. А на заборе писались надписи, объявления, лозунги.
Анатолий Дмитриев: Кстати говоря, вы могли бы назвать ваш любимый философский проект, задумку, авантюру?
Валерий Савчук: Философский проект? Вот трудно сказать. Знаете, я всегда, когда слушаю интервью с художником или режиссёром, слышу один и тот же ответ «Самый лучший фильм?» – «Самый лучший фильм – тот, который я снимаю сейчас. Самый лучший проект – тот, который я реализую в настоящее время. Потому что те уже были, а этот ещё новый, новее, и почему бы и так далее». То есть трудно сказать. Потому что каждый был по-своему интересен. Вот «Новая архаика» – это вылилось в громкое культурное явление. Потом интерес к искусству… Я почти два года вёл городской семинар «Интеллектуальная мысль и искусство» на «Пушкинской, 10», и там действительно был энтузиазм. Люди приходили каждый месяц, а то по два раза в месяц. Приходили известные художники, критики, издатели, в том числе и философы, но в меньшей степени. И обсуждение было такое очень интересное, и для себя… Ну как раз я писал книгу «Конверсия искусства» и решил, что это меня как-то так добавит. Но ни одной мысли я не почерпнул, зато получил гораздо больше: я проникся ощущением художника: «вот я хочу, я так вижу, я могу, я делаю». Вот это очень важный момент. И поэтому непоколебимость и уверенность в себе – это необходимые условия, собственно говоря, во-первых, отваги мысли, но и отваги художественного жеста. 90% художника – это человек, который обладает волей и доводит идеи до реализации. Знаю много талантливых людей, у которых есть сильные идеи, но они так и остаются идеями. Художник – это тот, кто реализует задуманное. Философ по аналогии – тот, кто продумывает мысль до конца, до предела, до превращения в свою противоположность. Когда все посылки уже исчерпаны – тогда ты доходишь до предела понимания мысли.
Анатолий Дмитриев: Валерий Владимирович, а тогда можем ли мы перейти к какой-нибудь формуле: что даёт философу в работе с искусством?
Валерий Савчук: С искусством? Для меня это не очень сложный вопрос. Просто философ сам по себе и для себя самого не интересен. Для преподавания философии есть преподаватели, которые излагают историко-философские тексты, поэтому они преподаватели. Философ в истории всегда с кем-то беседовал, с тем, кто был выразителем времени. В диалоге с ним рождалось ощущение полноты жизни. Сократ, который со всеми беседовал на агоре, Аристотель и Платон вели беседы с правителями, законодателями, в Средние века философы беседовали с теологами, становясь теологами: в латинской патристике это: Августин Блаженный, Григорий Великий, Тертуллиан, в византийской философии: Иоанн Златоуст, Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник, Иоанн Дамаскин, в схоластике: Фома Аквинский, Дунс Скот, Жан Буридан, Уильям Оккам. В Новое время философы стали вести диалог с учеными, становясь учеными: Декарт, Лейбниц, Фрэнсис Бэкон. Марксисты вели беседы с политиками, становясь идеологами и политиками. А уже к середине XX века интерес к учёным неумолимо утрачивается. И позитивистская методология науки ушла в прошлое. Для континентального философа интересен стал художник, который размышляет о нашем быстро меняющемся времени в произведениях, выражая свое понимание его в художественных образах. Философ допускает мысль художника и у художника. Обращаясь к конкретному произведению, конкретных авторов, философ изобретает язык, на котором можно говорить о подобного рода произведениях. Не вдруг в XX веке философы обратились к к конкретному произведения конкретного художник. а не к искусству как таковому, и кодифицируя свой интерес в рубрике «Философия искусства».
Но что может философ сказать про конкретное произведение? Он всегда проигрывает искусствоведу или критику, поскольку он не знает истории искусства, не знает истории высказываний в этой конкретной сфере. Так Хайдеггер, говоривший о том, что на картине Ван-Гога мы видим башмаки крестьянки: «Крестьянка носит башмаки, работая в поле. Вот только здесь они и оказываются тем, что они суть». Современники искусствоведы радовались оплошности философа. Какие башмаки крестьянки? Это башмаки самого Ван Гога, о чём он писал брату Тео в такое-то время и в такое-то место. И тем не менее, внимание к конкретному, в котором мыслитель видит всеобщее сильно изменило саму тональность диалога философа с художником. У Делёза, в книге «Кино», есть фраза о том, что нужно размышлять не о кино, а вместе с кино. То есть что кино само размышляет. Замечу, историко-философски образованный человек припомнит, что это скрытая цитата Хайдеггера, говорившего, что нужно размышлять не об Анаксимандре, Пармениде, Гераклите, а вместе с ними. То есть ставится под сомнение романтический образа художника, которым говорит культура, традиция, народ, а он лишь их проводник. Формируется новое представление образа художника, который мыслит, как философ, а философ, становясь художником, оперативно реагирует на изменения, происходящие в мире. В общем-то, диалог весьма и весьма продуктивный. И, кстати, русские философы Константин Леонтьев и Василий Розанов ставят художника выше философа: «Я по складу ума более живописец, чем диалектик, более художник, чем философ», а Василий Розанов: «мне много пришло на ум, чего раньше никому не приходило, в том числе и Ницше, и Леонтьеву» и далее: «Я боюсь ошибиться не в мысли (этого я именно не боюсь), но очень боюсь быть худым художником своей правильной мысли». Розанов убежден в верности своей мысли, главная же проблема найти художественную форму ее выражения, что Розанову, как показало время, удалось вполне.
Анатолий Дмитриев: И всё-таки, как вам кажется, способна ли философия нас спасти? (Перефразируя известное про искусство.)
Валерий Савчук: ХХ век отметился временем демифологизации. Пришло понимание, что миф не может быть разрушен аргументами, а только другим мифом. В этом ключе существующий мир о спасении мира искусством был развеян, поскольку искусство ничего радикально не меняет в мире, как бы не надеялись художники и философы. Да, бывает они «раскрывают глаза человечеству», «перевоспитывают его», «преображают жизнь отдельного человека», но в эволюции мира участвуют огромное количество других факторов, не менее, а порой и более важных для жизни. Можно сказать, что мораль спасет мир. Или свобода и равенство спасет мир. Так, известное библейское выражение «Не хлебом единым жив человек» традиционно толкуется в том смысле, что у человека есть нечто, что не сводится к удовлетворению витальных потребностей, человека делает человеком потребность в вере, надежде, любви, истине, состраданию. Но это выражение имеет не только переносный смысл, но и прямой: оно говорит о том, что без хлеба человек жив не будет.
Анатолий Дмитриев: Валерий Владимирович, а философия способна утешить?
Валерий Савчук: Да, философия, как и литература, поэзия, живопись, музыка могут выступить утешением. Но это не главная её задача. Философия прежде всего старается понять мир в уникальности своего времени и места (топоса). Это её миссия, а уж утешение или терапия – вторичные, хотя в конкретной ситуации могущие стать сверхважными для отдельного человека функции.
Анатолий Дмитриев: Спасибо. Да, я чувствую, что уже подмерзаем, и чувствую, что уже мысль немножко тяжелеет.
Валерий Савчук: Да, Северо-Западный топос диктует свой ритм беседы на свежем воздухе.
Анатолий Дмитриев: Может быть, тогда подытожим. Над какими сейчас проектами работаете? Что вас увлекает сегодня?
Валерий Савчук: Я никаким образом не удивлюсь, что сама по себе институция – философский музей – состоится в действительности. Не удивлюсь, если подобные музеи философии появятся потом и в других мегаполисах. Почему нет? Нужно только помнить, что идея музея родилась в нашем коллективе, обрела плоть и осмыслила его функции, а сам термин «Философский музей» принадлежит нашему художнику, мегапереговорщику и бизнесконсультанту Владимиру Бойкову – он автор термина. Мы с вами эту идею подхватили и развиваем. Я лично буду всеми силами отстаивать этот проект. Ещё одна идея – философские маршруты достойна всяческой поддержки и развития. Она многогранна. Она и дань памяти философам, жившим в нашем городе, своего рода философские экскурсии. Установка мемориальных табличек философов на домах, где они жили и работали, без китча, без излишеств — благое дело. Популярен туристический маршрут по Петербургу «по местам Достоевского». Полагаю, сделать, скажем, туристический маршрут «Петербург Розанова» – от одной квартиры, где он жил, до другой, по районам, где были написаны и изданы его книги. Или «Петербург Бердяева», «Петербург В.Соловьева». Упоминать философов Серебряного века, чьи судьбы связаны с нашим городом. Петербург вообще настолько богат такими адресами – слава Богу, дома стоят, их не снесли. Очень важно серьезно отнестись к тому наследию, что было, и как-то приобщиться к нему.
Анатолий Дмитриев: Спасибо, Валерий Владимирович, что уделили нам время. Очень интересный разговор получился.
Валерий Савчук: Спасибо и вам – за точные и острые вопросы.
Анатолий Дмитриев: Надеюсь, наш маршрут на этом не заканчивается.
Валерий Савчук: Да, я готов продолжать наш философский маршрут.
Анатолий Дмитриев: Прекрасно. Ещё раз спасибо!
