Глава Четвëртая. Крысы и совы
Империи. У каждой империи своя судьба и предназначение. И свой путь. Как у человека. От момента рождения и до последнего этапа в её истории. Будь то гибель или перерождение во что-то новое. Но что такое судьба отдельно взятого человека глазами империи? Мгновение. Пыль. Муравей под ботинком, которого никто даже не заметит.
Тело лежало на носилках прямо посреди тронного зала. Рядом с задумчивым видом стоял протосеваст Соларха Кириад Феоктент. Сам Соларх восседал на троне и, подперев голову, вопросительно смотрел на своего помощника.
— И для чего здесь «это»? — Поморщившись, наконец спросил правитель Эоссии.
Кириад скинул покрывало и показал небольшую ранку, как просто царапину, подмышкой.
— Солнцеликий, это тот самый раб, который подал тебе алтейский свиток. Мы долго его искали, думали сбежал, а он, оказывается, всё это время был совсем рядом. Нашли по запаху в подсобке, — Феоктент почесал переносицу, — я говорил с нихтиархонтом, по его словам, убить таким ударом способны только его лучшие силентиарии. И то таких мастеров кинжала всего несколько человек в империи. А рядом с телом нашли это. — Он с лëгким поклоном передал Соларху золотую монету с профилем алтейского императора.
Правитель повертел в пальцах монету, отметив царапину в виде полумесяца.
— Нас пытаются столкнуть лбами, — сказал он.
— Да, Солнцеликий, — согласился Кириад, — монета алтейская, эта царапина — символ агентуры Хузгарда, раб убит прямо во дворце под носом у стражи. Они подобрались слишком близко.
— Найди того, кто это сделал.
Феоктент склонил голову.
— И ещё, — побарабанил Соларх пальцами по подлокотнику трона, — кто убил этого... как там его... Магаласа? Алтейцы?
— Уверен, что нет, — возразил Кириад, — не их почерк. Возможно акция устрашения Хузгарда, но вряд ли. Магалас был нужен им. Через него шëл нелегальный поток рабов в обе стороны.
— Кто-то из наших? Тайный мститель?
— Нам убирать его тоже не выгодно — проще контролировать одного Магаласа, чем десяток отморозков, режущих друг друга. Месть — такой вариант рассматривается, но не как основной. Думаем, что просто их внутренние разборки.
— Разберись с этим. — Приказал повелитель, — мы должны гарантировать безопасность жителей Райского Сада. Это залог стабильности государства.
Кириад поклонился. Ему было плевать на криминальные разборки, но его, как и повелителя тревожило, что это всё произошло в элитном районе города и никто ничего не заметил, не видел, не слышал. Так нельзя. Так к кому угодно могут прийти в следующий раз. Этот случай требовал показательного ответа неповоротливой, но могучей машины империи.
Гибель же раба встревожила и лично его. Оказалось, что чужой убийца спокойно хозяйничает на их территории, в святая святых. Под следующим ударом может оказаться даже он сам.
Однако маховик войны уже запущен. И отыграть назад не получится. Ни у Эоссии, ни у Алтеи. Весь вопрос лишь в сроках. И ещё бóльший вопрос: кому это выгодно?
Подземные тоннели дышали сыростью и затхлостью. Где-то капала вода, где-то бежала ручейками прямо по чëрным стенам и сливалась в центре с нечистотами, мерно текущими в сторону руин. В дрожащем свете факела настороженно мелькали попискивающие серые тени потревоженных крыс.
Клюв шёл впереди. До боли сжимая острые грани своей заточки, так как боль головная отдавала раскалëнным металлом, с каждым шагом впиваясь глубоко в кости черепа. За ним ковыляла Тень, прижимая руку к кровоточащему боку. Её лицо, обычно бесстрастное, кривилось в гримасе страдания. Ласлава, следуя позади со связанными руками, ловила каждое её движение взглядом.
— Всё, привал, — тяжело рухнул на сырой пол Клюв.
Беспризорники растянулись вдоль стены, выбирая наиболее сухие места.
— Зачем я вам? — Тихо спросила Ласлава, — чтобы обменять меня на Рамира?
Боль будто взорвалась в голове. Клюв подскочил и с криком сильно ударил кулаком в стену.
— Будь он проклят! — Закричал он, — трус! Сбежал, когда нас убивали!
Ласлава вздрогнула от неожиданности. Беспризорники тревожно переглянулись. Забегали глазами в поисках убежища.
— Кто сбежал? — Не поняла лекарка, — откуда?
Твой Рамир сбежал, когда нас убивали! А потом, когда мы гнили в рабстве, расслаблялся на кораблях под охраной!
Озарение коснулось лица девушки.
— Вы из его рода? — Обрадовалась она, — он искал вас...
— Врëшь! — В бешенстве указал на неё заточкой Клюв, — ты всё врëшь!
— Нет, это правда, — смело возразила Ласлава, — мы нашли его едва живого. Из-за ранения он мог потерять руку, из-за потери крови и заражения, он еле выжил. Мама смогла вылечить его. Несколько дней он не приходил в себя, бредил, звал постоянно кого-то, то Силамира, то маму, то какого-то Стрижатку...
Детское имя, прозвище, уже давно забытое даже им самим, ударило кувалдой по ушам, проникнув вспышкой боли в глубины мозга и... мир стал белым.
— Клюв! Быстрее! — Выхватил из сумки флакон с обезболивающим Алхимик, но тот уже завалился на спину, забившись в судорогах. Изо рта обильно пошла пена.
— Поздно. Разбегаемся.
Но Клюв уже поднимался рваными нечеловеческими движениями. Склонил голову, по-птичьи разглядывая оставшуюся стоять перед ним Лаславу своим невидящим глазом. Видящий глаз подкатился и был почти закрыт веком. Девушка смотрела на него без страха, с жалостью. И, вдруг, она запела. Запела нежную и мелодичную колыбельную песню древичей. Точно такую же, как ей пела её мама в детстве. И сделала шаг к Клюву. Он замер, будто обомлев. Песня древичей оказалась очень похожей на песню степичей. Так пели и ему. Мама, после и старшая сестра Далила... К горлу подкатил ком...
Ласлава подошла совсем близко и протянула связанные руки к его изуродованному шрамами лицу. Стрижатка замер, как птенец в гнезде. Тепло от её рук обожгло кожу, проникая всё глубже и боль пятилась, съëживалась, и отступала, не в силах противиться этому теплу. Этому жару, изгоняющему боль, уже ставшую самоей сутью сущности Клюва.
Он вдохнул ароматный, свежий воздух родной степи, густо настоянный на травах. Впитавший в себя свет ласкового солнца и силу земли, и сделал шаг, отворив полог шатра. Дом. Мама готовит что-то вкусное у очага. Лепëшки. Она повернулась и улыбнулась ему.
— Заходи, сынок.
— Мама... — пролепетал он, как маленький, уткнувшись в её, пахнущие дымом, волосы, — мама...
Слëзы катились по щекам у обоих. И у Клюва, и у Лаславы. Беспризорники осторожно возвращались.
— Что?! Как... Как она?! — Едва не споткнулся Алхимик.
— Ложись, сынок, — распахнула постель из тëплых шкур мама и Стрижатка свернулся калачиком в уюте и безопасности.
Клюв заснул прямо на полу. Впервые без кошмаров, провалившись в крепкий, целебный сон.
— Как ты это сделала? — Спросила Тень.
— Он очень сильно ранен, — устало присела рядом Ласлава, — как и Рамир. И их раны не лечатся микстурами. Покажи мне свой бок.
— Не трожь. — Отшатнулась девушка.
— Умрëшь. И оставишь его без своей «тени».
Рана оказалась пустяковой. Просто царапина. Но кровоточила знатно.
Лекарка оторвала небольшой мешочек с травяным порошком, пришитым к подолу. Дунула им на рану и замотала тряпицей.
— Не будем тебя больше связывать, — благодарно отозвалась беспризорница.
— А где... Где Воробей? — Вдруг спросил Громила.
Действительно. Только сейчас группа заметила отсутствие самого маленького её участника.
— Получается, что его с нами и не было, — сказал Алхимик, — он остался там, на рынке.
— Он спас меня, — поднялась на ноги Тень, — я вернусь за ним. Встретимся в руинах.
— Погоди, — остановила её Ласлава, протянув небольшой высушенный корешок, — разжуй, если станет плохо. Или сохрани для Воробья.
Девушка кивнула и растворилась в темноте, как призрак.
Солнце уже клонилось к закату. Брунхиль стояла на палубе, прижимая к груди платочек Лаславы и с тревогой смотрела на густые клубы дыма над городом.
— Всё, пойду за ней, — заткнул боевой топор за пояс Русолав, — хватит ждать.
Толпа на набережной гудела, многие указывали на дым, поднимающийся чëрным столбом. Люди были на грани паники. Уже появились отряды когнатов, чтобы сохранить подобие порядка.
— Постой, — остановила Русолава Брунхиль, увидев две фигуры, направлявшиеся к их кораблю. Седовласый старик тяжело хромал и опирался одной рукой на посох, а второй на молодого, безусого ещё, воина, — это... это же Гарт и Эрик... — её глаза округлились от ужаса, а руки прижались к лицу. Она так и застыла, не в силах ни пошевелиться, ни сказать ни слова.
Русолав коршуном слетел по сходням и схватил молодого Эрика за грудки:
— Где она? — Медведем заорал он ему в лицо.
— Тихо, отец, — положил ему руку на плечо пожилой Гарт, — малец не виноват, он их чуть не изрубил и потом метался в пожаре искал, даже обгорел вон... Это я, старый дурень, не углядел... — Старик отвернулся, — я не смог. Старая развалина...
На глаза Эрика навернулись слëзы. Но не от страха, от разочарования.
— Нет, Гарт приложил их главаря так, что тот чуть к пращурам не отлетел. А вот я не смог... Если бы был чуть быстрее, чуть точнее и, если бы не тот крысëныш...
— Какой крысëныш? — Русолав отпустил молодого воина, но руки его заметно подрагивали, — что вообще произошло?
— Они полезли со всех сторон, как крысы, их было много...
— Всё произошло слишком быстро. Они спланировали заранее. Каждый знал, что делать...
— Да кто — они? Что случилось? — Уже заорал сотник.
Эрик опустил глаза.
— Дети, не дети, — сказал Гарт, хватаясь за поясницу и морщась от боли, — оборванцы какие-то. Они похитили нашу Лаславу.
— А вы на что?! — В ярости взревел Русолав, — вы — два воина не смогли справится с оборванцами?
Сзади подошла Брунхиль, погладила его по могучим плечам, успокаивая, и повернулась к Эрику:
— Покажи руку, — тот показал обширный ожог, — болит?
— Не важно, — ответил воин, — я найду этих крыс. Это дело чести! — Сквозь стиснутые зубы процедил он.
— Гарт, пойдëм на корабль, я осмотрю тебя, — бледная лекарка поднырнула под левую руку старика и, хоть её саму трясло, она включилась в привычную для себя работу, — мне не нравится, как ты выглядишь.
Русолав с Эриком также поднялись на палубу. Из трюма выглянул Рамир с мучительно-вопросительным выражением лица. Он также извëлся в ожидании. Из-за его плеча показался Корвин, который, не смотря на ранения, был с ним рядом и пытался поддержать друга.
— Рассказывай. Обстоятельно, с самого начала. — Подошёл Жон.
И молодой воин начал рассказ. Как они пришли на рынок, Ласлава купила необходимые ей лекарства и они уже шли обратно через рыбные ряды, когда к ним прицепился мелкий оборванец с какой-то глупостью. Ну он, Эрик, сразу заподозрил неладное, думал, что он стащить что-то хочет, а потом взрыв, дым, пожар, он потерял ориентацию на какое-то мгновение, когда пришёл в себя, увидел, что девочку тащат двое. Потом Гарт приложил посохом одного, тот упал и забился в конвульсиях, но Гарта свалили. Тогда Эрик сам бросился в погоню и проткнул бы эту никчëмную, тщедушную тень в сером плаще, если бы на него сзади не бросился тот самый давешний мелкий оборванец. Пока его скинул, крадуны уже попрыгали в люк и устроили густое задымление. Так, что не продохнуть. Но он пытался найти другой вход в канализацию, бегал по горящему рынку, нашёл, спустился, заблудился. Кое-как выбрался наверх, там его привалило горящим прилавком. Сумел завал раскидать, вернулся назад, отыскал в огне Гарта и помог ему выйти из пожара.
— Сумку её мы, правда, оставили где-то там. — Виновато потупился Эрик, завершив рассказ.
— Да и Лорт с ней, с сумкой, — сжал пудовые кулаки Русолав, — надо идти её спасать. Где то место, помнишь?
Алаберто сделал останавливающий жест рукой:
— Погоди, дружище. Если её похитили, значит она жива и нужна им живой. И, значит, пока ей ничего не угрожает. И, опять же, значит, скоро мы увидим их требования. И, кажется, я догадываюсь, что им нужно. И кто. — Он покосился на Рамира.
— Я готов. — Взвился тот, — я потерял слишком многое, чтобы... позволить ещё кому-то страдать из-за меня. Им нужен Коготь — пусть подавятся, им нужен я — пусть берут...
— Ещё неизвестно ЧТО именно им нужно, — остановил его Жон, — возможно что-то другое. Не забывайте, мы — самодостаточное боевое подразделение. Высокоэффективное. Но сейчас не об этом. А о том, что мы не спасëм Лаславу. Мы все любим её, как дочь, и искренне переживаем за неё, но рынок сгорел, а значит нас туда не пустят когнаты. Да даже, если мы и пройдëм так или иначе, то без проводников и без карт мы просто заблудимся в подземельях. Но если за оборванцами стоит кто-то серьëзный, а я убеждëн в этом — слишком хорошо спланирована операция, не уровень шпаны, то очень скоро с нами выйдут на контакт. И мы получим информацию. Тогда сможем планировать что-то.
Русолав в ярости взмахнул боевым топором и с гулким звоном вонзил его в дерево мачты.
— Что ты предлагаешь? Ничего не делать?
— Почему ничего? Нет, мы будем действовать: я подам официальное требование местным властям вернуть Лаславу или провести следственные мероприятия, остальные мелкими группами расходимся по городу, заходим во все районы, посещаем все таверны и кабаки, сборища. Слушаем, общаемся, ищем. Но лезть в подземелья — бессмысленно.
Рамир рванул к сходням, но его остановил Жон:
— Уже ночь. Начнём действовать с утра. Сейчас не найдём ничего, кроме ненужных нам приключений.
— Но она же там одна! — Чуть не плача, воскликнул юноша, — как она там, что с ней?
— Начнём утром. И это приказ. — Отрезал капитан.
Корвин стиснул подрагивающее плечо Рамира.
— Держись, брат.
Тереза поймала глазами его взгляд:
— Степняк, если что, я пойду с тобой.
Если бы слуги и рабы, спешащие по коридорам, знали, что массивная картина с изображением Соларха на коне не так проста, как кажется, а скрывает за собой потайную дверь в тайную комнату, были бы крайне удивлены.
Круглое небольшое помещение без окон располагало спартанской обстановкой — простой стол, на нём карты, свитки с донесениями, массивный канделябр на десяток свечей и простые деревянные, грубо сработанные, кресла со спинками. В стенах горящие факелы для дополнительного освещения и вторая дверь, ведущая в потайной коридор, опоясывающий дворец по периметру, проходя глубоко в стенах.
В комнате встретились двое. Один в синей тоге — протосеваст Соларха Кириад Феоктент и второй в чëрном плаще с вышитой серебром эмблемой в виде совы — нихтиархонт Артемитор Квалистрат, глава тайной полиции.
— И что говорят твои соглядатаи? — Спросил Феоктент. Он стоял, опираясь руками о стол, — диверсия алтейцев?
— Нет, — нихтиархонт откинул капюшон, показав седую голову и гладко выбритое лицо с колючими глазами цвета стали, — мой человек видел, что поджог устроила руинная шпана. Они похитили девку-виланку.
Кириад выпрямился. Сложил руки на груди и потëр подбородок.
— Кто за ними стоит? Чей заказ?
Нихтиархонт разочарованно крякнул.
— Мы никогда не воспринимали руины, как организованную силу. Да и не были они таковой до последнего времени. Поэтому у меня нет информаторов среди местного отребья. Вообще давно надо было выжечь там всё огнём...
— Зачем огнём? — Задумчиво произнёс Кириад, — они могут быть нам полезны. Даже сейчас можно сыграть на опережение. Девку, говоришь, похитили, это хорошо. Через два часа мне нужна полная полная информация по ней. Кто такая, с кем дружила, кого любила, с кем спала и так далее. Сделай, пожалуйста, Артемитор.
Тот кивнул.
— Сделаем.
— Но вопрос остаётся открытым: на кого работает шпана? Алтея? Или... Хузгард? Или кто-то ещё?
— Точно не Хузгард, — покачал головой нихтиархонт, — алтейцы сейчас, после отбытия Веридона, тоже ослаблены. Их осталось мало и они все у нас на коротком глазу.
— Значит внедри в их банду своих людей. Я хочу знать об этой шпане всё. Они нам очень пригодятся. А что говорят в народе?
Артемитор откинулся на спинку и глянул на Кириада своим колючим взглядом.
— Много чего говорят. Что «народный мститель» объявился. Некий «человек-птица». Он же, по легендам, прилетел с неба, убил «душегуба» Магаласа и улетел обратно; сжëг рынок, чтобы напакостить «богатеям» и разрушил храм Аромита...
— Это где настоятель украл деньги, выделенные на ремонт? — Спросил Феоктент.
— Он самый, — согласно кивнул собеседник.
— Ну-ну...
— Рабы воспряли духом, считают, что этот «человек-птица» их скоро освободит.
— Оставим пока эти городские легенды. По убийству Магаласа прояснилось?
Нихтиархонт пожал плечами.
— Есть круг подозреваемых, следствие продолжается. Врагов он себе нажил предостаточно. Да и расслабился в последнее время, поверил в свою неуязвимость. А кто-то нанял убийц, они прошли по канализации, перебили охрану, потом слуг, ну и его самого и также через канализацию ушли.
— Убийц нанял кто-то из тех, кто сейчас спешно сжигает свитки со своими тëмными делишками? — Улыбнулся протосеваст. Он-то знал, что чиновники, даже высшие чины империи, не брезговали совместными делами с бывшим главой криминального мира, а теперь избавлялись от компромата, — а крысиная голова на месте убийства никого не смутила?
Артемитор аж внутренне вздрогнул: откуда узнал? Хотя внешне остался невозмутим.
— Да, — пожевал он губами, — вопросов в этом деле больше, чем предположений. Но голову могли подбросить, чтобы запутать следствие. Сомнительно, что это сделали те же люди, которые вырезали банду Кастета. Там криминальные разборки, а здесь — казнь. Да ещё и устрашающая. С кем-то что-то не поделил из наших, — нихтиархонт ткнул указательным пальцем вверх, имея ввиду высшие слои власти.
— Знать бы ещё с кем... — Протянул Кириад.
— Найдëм. Дай только время.
— А времени, как обычно, нет, — пробормотал Феоктент, — ладно! Через два часа жду информацию по девке. Расходимся, работаем.
Он дождался пока нихтиархонт, козырнув, скроется за дверью, ведущей в потайной коридор, а сам достал свиток из складок тоги, пробежал глазами и поджёг от пламени свечи. Конечно, Артемитор о многом не договаривал, но пока пусть так, пусть думает, что всех всё устраивает.