— Максимка, родной! Я буду тебя ждать! Я всегда буду тебя ждать… Всю жизнь! Мальчик мой!..
1. Неожиданный гость
— Ну и вали отсюда! Мужик называется! Чтобы духу твоего здесь не было, думаешь, не проживу без тебя, тряпка?!
Люда с силой захлопнула дверь и, тяжело дыша, прошла в гостиную. Злость буквально распирала её изнутри, хотелось крушить всё вокруг.
— Все вы только языком чесать мастера! А как до дела доходит – сразу в кусты!
Неожиданно в прихожей снова раздался короткий, настойчивый звонок. Люда резко замерла, потом развернулась. Сердце заколотилось.
— Ага, приполз назад?! Ну я тебя сейчас встречу… ты у меня попляшешь!
Она рванула ручку двери на себя, лицо исказилось от предвкушения новой волны ярости, готовая выплеснуть всё накопившееся на него.
— Что, тряпка?! Прип…
Слова застряли у Люды в горле. Она застыла. На пороге стоял незнакомый мужчина с коротким ёжиком тёмных волос и небольшой спортивной сумкой в руке. На скулах играли желваки.
Наступила звенящая тишина. Секунды тянулись мучительно долго. Люда во все глаза смотрела на него, пытаясь сообразить, кто это. Мужчина спокойно выдерживал её взгляд, в его глазах читалась какая-то затаённая усталость.
— Ну здравствуй, Люда… — его голос был хрипловатым, но знакомым. Он чуть заметно, одними уголками губ, попытался улыбнуться.
— Максим?! — имя вырвалось у Люды почти шёпотом, смешанным с неверием. Дыхание перехватило.
— Узнала, — Максим коротко кивнул, его взгляд стал теплее. — Как видишь, освободился… прямо с вокзала к тебе.
В голове у Люды всё смешалось. Максим… Сколько лет прошло?.. Неужели пятнадцать?! Она смотрела на него, и прошлое вдруг навалилось всей своей тяжестью, заставив забыть о только что кипевшей злости. Казалось, прошла целая вечность, пока она приходила в себя.
— Может, впустишь на чай? — Максим чуть качнул головой в сторону квартиры, нарушая затянувшуюся паузу.
— Да, конечно, проходи, — Люда наконец очнулась и машинально отступила в сторону, пропуская его в квартиру. Голос её прозвучал глухо.
Максим вошёл и поставил сумку на пол. В этот момент из дальней комнаты донеслись звонкие детские голоса и смех. Он невольно, но очень заметно, повернул голову на звук, его лицо на мгновение изменилось, стало мягче. Люда поймала этот взгляд и тоже на долю секунды посмотрела в ту же сторону, словно проверяя, там ли они.
— Дети… мои, трое… — сказала она тихо, почти виновато.
Максим снова коротко кивнул, ничего не говоря.
2. Разговор на кухне
Они сидели на кухне. Тишину нарушало только монотонное тиканье старинных часов с кукушкой на стене да звон чайной ложечки, которой Максим размешивал сахар.
— До сих пор ходят… — он поднял глаза на часы, потом аккуратно положил ложечку на блюдце. Во взгляде промелькнула тень воспоминаний.
— Да, всё, что осталось от мамы… Она умерла пять лет назад, — Люда чуть повела плечом, словно стряхивая невидимую пыль с прошлого. Голос её стал тише.
Она посмотрела на Максима внимательнее.
— А ты изменился… Я тебя не сразу узнала. Годы, конечно…
— Ты тоже… но, как видишь, я тебя узнал, — он позволил себе легкую, чуть грустную улыбку. Его глаза, казалось, изучали каждую черточку на её лице.
— Как живёшь, Люда? Жизнь удалась? — Максим сделал глоток чая, не отрывая от неё взгляда.
Люда усмехнулась, невесело.
— Да… с переменным успехом… Где удалась… с детьми, например… А где-то нет, если говорить о мужиках… — она тоже отпила чай, словно набираясь смелости. — Два раза была замужем, с обоими развелись… Мальчик, старший, двенадцать лет и девочка, восемь. Третий, младшенький, ему шесть, от второго мужа.
— А тот, которого ты сейчас «хорошими» словами на весь подъезд провожала? Это и есть тот второй муж? — Максим спросил прямо, без обиняков.
Люда на мгновение замерла, потом отвела взгляд в сторону, к окну. Сказала нехотя, почти процедила сквозь зубы:
— Нет, это… друг… семьи.
Люда смотрела на него, такого чужого и одновременно до боли знакомого, и в голове калейдоскопом проносился вихрь забытых, казалось, навсегда, воспоминаний.
— Понятно… — Максим медленно кивнул, его взгляд снова уперся в чашку. — Да… много времени прошло…
Он поднял глаза на Люду. В них была такая глубина пережитого, что ей стало не по себе.
— Знаешь, Люда, все эти годы… все эти долгие годы я хотел только одного… — он сделал паузу, словно собираясь с силами. — Ты ведь, наверное, и сама понимаешь, чего именно. Я жил этой мыслью, этой надеждой на нашу встречу. Тысячи раз представлял её, прокручивал в голове каждый наш возможный разговор: что скажу я, что ответишь ты… И вот я здесь…
Он горько усмехнулся.
— Хотя… знаешь, за столько лет… там, за решёткой… многое успеваешь понять. Понять, что жизнь идёт своим чередом, что молодая женщина не может вечно ждать… Что ей нужна семья, опора… Наверное, я уже давно сам для себя нашел ответ на свой главный вопрос. Но я его всё равно задам…
Максим посмотрел ей прямо в глаза, его голос стал твёрже, но в нём слышалась затаённая боль и упрёк.
— Почему ты не отвечала на письма, Люда? Почему не ждала… как обещала?.. Почему так быстро забыла?
3. Пятнадцать лет назад
Зал ночного клуба буквально сотрясался от низких, утробных ударов техно. Бас бил не просто по ушам – он отдавался в груди, заставляя внутренности вибрировать в такт.
Воздух, густой от жара сотен тел, сигаретного дыма и сладковатых запахов дешевых коктейлей, мерцал в свете стробоскопов. За одним из липких столиков, уставленным бутылками с пивом и энергетиками, шумела компания.
Максим, двадцатичетырехлетний, высокий, с короткой стрижкой и весёлыми искорками в глазах, сегодня был здесь со своей Людой. Ей едва исполнилось двадцать, и она, хохоча, сидела у него на коленях, прижимая к себе бутылочку какого-то ярко-оранжевого напитка.
Кто-то из парней, уже изрядно набравшись, вскочил и, перекрикивая музыку, прохрипел:
— За нас, красивых и безбашенных!
Стеклянные горлышки со звоном ударились друг о друга, брызги полетели во все стороны.
— А теперь – отрываться!
Все как по команде сорвались с мест и ринулись на танцпол, который уже напоминал бурлящий котел.
Максим с какой-то звериной грацией отдавался ритму, его руки взлетали вверх, тело двигалось точно и резко под пульсирующий, механический бит. Вспышки стробоскопа выхватывали то его сосредоточенное лицо, то капли пота на шее.
Прямо напротив него, с такой же самоотдачей, извивалась Люда, её длинные волосы хлестали по плечам. Вокруг них плавилась толпа, десятки тел двигались как единый организм, подчиняясь гипнотическому ритму музыки.
Внезапно кто-то с силой толкнул Максима в спину. Он по инерции налетел на Люду, едва не сбив её с ног. В последнюю секунду им чудом удалось удержаться на ногах, вцепившись друг в друга. Гнев ударил Максиму в голову мгновенно, как разряд тока. Он резко развернулся.
За его спиной покачивалась компания уже откровенно пьяных парней. Тот, что его толкнул, нелепо подпрыгивал на месте, его мотало из стороны в сторону, как тростинку на ветру.
Максим шагнул к нему и хлопнул по плечу. Парень медленно, с трудом сфокусировав взгляд, повернулся и тут же, без слов, наотмашь ударил Максима в лицо. Максим успел увернуться, подставить руку, и кулак лишь скользнул по щеке. Он мгновенно схватил нападавшего за шею.
— Ты что, урод? Берега попутал?
К ним тут же ринулись дружки пьяного. Кто-то из них тут же врезал Максиму кулаком в бок. Он коротко охнул, но тут же ответил серией быстрых ударов – «двоечкой», как учили на боксе, одновременно пытаясь увернуться от летящих в него кулаков. Кто-то из его компании, увидев заварушку, с криком кинулся на помощь.
— Пацаны, наших бьют! — раздался чей-то истошный вопль.
Почти сразу в драку, как чёрные коршуны, вклинились с десяток охранников. Они грубо растолкали дерущихся, оттесняя всех с танцпола к выходу. Уже в предбаннике, перед массивными дверьми, они, не стесняясь в выражениях, потребовали, чтобы все участники потасовки немедленно покинули заведение.
— Или мы вас сейчас сами отсюда вышвырнем, как щенков! — рявкнул самый здоровый из них.
Завязалась громкая словесная перепалка. Максим с Людой стояли чуть в стороне, он пытался отдышаться, она испуганно жалась к нему.
К ним снова подошел тот самый парень, с которого всё началось. Он был всё ещё пьян, но в глазах горел недобрый огонёк.
— Слышь, земеля… ты это, не по-пацански меня кулаком ткнул, ты…
Не успел он договорить, как на него коршуном налетела Люда. Она знала – Максим в обиду не даст, он боксёр, и не раз уже приходилось ему ставить наглецов на место. Поэтому и сама полезла на рожон, уверенная в его защите.
— Ты, тварь, своё хлебало закрой!
Максим успел перехватить её руку, останавливая.
— Люда, успокойся, он бухой, сам не понимает, что несёт. Я всё разрулю.
Но Люда, застрявшая в его крепкой хватке, не унималась, её колотило от ярости и адреналина.
— Из-за тебя всё… всю вечеринку испортил, урод!
В это время из толпы, всё ещё препиравшейся с охраной, кто-то громко и грязно выкрикнул что-то в адрес заведения. Максим инстинктивно повернулся на выкрик, его внимание на долю секунды переключилось, и хватка на руке Люды чуть ослабла.
Этого мгновения хватило. Люда, всё ещё кипящая от злости и обиды, с остервенением вырвалась и что есть силы толкнула зачинщика обеими руками в грудь.
Раздался глухой стук и короткий, какой-то булькающий вскрик.
Максим резко обернулся. Люда стояла рядом, широко раскрыв глаза. А тот парень, зачинщик, лежал на полу. Он упал и, видимо, сильно ударился головой об острый угол металлического турникета у выхода.
Из-под его головы медленно растекалась тёмная лужа. Все замолчали, повернув головы на звук. Многие смотрели с немым осуждением именно на Максима.
Люда перевела затравленный взгляд с лежащего парня на Максима. В её глазах плескался такой ужас и страх, что у него самого всё внутри похолодело. Он крепко обнял её, дрожащую всем телом.
— Всё будет хорошо, Людонька, всё будет хорошо…
Парень скончался в больнице, не приходя в сознание.
Зал суда замер в напряжённом молчании. Судья, сухой, пожилой мужчина в мантии, медленно поднял голову от бумаг и обвёл присутствующих тяжелым взглядом. Его голос, когда он начал зачитывать приговор, звучал ровно и бесстрастно, отчего каждое слово казалось ещё весомее.
— Именем… — слова падали, как камни, в давящую тишину. Максим стоял, выпрямившись, но чувствовал, как холодеют руки.
Он смотрел прямо перед собой, не видя ничего. — …суд приговорил… признать виновным… и назначить наказание в виде лишения свободы сроком на пятнадцать лет с отбыванием наказания в исправительной колонии...
Пятнадцать лет! Словно молотом ударило по голове. Мир для Максима в этот момент рухнул, оставив после себя только гул в ушах и эти страшные слова!
Когда Максима уводили из зала под конвоем, он видел сквозь пелену слёз рыдающих родственников и шокированные лица друзей. Люда, отчаянно пробиваясь через толпу, кричала ему вслед так, что её голос, срывающийся от рыданий, казалось, заглушал все остальные звуки в зале:
— Максимка, родной! Я буду тебя ждать! Я всегда буду тебя ждать… Всю жизнь! Мальчик мой!..
Когда Максим ещё не отсидел и года, Люда перестала отвечать на его письма.
4. Рука помощи
На кухне повисла тяжелая тишина. У Люды лицо стало землистым. Она отвернулась к окну, будто ища там спасения или ответ.
— Так вышло, Максим… Так получилось, — по её щекам покатились первые слёзы, голос предательски дрогнул.
— Но я ничего не забыла. Я всегда помню, что ты для меня сделал… И я очень тебе благодарна, правда…
Она всхлипнула, пытаясь собраться.
— Тогда я ещё молодая была, глупая, не понимала ничего в этой жизни. Что такое семья, дети… Дура была, Максим… Той девчонки с наивным взглядом давно нет…
Её голос сорвался.
— Сейчас есть баба с тремя детьми, которую все бросили! — это она уже проговорила, почти рыдая.
— Все! И мужики эти… и родители… да и все родственники! Все только пальцем тычут. Людка — тварь последняя… Людка одна осталась, сама виновата, это из-за неё всё так!..
Она закрыла лицо руками и зарыдала в голос, плечи её сотрясались.
— А я не знаю, чем детей завтра кормить! Нас скоро из квартиры выгонят… платить нечем. Я не знаю, что мне делать… — её слова тонули в рыданиях.
Максим молча поднялся. Он пошёл в прихожую. Люда, увидев это сквозь слёзы, замерла. В её глазах мелькнул испуг: «Уходит?.. Из-за меня?»
Но Максим вернулся через мгновение. Он подошёл к столу и молча положил на него небольшую, но увесистую пачку крупных купюр.
Люда, растирая слёзы и размазывая потёкшую тушь по лицу, ошарашенно уставилась сначала на деньги, потом на Максима.
— Это… это что… к-кому? — она заикалась, не веря своим глазам.
— Это вам… на первое время, — спокойно сказал Максим. — Как найду работу, подкину ещё.
— Нам? — Люда медленно поднялась, прижимая руку к груди, словно ей не хватало воздуха. Её взгляд метнулся от денег к его лицу.
— А... а откуда они у тебя?
— Работал на зоне. Всё, что удалось скопить…
Люда снова посмотрела на купюры, потом опять на Максима. И вдруг, в каком-то отчаянном порыве благодарности бросилась к нему и крепко обняла.
— Максимка, миленький мой, спасибо! Ты… ты — мой человек… Тебя я должна была ждать… дура была! Прости, прости меня, дуру!
Она отстранилась, но продолжала держать его за плечи, заглядывая в глаза.
— Максим, оставайся у нас, а? Куда ты пойдёшь? У нас места хватит… А хочешь… просто живи… если… — она осеклась, слова застряли в горле.
Она сглотнула и продолжила тише, с отчаянной надеждой:
— Если у тебя ко мне… хоть капелька… хоть самая малюсенькая пылинка чего-то осталась… Я буду тебя любить ещё больше, чем тогда! Честно!
Максим постоял мгновение, потом медленно сел на своё место за столом. Посмотрел на настенные часы, потом на неё.
— Ну, тогда корми, хозяйка, — он чуть улыбнулся, и в его глазах блеснул знакомый огонёк.
Люда, с внезапно просветлевшим, заплаканным, но уже счастливым лицом, метнулась к плите.
— Конечно, мой родной, конечно! Сейчас я тебя накормлю… сейчас всё будет!
5. Тревожные знаки
Максим остался у Люды. Она постелила ему на старом диване в гостиной, который скрипел при каждом движении. Прошёл, наверное, час, не больше. Тёмная, почти бесшумная тень Люды скользнула из её комнаты. Она нырнула к Максиму под тонкое одеяло. Он не стал её прогонять…
Шли недели. Максим удивительно быстро нашёл общий язык с детьми. Особенно тянулись к нему младшие. Он возился с ними часами, играл, что-то мастерил. Казалось, им так давно никто не уделял столько внимания. Старшему, двенадцатилетнему, он помогал с уроками, терпеливо объясняя непонятные задачки.
Позже Максим устроился на завод. Взяли по той самой специальности, которую он получил там, на зоне. Деньги в семье появились, хоть и небольшие.
В один из субботних дней он сидел на полу с шестилетним Лёшкой. Они увлечённо строили из старого конструктора огромный замок. Лёшка, смешно наморщив нос, пытался приладить очередную башенку. Максим, улыбаясь, подсказывал и направлял его маленькие ручки.
— Вот так, Лёш, видишь? Крепче держится! Молодчина!
Замок рос, и оба были полностью поглощены этим занятием.
Люда как раз ушла в магазин. Неожиданно в дверь позвонили. Максим поднялся, отряхнул колени и пошёл открывать.
На пороге стоял незнакомый мужчина. Лет под сорок, с усталым, каким-то помятым лицом. Он смерил Максима долгим, изучающим взглядом с ног до головы.
— Людка дома? — спросил он хрипловатым голосом, чуть качнув головой.
— Нет её. А что надо? — Максим стоял в дверях, не приглашая войти.
— Да так, забрать кое-чего… — мужчина неопределенно махнул рукой. — А ты кто будешь?
— А ты? — спокойно ответил Максим.
Мужчина чуть помялся, переступил с ноги на ногу. Было видно, что он что-то прикидывает в уме.
— Если ты новый Людкин хахаль… то я не советую тебе с ней связываться.
Он помолчал, потом добавил уже тише:
— Себе дороже выйдет, мужик. Поверь на слово.
— Я как-нибудь сам разберусь, — голос Максима стал жёстче. — Это всё?
Мужчина хмыкнул, потом медленно повернулся. Он начал спускаться по лестнице, засунув руки глубоко в карманы потёртой куртки. Уже внизу, не оборачиваясь, он бросил:
— Пропадёшь ты с Людкой, мужик… пропадёшь… Уходи, пока не поздно. Это я тебе от чистого сердца… без всякой подставы… уходи…
Максим молча закрыл дверь. Он вернулся к Лёшке, и они снова принялись за свой замок. Но слова незнакомца никак не шли из головы, крутились там, мешая сосредоточиться.
6. Точка невозврата
Через неделю Максим, как обычно, быстро собрал свою рабочую сумку, закинул её на плечо и отправился в ночную смену на завод.
Успел обработать всего несколько деталей на своём станке, как почувствовал хлопок по плечу. Максим обернулся. Это был мастер, Михалыч. Он кивнул на рубильник. Максим остановил работающую машину.
— Макс, дорабатывай эту и дуй домой, — сказал Михалыч. — У тебя в этом месяце по часам перебор дикий. И завтра у тебя официальный отгул… В его голосе слышались тёплые, дружеские нотки.
На улице был уже глубокий час ночи, когда Максим подошёл к своей двери. Он тихо провернул ключ в замке, стараясь не издать ни звука, чтобы не разбудить большую семью.
Снял ботинки, куртку, на цыпочках прошёл через гостиную. Приоткрыл дверь в детскую – все трое тихо посапывали в своих кроватках. Он аккуратно прикрыл дверь и направился к их с Людой спальне.
И тут он замер. Из-за двери доносились какие-то тихие шорохи. Он прислушался… Звуки напоминали возню на кровати, сопровождаемую едва слышным шёпотом.
Сердце неприятно ёкнуло. Максим медленно, стараясь не скрипнуть, чуть приоткрыл дверь. В полумраке комнаты он сначала различил лишь какую-то тёмную, бесформенную массу на их кровати. Чтобы не разбудить Люду он достал мобильник и включил фонарик, направив луч на кровать…
На кровати, под ярким лучом, он увидел Люду. Она была не одна. Казалось, она с кем-то борется, извивается под каким-то телом, её волосы были растрёпаны.
Рука Максима сама нашла выключатель на стене. Щёлк. Яркий свет залил спальню.
На него, растерянно моргая, смотрела Люда. На ней, приподнявшись на локтях, лежал незнакомый мужчина. Он тоже резко обернулся на свет и вошедшего Максима.
— Максим?! — вырвалось у Люды испуганно. — Ты же… ты же на работе… в ночную!
В комнате повисла тяжёлая, давящая тишина. Слышно было только прерывистое дыхание Люды.
Максим молча прошёл к стулу, стоявшему в углу. Из-за него достал свою старую спортивную сумку, в которой, как оказалось, были собраны все его немногочисленные, но основные вещи. Он закинул её на плечо, развернулся и решительным, твёрдым шагом направился к выходу из квартиры.
— Максим, подожди! Я тебе сейчас всё объясню… Максим!.. — Люда вскочила с кровати, пытаясь натянуть на себя сползшую ночнушку.
Но Максим её уже не слушал. Он молча дошёл до прихожей, открыл дверцу старого гардероба и достал оттуда свою кожаную куртку.
В этот момент к нему, уже в наспех накинутом домашнем халате, подбежала Люда. Она бросилась ему наперерез, раскинув руки в отчаянной попытке остановить, не дать уйти.
— Максимушка! Родненький! Прости меня… ну прости, дуру набитую! Умоляю, прости! Ради детей!..
Максим с силой, но без злобы, отстранил её руки, открыл дверь. И та с глухим, окончательным стуком захлопнулась за его спиной, отрезая все пути назад.