Однажды, работая на канале, я стала невольным слушателем разговора о мужском монастыре, вокруг которого кипела работа над нашим новым фильмом. Съемочная группа уже успела побывать там, отсняв первые кадры. И вот, сидим мы – я и мои коллеги-мужчины – обсуждаем картину. Парни взахлеб делились впечатлениями о двух днях, проведенных в монастыре, о ночлеге в роли трудников. Правда, их труд заключался в съемке фильма.
Они расписывали ту красоту так, словно речь шла не о Башкирии, а о затерянном уголке Греции. Тут к беседе присоединилась главный режиссер, делясь своими воспоминаниями о монастыре, где ей когда-то довелось побывать. Я уже мысленно планирую как туда добраться, предвкушая поездку, когда коллега, словно прочитав мои мысли, предложил: "А ты напросись в съемочную группу! Они в субботу снова туда отправляются, вот и посмотришь монастырь своими глазами". И вот, окрыленная надеждой, я уже направлялась к директору телеканала с просьбой включить меня в состав мужской команды. К моему удивлению, меня взяли.
И вот он, долгожданный день, забрезжил рассветом в 3 утра, вырвав меня из объятий сна. К шести утра я уже была у телеканала, предвкушая грядущее. Первым делом, словно охотники за сокровищами, мы погрузили аппаратуру в машину, и тронулись в путь. Дорога вилась лентой, разматывая перед нами живописные полотна пробуждающейся природы. Чем ближе мы подъезжали к цели, тем сильнее нарастало волнение, перемешанное с предвкушением. И я, и директор, не удержались – достали телефоны, чтобы запечатлеть ускользающую красоту, открывающуюся из окон автомобиля. Впечатление было такое, будто мы въезжаем во владения сказочного царства, где в неприступной крепости обитает Сам Господь. Этот момент до сих пор жив в моей памяти, отпечатавшись там яркими красками.
Первые впечатления врезались в память навсегда – все здесь казалось необычным, не похоже ни на один из виденных ранее храмов. Красота и чистота, в каждой детали чувствовалась любовь и забота. Сначала мы неспешно прогулялись по ухоженной территории, а затем направились в архондарик, чтобы согреться чаем и полакомиться нежнейшими капкейками. Свежий монастырский хлеб раздавали за пожертвования, и мы взяли по батону, источавшему неповторимый аромат. Невольно поразило, что находятся люди, не оставляющие взамен ни гроша. Прямо перед нами, пока мы беседовали за чаем с директором, вошла пара, взяла пару батонов и поспешила удалиться. Мужчина, было, потянулся за кошельком, но спутница одернула его, пообещав оставить пожертвование позже, и они исчезли. Мы переглянулись с директором, словно стали свидетелями сцены из кинофильма, а не реальной жизни.
После чаепития мы отправились на службу, снимать. Там было необыкновенно: женщины, словно стайка голубей, справа, а мужчины – слева, чинно и строго, по уставу. Признаться, душа моя тогда еще не была глубоко воцерковлена. Храм посещала я нерегулярно, да и мирская суета нередко поглощала меня целиком.
Помню, в те времена там царили строгие порядки: не то что снимать, даже с камерой ходить будто запрещалась. Паломники, проходя мимо нас, тут же делали замечания при виде камеры, не ведая, что мы – съемочная группа телеканала, получившая благословение отца Варлаама. Мы лишь отмахивались, бросая в ответ небрежное: "Нам можно все". И это была правда. Нам открывалось гораздо больше, нам показывали сокровенное, то, что оставалось тайной для глаз обычных паломников.
После съемок вся мужская часть нашей команды отправилась на трапезу с монахами, оставив меня одну – в мужском монастыре женщинам, увы, не везде дозволено ступать. Я неспешно бродила по территории, вдыхая тишину и покой этих древних стен. Вскоре, насытившись духовной и телесной пищей, ко мне присоединились коллеги, и мы вместе продолжили исследовать монастырские владения, пока отец Варлаам был занят своими делами.
Наконец, свершилось! Интервью с отцом Варлаамом проходило в безупречном кабинете, где дорогая мебель лоснилась чистотой и порядком. Со стены взирал патриарх Кирилл, а напротив, словно благословение, сияло полотно Михаила Васильевича Нестерова "Видение отроку Варфоломею". Книжные шкафы ломились от сокровищ – редких и дорогих изданий, манящих прикоснуться к мудрости веков.
Мы установили аппаратуру и, присев с коллегой в ожидании интервью, погрузились в томительное бездействие. И тут началось истинное мучение. Сон накатил на меня тяжелой, липкой волной, когда директор и отец Варлаам приступили к записи. Не знаю, что тому виной: недосып или умиротворяющая атмосфера, но сон сморил не только меня. Мой коллега, сидевший рядом, боролся с дремотой не менее отчаянно. Единственным спасением от этой сонной одури была назойливая муха, монотонное жужжание которой хоть как-то отвлекало. Желание вырваться из кабинета терзало, но тишина была священна. Я не смела нарушить ее хрупкое безмолвие, не могла подвести. Никогда в жизни мне так не хотелось спать. Тогда я еще не знала о прозорливости отца Варлаама, да и к православию была не особо близка.
Минуты тянулись мучительно долго, словно вечность, и вот, наконец, долгожданное "снято" прозвучало как спасительный колокол. Признаюсь, сон как рукой сняло, словно и не было его вовсе. Мы снова стали обычными смертными, способными бодрствовать. После сьемок отец Варлаам провел нас по строительной площадке, увлеченно рассказывая о монастыре, и показал такие уголки, куда обычно не ступает нога паломника. А потом, словно щедрый волшебник, одарил сначала меня, а затем и всех остальных шоколадками, пряниками и журналами "ДУША". Воодушевленные и преисполненные благодарности, мы отправились в обратный путь, мчались домой на всех парусах. Эту встречу я бережно храню в глубине сердца и искренне благодарю за проявленную к нам доброту.