...Продолжение, предыдущая часть здесь: https://dzen.ru/a/aEbx74gWEQNRFpj0
Эпизод №21
Утром Лос-Анджелес пах солью и усталостью. Я стоял на автобусной станции, где табачный дым смешивался с запахом дешёвого бензина и мокрого бетона. Серое небо было низким, как мысли у тех, кто здесь обычно задерживался. В руке — сигарета, горькая, как всё, что осталось. Руби стояла у кассы. Чёрный чемодан у ног, волосы собраны под платком, глаза — как у женщины, которая больше не ждёт спасения.
— Автобус до Тихуаны, — сказал я. — Хороший выбор.
— Мне нужно уехать, Вик, — ответила она. Голос был ровный, без надлома. — Здесь для меня всё кончилось. Я не хочу, чтобы меня искали. Или вспоминали.
— Никто не будет, — сказал я. — Кроме меня.
Она кивнула. Мы молчали. Гул станции был фоном — голоса, свист тормозов, грохот багажных тележек. Я смотрел на неё и знал: эта женщина больше не будет моей проблемой. Но она навсегда останется моей памятью.
— Ты не останешься здесь? — спросила она.
— Останусь, — сказал я. — Кто-то должен смотреть, как этот город снова начнёт лгать.
— Ты всегда хотел быть героем, Вик.
— Нет, — покачал я головой. — Я просто всегда хотел знать, кто последний ублюдок в этой пьесе.
Автобус подъехал. Дверь открылась со скрипом. Водитель, в кепке с эмблемой компании, курил сигарету, улыбался усталой улыбкой. Руби посмотрела на меня ещё раз. Тишина между нами была длиннее всего, что мы успели сказать.
— Береги себя, — сказала она.
— А ты — исчезни, — сказал я. — Настоящие призраки — те, кого больше не ждут.
Она повернулась и вошла в автобус. Я смотрел, как она идёт по проходу, как ставит чемодан, как садится у окна. Дождь начал моросить, как прощание. Когда автобус тронулся, я не помахал. Это не было финалом для жестов.
Автобус исчез за поворотом. Я выдохнул дым, в котором горело всё: страх, вина, любовь. Потом раздавил окурок и вернулся в город. Дождь шёл сильнее, смывая следы её ухода, но оставляя шрамы в памяти.
Я вернулся в офис, как возвращаются к старому шраму. Всё здесь было моим. Запах пыли, дребезжание жалюзи, стол, который скрипел, когда я садился. Я налил себе виски. Пил медленно. С каждым глотком напоминая себе: город не меняется. Он просто учится притворяться лучше.
Вечером телефон зазвонил. Женский голос. Тёплый, с лёгким акцентом. Слова — как у всех: «Я слышала, вы работаете быстро. Можно вам доверять?» Я улыбнулся, хотя никто этого не видел.
— Нет, — сказал я. — Но иногда стоит рискнуть.
И положил трубку.
За окном светился неон. В нём отражалась правда. Грязная, но своя. И я был здесь — чтобы снова её искать. Даже если для этого придётся снова потерять всё.
Эпизод №22
В этом городе я видел, как люди тонут в своих грехах и выныривают с улыбкой на губах. Сенатор был именно таким. Когда мы с Руби открыли правду, казалось, всё рухнет: стены его дворца, маска с улыбкой, слова, что всегда пахли мёдом и ядом. Но город умеет забывать. Или делает вид, что забывает.
Сенатор вышел сухим. Я видел это своими глазами: он стоял перед телекамерами, в дорогом костюме, с улыбкой, которую нельзя купить, и с руками, что ещё вчера были в крови. Говорил ровно, спокойно, как будто ничего не случилось. Как будто убийства, наркотики, продажные судьи — всё это просто игра, которая закончилась.
— Нам надо двигаться дальше, — сказал он. — Ради будущего. Ради мира. Ради нас всех.
И люди верили. Потому что проще верить в красивую ложь, чем жить с правдой, которая рвёт кожу. Газеты писали про успехи в экономике. Про новые законы. Про «очередную кампанию против преступности». Но никто не писал про то, что я видел. Про то, что я знал.
Только я.
А потом пришла Глэдис Рейн. Не в мехах, не с кокетством, которое она носила, как драгоценность, а просто. В чёрном платье, без макияжа. Она стояла в дверях моего офиса и держала в руке маленькую коробку.
— Это для вас, — сказала она. — Он сказал, что вы сделали всё, что могли.
Я взял коробку. Внутри — часы. Золотые, тяжёлые, с выгравированной надписью: «С благодарностью». И письмо. Пару строк, написанных чьей-то чужой рукой: «Вы сделали, что могли».
— Что это значит? — спросил я.
— Это значит, — ответила она, — что теперь всё в прошлом. И вы можете уйти.
— А если я не уйду?
Она посмотрела на меня. Глаза её были пустыми, как стакан, что я держал в руке.
— Тогда вы останетесь здесь. Среди призраков.
Я смотрел на эти часы. Дорогие. Красивые. Они тикали, как отсчёт — сколько времени мне осталось до того, как я сам стану одним из этих призраков.
— Я не возьму их, — сказал я.
— Это не выбор, Вик. Это память.
Я вышел. На улицу. Дождь снова начинался — мелкий, колючий, как напоминание. Я шёл вдоль берега, где волны били в камни, и думал: может, они правы. Может, всё действительно кончилось.
Я стоял у пирса. Смотрел, как волны пьют лунный свет. Держал эти часы в руке. Они были как кандалы: звенели тихо, но цепко. Я сжал их, словно хотел выжать из них хоть что-то настоящее. И потом — швырнул их в океан. Они полетели, словно птица, которая никогда не умела летать. Ушли под воду — без звука, без крика.
И мне стало легче.
Я вернулся в город. Офис встретил меня пылью и тишиной. Я сел за стол, налил себе виски, и впервые за долгое время пил не потому, что хотелось забыть. А потому что это был мой способ сказать миру: «Я ещё здесь».
Вечером позвонил телефон. Женский голос. Мягкий, но с едва заметной дрожью. Те слова, что слышал уже не раз:
— Слышала, вы лучший. Можно вам доверять?
Я улыбнулся. Потому что знал: этот город не спит. Он просто ждёт следующего рассказа.
— Нет, — сказал я. — Никогда. Но иногда… стоит рискнуть.
И положил трубку.
Вик Рено. Частный детектив. Человек без иллюзий. Человек, который больше не боится правды.
И если завтра снова придёт дождь — я всё ещё буду здесь. С тем же бурбоном. С тем же взглядом. И с правдой, которая вечно будет жить в моих руках.
Эпизод №23
Возвращаюсь в офис, словно возвращаюсь к себе. Здесь всё моё: запах дешёвого бурбона, шорох жалюзи, мягкий свет от лампы, которая помнит больше, чем я сам. На столе — пепельница, полная окурков, словно память о каждом дне, что я пережил. Я опускаюсь в кресло, и его скрип — это музыка, которую понимаешь только ночью.
Телефон звонит. В три утра. Кто-то скажет — это обычное время для греха. Но я знаю — это время правды, которая лезет в окна, как ветер в щели.
Я беру трубку. Женский голос. Спокойный, но с дрожью. Та дрожь, что рождается не от страха, а от понимания: впереди — пропасть, но ты всё равно сделаешь шаг.
— Вы частный детектив? — спрашивает она.
— Да, — говорю я. — Но это не значит, что я чудотворец.
— Я знаю. Просто… Мне нужен кто-то, кто ещё верит, что правду можно найти.
Я выдыхаю. Сигарета в пальцах. Вкус горечи и ночи.
— Кто вы? — спрашиваю я.
— Это не важно, — отвечает она. — Важно только то, что я хочу рискнуть.
Я улыбаюсь, хотя никто этого не видит. Потому что знаю — рискнуть можно лишь тогда, когда уже нечего терять. А я… я давно всё потерял. Остался только я сам — и город, который никогда не устанет лгать.
— Хорошо, — говорю я. — Я слушаю.
Она молчит. Слышно только дыхание. Глухое, словно ветер между домами.
— Вы не боитесь? — спрашивает она наконец.
— Я боюсь только того, что однажды перестану бояться.
Она смеётся. Тихо. Усталый смех. Смех человека, который плакал слишком долго.
— Адрес я оставлю у портье. Я не скажу имя. Я не скажу зачем. Но вы придёте. Я знаю.
— Я приду, — говорю я. — Потому что я — последний, кто всё ещё идёт туда, где пахнет смертью.
— Спасибо, — шепчет она.
Я вешаю трубку. Смотрю в окно. Город спит, но во сне ему снятся кошмары. Как и мне. Но я всё ещё здесь.
Я встаю. Надеваю пальто. Пистолет — в кобуре. Блокнот — в кармане. Иду к двери. Потому что знаю: если не сейчас, то никогда.
И я ухожу в ночь, где каждый шаг — как выстрел. Потому что в этом городе не существует финалов. Есть только новые начала. И я готов.