Лишь один тусклый отблеск его облика сохранился на холсте, созданном рукой Квентина Массейса, художника, чье имя не гремит в веках. Портрет этот – кривое зеркало, отражающее трагедию: огромная голова, словно неподъемная ноша, непропорциональное тело, искаженное горбом, – печать, выжженная рождением. "Уродство – вот мой крест!", мог бы воскликнуть он, ибо из-за этой "божественной" красоты едва не лишился жизни. Пьяный солдат, узрев "монстра", лишил его возможности продолжить род, чтобы не плодить столь "прекрасных" созданий. Так и не появилось потомства, ни жены, ни детей, лишь одиночество, вечный скиталец по миру. Одни шептали: "Пьяница! Мошенник!", другие: "Гений! Великий ученый!". Всю жизнь он гонялся за призраком философского камня, колдовал над мертвыми, вызывая гнев инквизиции, мечтавшей о костре для "чернокнижника". Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, вошедший в анналы истории как Парацельс. "Судьба его – клубок противоречий, – вторят историки, – нужда и гений шли рука