— Ты её дочь? — женщина на пороге знала про мою мать то, чего не знала я.
Я стояла с пакетами продуктов в руках и смотрела на незнакомку. Пожилая, лет шестидесяти, в тёмном пальто. Седые волосы аккуратно убраны в пучок, глаза внимательные, изучающие.
— Простите, а вы кто?
— Меня зовут Нина Петровна. Я жила по соседству с твоей мамой. Много лет назад.
— Мама умерла полгода назад, — сказала я, ключи дрожали в руке. — Если вы по поводу долгов...
— Нет, детка. Я не за долгами. Можно войти? Мне есть что тебе рассказать.
Что-то в её голосе заставило меня отступить в сторону. Женщина прошла в прихожую, огляделась.
— Ничего не изменилось. Те же обои, тот же ковёр.
— Вы были у нас дома? Мама никогда вас не упоминала.
— Твоя мама... — Нина Петровна сняла пальто, повесила на крючок. — Она многого не рассказывала. Особенно о прошлом.
Мы прошли на кухню. Я поставила чайник, достала печенье. Руки тряслись без причины.
— Как её звали? — спросила гостья.
— Людмила Васильевна.
— А девичья фамилия?
Я замерла. Мама никогда не говорила девичью фамилию. На все вопросы отвечала: "Зачем тебе это? Я же замужем была."
— Не знаю, — призналась я.
— Морозова. Людмила Васильевна Морозова.
Чайник закипел. Я заварила чай, поставила чашки на стол. Нина Петровна достала из сумочки пожелтевшую фотографию.
— Это мы с ней. Мне двадцать три, ей двадцать один.
На снимке две девушки обнимались и смеялись. Одна из них была моя мама. Молодая, красивая, с длинными волосами. Такой я её никогда не видела.
— Где это снято?
— В Ленинграде. Мы тогда вместе учились в медицинском институте.
— Мама была врачом? Она работала уборщицей в школе!
— Она была хирургом. Очень талантливым.
Я отставила чашку. Мир вокруг покачнулся.
— Вы ошибаетесь. Мама... мама едва школу закончила. Она сама говорила.
— Она окончила институт с красным дипломом. Интернатуру проходила в больнице имени Боткина. У неё были золотые руки.
— Почему же тогда...
— Потому что случилось то, что изменило всё.
Нина Петровна допила чай, сложила руки на столе.
— В нашем курсе учился парень. Виктор Громов. Красивый, умный, из влиятельной семьи. Все девчонки в него влюблялись, а он выбрал Люду.
— Мой отец?
— Нет. Твой отец — другой человек.
Я почувствовала, как кружится голова.
— На пятом курсе Люда забеременела. Виктор сказал, что женится на ней после института. Но потом... потом его родители узнали.
— И что?
— А то, что семья Громовых была не просто влиятельной. Отец Виктора работал в партийном комитете, мать — заведующая отделом образования. Они сказали сыну: или он забывает эту девчонку, или лишается всего — института, работы, будущего.
— И он выбрал карьеру?
— Хуже. Он сказал Люде, что ребёнок не от него. При всех, в аудитории. Назвал её... — голос женщины дрожал. — Назвал такими словами, что она выбежала в слезах.
Я молчала, переваривая услышанное.
— А дальше что было?
— Люда ушла из института. Родители её не поддержали — стыдно было перед соседями. Она уехала сюда, в этот город, к дальней тётке. Родила дочку.
— Меня?
— Нет. Первую дочь. Аню.
Кровь застыла в жилах.
— Какую Аню? У меня никогда не было сестры!
— Была. Старше тебя на пятнадцать лет.
Я встала из-за стола, прошлась по кухне.
— Где она? Что с ней случилось?
— Аня умерла в восемнадцать лет. Автокатастрофа. Люда после этого... сломалась окончательно. Начала пить. Работу потеряла — кто возьмёт на операции пьющего хирурга?
— Мама не пила. Я бы знала.
— К тому времени, как ты родилась, она уже завязала. Но руки... руки дрожали. Операции делать больше не могла.
— А мой отец? Кто он?
Нина Петровна вздохнула.
— Хороший человек. Женатый, правда. Любил Люду, но уйти от семьи не мог — трое детей. Помогал деньгами, когда мог. После твоего рождения связь прервалась.
— Как его звали?
— Это уже не важно. Он умер лет десять назад.
Мы сидели в тишине. За окном смеркалось.
— Почему вы мне это рассказываете? И почему сейчас?
— Потому что я обещала Люде. Мы встретились случайно, три года назад, на рынке. Она попросила — если с ней что случится, найти тебя и рассказать правду.
— Вы общались?
— Изредка. Она гордилась тобой. Говорила, что ты умная, что институт закончила. Что не повторила её ошибок.
— Какие ещё ошибки? Я же ничего не знаю!
— Она винила себя во всём. В том, что поверила Виктору. В том, что не смогла дать детям нормальную жизнь. В том, что Аня погибла.
— Аня жила с ней?
— До семнадцати лет. Потом поссорились. Аня узнала правду об отце, хотела с ним встретиться. Люда запретила — боялась, что девочка разрушит его семью. Аня ушла из дома, снимала комнатку. Через год разбилась на мотоцикле.
Слёзы катились по моим щекам. Мама, которую я знала — тихая, замкнутая, работящая — была совсем другим человеком. С совсем другой жизнью.
— У вас есть ещё фотографии?
— Есть. И письма Ани. Люда их сохранила.
Нина Петровна достала из сумки пакет.
— Она хотела, чтобы ты это получила. И ещё...
— Что?
— Дом этот не всегда был её. Она его купила на деньги, которые отложила для Ани на свадьбу. После смерти дочери решила — пусть хоть у тебя будет своё жильё.
Я взяла пакет дрожащими руками.
— Можете остаться на ужин?
— Спасибо, но мне пора. Автобус последний скоро.
— Подождите. А почему мама никогда не выходила замуж? После моего рождения?
— Боялась. Думала, что проклята. Что всех мужчин, которых полюбит, ждёт несчастье.
— Глупости.
— Для неё это не было глупостью. После смерти Ани она стала очень религиозной. Считала происходящее наказанием за грехи молодости.
Нина Петровна одевалась в прихожей.
— А почему вы сейчас живёте в нашем городе?
— Переехала к сыну после смерти мужа. Случайность, что мы оказались соседями.
— Соседями?
— Я живу в доме напротив. Окна прямо на ваши. Видела, как ты ухаживала за Людой последние месяцы. Хорошая дочь выросла.
Мы попрощались. Я долго стояла у окна, смотрела, как женщина переходит дорогу, входит в подъезд дома напротив.
Потом села за стол и стала разбирать содержимое пакета.
Фотографии. Мама в белом халате рядом с коллегами. Мама с маленькой девочкой — это, наверное, Аня. Мама и незнакомый мужчина — высокий, темноволосый. Мой отец?
Письма написаны детским почерком:
"Мама, прости меня. Я не хотела тебя расстраивать. Просто хочу знать правду об отце. Почему ты не рассказываешь?"
"Мама, я сняла комнату на улице Садовой. Приходи в гости, когда захочешь."
"Мама, я встретила хорошего парня. Его зовут Дима. Может, ты с ним познакомишься?"
Последнее письмо датировано за неделю до смерти Ани.
А в самом низу лежал медицинский диплом мамы. С отличием. Специальность — хирург.
Я плакала до утра. Плакала по маме, которую не знала. По сестре, о существовании которой не подозревала. По всем несказанным словам и нерассказанным историям.
Утром позвонила на работу, сказала, что заболела. Села за компьютер и начала искать информацию о Викторе Громове.
Нашла быстро. Доктор медицинских наук, заведующий отделением кардиохирургии в одной из московских клиник. Женат, трое детей, внуки. Успешный, уважаемый человек.
Я долго смотрела на его фотографию с официального сайта клиники. Седой, представительный, с добрыми глазами. Никто бы не подумал, что этот человек когда-то предал девушку, которая его любила.
Потом нашла информацию об Ане. Короткая заметка в местной газете: "В результате дорожно-транспортного происшествия погибла студентка педагогического института Анна Гончарова, 18 лет."
Гончарова. Значит, мама всё-таки была замужем. Хотя бы формально.
Вечером снова пришла Нина Петровна.
— Как дела, дорогая?
— Я всю ночь читала письма Ани. Она хотела стать учительницей.
— Хотела. Любила детей. Мечтала о большой семье.
— А почему мама взяла фамилию Гончарова?
— После смерти Ани. Не хотела, чтобы ты носил девичью фамилию матери. Считала её проклятой.
Мы пили чай, листали фотографии.
— Нина Петровна, а вы знали мою маму хорошо? В институте?
— Мы были лучшими подругами. Комнату снимали вместе. Она была... светлая. Добрая. Всегда готова помочь. Хорошо училась, но никогда не зазнавалась.
— Тогда почему поверила Виктору так легко?
— А кто сказал, что легко? Она полгода сопротивлялась его ухаживаниям. Говорила, что он не её круг. Но он был настойчивый. Цветы дарил, стихи читал, будущее рисовал...
— И она поверила.
— Поверила. А когда узнала, что беременна, была счастлива. Думала, теперь-то он точно на ней женится.
— А он...
— А он испугался. Родители пригрозили лишить наследства, исключить из партии. Карьера для него оказалась важнее.
Нина Петровна встала, подошла к окну.
— Знаешь, что самое страшное? Он потом пытался с ней увидеться. Когда узнал, что она бросила институт. Приезжал сюда.
— И что?
— А Люда не захотела его видеть. Сказала: поздно. Ребёнок уже родился, жизнь уже сломана.
— Может, зря? Может, он передумал?
— Кто знает... Но твоя мама была гордая. Если уж решила — значит, решила навсегда.
Мы сидели в тишине. Потом я спросила:
— А он знает, что у него есть дочь? Я имею в виду Аню?
— Не знает. Люда ему не сказала.
— И правильно сделала.
— Ты так думаешь?
— А что, по-вашему, он бы изменился от этой информации? Бросил бы семью, карьеру и примчался воспитывать дочь?
Нина Петровна покачала головой.
— Наверное, нет.
— Вот и я так думаю.
Когда она ушла, я ещё долго сидела с фотографиями. Странно было думать, что у мамы была другая жизнь. Что она была молодой, влюблённой, счастливой. И что все эти годы она несла в себе такую боль.
А ещё странно было осознавать, что у меня была сестра. Старшая сестра, которая могла бы стать мне подругой, советчицей. Которая, возможно, рассказала бы мне правду о нашей семье.
Я достала телефон и набрала номер подруги.
— Катя, привет. Можешь приехать? Мне нужно с кем-то поговорить.
— Что случилось?
— Расскажу при встрече. Это долгая история.
Катя приехала через полчаса с пирожными и вином.
— Рассказывай, что стряслось.
Я рассказала. Всё, что узнала за два дня. Катя слушала, не перебивая.
— Ничего себе, — сказала она наконец. — И что теперь будешь делать?
— Не знаю. Чувствую себя так, будто вся моя жизнь была ложью.
— Не вся же. Мама тебя любила, заботилась о тебе.
— Но почему молчала? Почему не рассказала про Аню?
— Наверное, боялась ранить тебя. Или боялась, что ты начнёшь искать Виктора.
— А может, и правда стоит его найти?
— Зачем?
— Не знаю. Хочется посмотреть в глаза человеку, который разрушил жизнь моей мамы.
— И что это даст?
Я задумалась. Действительно, что это даст? Виктор стар, у него своя семья, своя жизнь. Какой смысл ворошить прошлое?
— Наверное, никакого смысла нет, — согласилась я.
— Лучше подумай о том, что теперь делать. Ты же узнала правду. Мама хотела, чтобы ты её знала.
— А что с ней делать, с этой правдой?
— Принять. И простить маму за то, что молчала. Она, наверное, думала, что поступает правильно.
Мы допили вино, Катя уехала. А я села писать письмо. Письмо маме, которой уже нет. Письмо сестре, которую никогда не знала.
"Мама, я узнала правду. Я не злюсь на тебя за молчание. Понимаю, что тебе было тяжело. Прости меня, если я была не такой дочерью, какой должна была быть. Если ты считала, что не можешь мне доверять.
Аня, сестричка. Мне жаль, что мы не встретились. Мне жаль, что ты так рано ушла. Наверное, мы были бы подругами. Наверное, ты рассказала бы мне про маму то, что она скрывала."
Письмо я сожгла в раковине. Пепел смыла водой.
Потом долго стояла у окна, смотрела на дом напротив. В одном из окон горел свет. Наверное, там сидела Нина Петровна и думала о своей подруге, которая прожила такую трудную жизнь.
А может, думала о том, правильно ли поступила, рассказав мне правду.
Я не знаю, правильно или нет. Но теперь я знаю, кто была моя мама на самом деле. И это знание, хоть и болезненное, делает меня ближе к ней.
Завтра я пойду на кладбище. Расскажу маме, что встретилась с Ниной Петровной. Что узнала про Аню. Что не держу зла.
А ещё скажу, что люблю её. Такую, какой она была. Со всеми тайнами, болью и несбывшимися мечтами.
Мою маму, о которой я ничего не знала.