Все началось с мелочей, которые я долго отказывалась замечать. Его телефон, который всегда лежал экраном вниз. Духи «Шанель», которые я не покупала, но их след оставался на его рубашках по средам. Восемь вечера — новый стандарт возвращения домой, хотя раньше он успевал к ужину в семь.
Няня Алина стала чаще задерживаться после работы. Вместо положенных шести часов вечера она уходила в семь, иногда в восемь. Я не придавала этому значения, пока не заметила, как она поправляет волосы, услышав звук его ключа в двери.
В тот вечер я должна была вернуться к девяти. Подруга Ольга уговорила меня зайти на чай, но я забыла у нее ключи. Решила не звонить, не хотела тревожить Дмитрия — в последнее время он жаловался на усталость.
Дом встретил меня тишиной. В прихожей горел только ночник, хотя я точно помнила, что оставляла свет в гостиной. Первая мысль — сработал таймер. Вторая — кто-то выключил его вручную.
Из-за приоткрытой двери доносился шёпот. Не детский лепет Софии, а низкий смех Алины, прерывистый, словно она старалась его сдержать. Потом — его голос, слишком мягкий, каким он говорил со мной в первые месяцы знакомства.
Я замерла на пороге. Рука сама потянулась к выключателю, но я передумала. Лучше темнота. Лучше ничего не видеть.
Но я все равно увидела.
Они лежали на диване, том самом, где мы с Димой смотрели фильмы по выходным. Его рука скользила по ее спине, пальцы запутались в светлых волосах. На столике стояли два бокала — один с остатками красного вина, другой почти полный. Моя любимая рюмка для коньяка, подарок его матери.
Алина заметила меня первой. Ее глаза расширились, губы, накрашенные новым оттенком розового, приоткрылись. Но она не отстранилась.
Дима обернулся. Сначала на его лице отразилось раздражение — кто-то прервал момент. Потом — паника. Он вскочил, но не ко мне. Встал между нами, словно защищая ее.
Я не кричала. Не плакала. Просто закрыла дверь, развернулась и вышла на улицу. Дождь только начинался, первые капли упали мне на лицо, когда я достала телефон.
— Оль, — голос звучал чужим, — я сейчас приеду за ключами. И останусь у тебя. На ночь.
Она что-то спросила, но я уже не слышала. В ушах стучало: сегодня ночью я исчезну.
Он вернулся за полночь, пахнущий дождем и чужими духами. Я притворилась спящей, чувствуя, как матрас прогибается под его весом. Через минуту раздался храп — ровный, довольный, будто ничего не случилось.
Я ждала еще час. Достала из-под кровати старый чемодан, тот самый, с которым ездила в свадебное путешествие. Кожа на углах уже потрескалась, замок заедал.
Собирала вещи на ощупь, при свете уличного фонаря. Документы из сейфа. Две пачки денег, отложенные на черный день. Фотографию Софии в школьном платье — ту, где она смеется, не подозревая, что мир может быть жестоким.
Не взяла ни одного подарка от него. Только свою зубную щетку, тушь, тетрадь с рецептами бабушки. Пальцы наткнулись на шелковый халат — подарок на пятилетие свадьбы. Оставила его висеть на крючке.
На кухне достала обручальное кольцо. Оно соскользнуло на стол со звонким стуком. В темноте блеснуло один раз и замерло, как наша любовь.
Три часа ночи. Дождь монотонно стучал в окно, словно отсчитывая последние минуты моего пребывания здесь. Я приоткрыла входную дверь — она лишь слегка скрипнула. Холодный воздух обжег лицо.
Прежде чем выйти, я обернулась. В спальне горел ночник — он всегда спал при свете. Я видела его очертания под одеялом, руку, брошенную на мою пустую половину кровати.
Такси ждало за углом. Водитель, пожилой мужчина с усталыми глазами, молча взял чемодан.
— На вокзал? — спросил он, когда я села.
Я кивнула, глядя в мокрое стекло. Дом, в котором я прожила десять лет, уменьшался вдали. Окно нашей спальни было последним, что исчезло из виду.
В кармане зазвонил телефон. Дима. Я выключила звук, но не стала блокировать номер. Пусть знает — я не прячусь. Я просто ушла.
На вокзале я купила билет на ближайшую электричку. Куда — не имело значения. Кондукторша зевнула, пробивая бумажку.
— Счастливого пути, — сказала она автоматически.
Я усмехнулась. Путь только начинался. И счастья в нём пока не было.
Комната оказалась меньше, чем я представляла, — двенадцать квадратных метров с единственным окном во двор. Хозяйка, женщина с морщинистым лицом, протянула ключи, даже не спросив, почему у меня только один чемодан.
— Водопровод шумит по ночам, — предупредила она на прощание.
Первые три дня я почти не выходила из дома. Лежала на жёстком диване, слушая, как капает кран на кухне. Телефон молчал — новую сим-карту я купила сразу, а старую оставила в кармане пальто. Иногда доставала её, наблюдая, как экран вспыхивает от его звонков.
На четвёртый день закончились деньги. В ближайшем кафе требовалась официантка на утренние смены. Хозяйка, женщина лет пятидесяти с хриплым голосом, осмотрела меня с ног до головы.
— Опыт есть?
— Нет.
— Ладно, научим. Форма — чёрные джинсы, белая рубашка.
Первая смена длилась десять часов. К вечеру ноги гудели, а на ладонях появились красные полосы от подносов. Коллеги перешёптывались за моей спиной: «Новая долго не продержится».
По ночам снился дом. Дима, стоящий на пороге детской, смотрит, как я собираю вещи. Но вместо того, чтобы остановить меня, молча поворачивается и уходит. Я просыпалась с криком, хватая ртом воздух.
Он искал меня. Ольга рассказала, что он звонил каждый день первые две недели. Потом пришел лично, умолял сказать, где я. Она не знала — я специально не называла адрес.
Самым тяжелым был звонок Софии. Она плакала в трубку, спрашивала, когда я вернусь. Голос дрожал:
— Папа говорит, что ты нас бросила...
Я сжала телефон так, что побелели пальцы.
— Я тебя люблю. Это не твоя вина.
После разговора я вышла на пожарную лестницу и впервые за месяц дала волю слезам. Потом умылась ледяной водой и пошла на вечернюю смену.
Дима прислал сообщение через три недели: «Прости. Вернись». Я удалила его, не дочитав до конца. Каждый раз, когда я хотела сдаться, перед глазами вставала та ночь — его рука в волосах Алины, их смех в полумраке.
Постепенно выработала ритуал. Утро — кофе из автомата. День — работа. Вечер — прогулка до парка. Иногда покупала мороженое и ела его на скамейке, глядя, как играют дети.
Однажды увидела девочку, похожую на Софию. Сердце сжалось, но я не подошла. Просто сидела, пока не стемнело, а потом вернулась в свою каморку под крышей.
Телефон снова замигал. На этот раз — неизвестный номер. Я положила его в ящик и закрыла на ключ.
Шесть месяцев спустя меня повысили — я стала старшей официанткой. В день зарплаты я зашла в кафе в центре, куда раньше мы ходили с Димой. Заказала капучино и круассан, листая меню с новыми ценами.
Тогда я их и увидела.
Они сидели у окна — Дима и молодая девушка. Не Алина, другая. Волосы темные, маникюр безупречный. Он что-то оживленно рассказывал, жестикулируя руками. Я замерла с чашкой в руке, чувствуя, как пол уходит из-под ног.
Он поднял взгляд. Глаза округлились, рот приоткрылся. Вскочил так резко, что опрокинул стакан с водой.
— Марина...
Я повернулась к выходу. Он догнал меня у двери, схватил за руку.
— Пожалуйста, дай мне объясниться.
Его пальцы обжигали запястье. Я вырвалась, но не ушла.
— Это Юля, новая няня, — он говорил быстро, путаясь в словах. — Только няня, клянусь. После тебя я...
— Мне все равно, — голос звучал спокойно, хотя внутри все дрожало.
Он выглядел постаревшим. Мешки под глазами, несвежая рубашка.
— София скучает. Я... Я был идиотом. Одна ошибка, и все разрушилось.
Все в кафе смотрели на нас. Девушка за столиком краснела, теребя салфетку.
— Ты сам все разрушил, — я сделала шаг назад. — В три часа ночи, когда я уходила, ты храпел.
Его лицо исказилось. Он протянул руку, но я уже выходила на улицу. Дождь, такой же, как в ту ночь, застилал глаза.
Через неделю я подала на развод. Адвокат, подруга Ольги, вела дело бесплатно.
— Он будет драться за квартиру, — предупредила она.
— Пусть берет. Мне нужна только София.
Суд назначили через два месяца. Дима неожиданно согласился на мои условия — дочь со мной каждые выходные, алименты, небольшая компенсация.
— Я не хочу войны, — сказал он в зале суда, избегая моего взгляда.
Я кивнула, подписывая бумаги. Ни злости, ни боли — только усталость.
Теперь у меня однокомнатная квартира в спальном районе. По выходным София спит на раскладном диване, а мы печем печенье по бабушкиным рецептам. Иногда она спрашивает:
— Ты все еще злишься на папу?
— Нет, солнышко.
Это правда. Я научилась просыпаться без страха, смотреть в зеркало без отвращения. Вчера купила себе шелковый халат — нежно-голубой, не такой, как раньше.
Телефон Димы теперь сохранён под именем, а не под сердечком. Иногда он звонит, чтобы обсудить родительское собрание. Я слушаю, вежливо отвечаю и кладу трубку.
В ящике стола до сих пор лежит та сим-карта. Раз в месяц я заряжаю её, проверяю сообщения. Последнее пришло три недели назад:
"Прости. Хотя бы за Софию".
Я стёрла его, как и все предыдущие. Потом открыла окно — на улице пахло весной. Первые почки на деревьях, дети с велосипедами.
Жизнь продолжается. И на этот раз — по моим правилам.