Летний вечер на даче – штука особенная. Теплый воздух от нагретой за день земли, В комнате было тихо и уютно. Внук с дедом играли в морской бой, причудливо рисуя крестики на листках в клетку. Только тиканье старых часов да редкое позвякивание ложек в кружках нарушало покой. На столе, покрытом клеенкой в мелкий цветочек, стояли две кружки. И чай в них был не простой, а из листьев черной смородины, собранных внуком Егором вместе с дедом еще утром – терпкий, ароматный, пахнущий солнцем и детством. Егорка, десятилетний внук, этот чай очень любил. Для него он был неразрывно связан с дачей, с дедом Борисом, с этим миром тепла и спокойствия, куда он так любил приезжать из шумного города.
Дед Борис, человек почтенного возраста и неиссякаемого спокойствия, сидел напротив. На столе между ними лежал листок в клетку – поле морского боя. Но игра как-то застопорилась. Егор, обычно азартный стратег, сегодня был задумчив. Он подпер щеку кулачком и смотрел не на корабли противника, а куда-то в угол, где тень от шкафа была особенно густой.
– Дедушка? – тихо спросил он, оторвав взгляд от теней.
– Ась, командир? – отозвался дед Борис, откладывая карандаш. Он знал эту интонацию. Не бытовой вопрос «где моя майка?» и не детское «купи мороженое». Это было «дедушка?» с подтекстом, с той серьезностью, которая иногда накатывает на детей, как внезапный летний ливень.
– А почему люди не живут вечно? – выпалил Егор, глядя деду прямо в глаза. И в его голосе было столько искреннего недоумения и легкой обиды на несправедливость мироздания, что дед Борис на мгновение растерялся. Не от вопроса самого по себе – вопросы о конечности бытия в его почтенном возрасте были не новы. А от этой детской прямоты, от этого немого укора: «Как же так? Почему рано или поздно заканчивается человеческая жизнь?»
За окном, в сгущающихся сумерках, тонко и назойливо пищали комары. Не жужжали, нет, а именно пищали – как крошечные, невидимые камертоны отчаяния, бьющиеся о стекло. На улице зажегся старый фонарь, отбрасывая желтоватый круг света на темную траву. Мотылек за окном тут же устремился к нему.
Дед Борис медленно потянулся за чашкой, сделал глоток душистого чая. Парок окутал его морщинистое лицо.
– Вечно, Егорушка? – задумчиво протянул он. – Вечно… Интересная штука. Представь себе, ну, хотя бы вот эти самые часы. – Он кивнул на ходики. – очень старые, между прочим из эпохи СССР. Еще твой прадед заводил эти часы. Так вот, представь, что они идут вечно. Без остановки. Тик-так, тик-так, век за веком, столетие за столетием. И... Что будет? Пружина, даже самая лучшая, однажды лопнет. Шестеренки сотрутся в пыль. Циферблат выцветет. Механизм – он на то и механизм потому что не вечен как и человеческий организм и есть в этом предел.
Он помолчал, наблюдая, как внук водит пальцем по клеточкам на листке, уже забыв про корабли.
– Или возьмем книгу, – продолжил дед. – Любимую книжку. Вот ты ее прочитал. Понравилось? Здорово! А теперь представь, что она… без последней страницы. Или последняя страница – это точка, после которой опять начинается первая глава. И так до бесконечности. Скоро ли она тебе надоест? Станет ли она от этого лучше? У каждой книги есть начало и конец, у каждой истории.. у каждой человеческой жизни. Всему свое время, и время всякой вещи под солнцем. Время рождаться, время умирать, время грустить... и время радоваться...
Егор усмехнулся. Дед Борис умел находить такие сравнения.
– Но люди же не часы и не книги! – возразил внук, не сдаваясь. – Они живые! Им хочется жить! И жить вечно!
– Еще как хочется! – согласился дед с теплой усмешкой. – Давайте честно, кто из нас не хотел бы пожить подольше? Особенно когда жизнь хороша? Когда есть дача, смородиновый чай, морской бой с дедом… Но в этом-то и фокус, Егорка. Ценность штуки часто в ее редкости. В ее… ограниченности. Представь весну. Первая зелень, первые цветы. От них дух захватывает! А если бы трава была зеленой круглый год, а цветы цвели без перерыва? Стали бы мы ими так восхищаться? Или привыкли бы, как к обоям на стене? Вечность, внучек, она как этот самый бесконечный солнечный день. Сначала – восторг! Потом – жара, пыль, хочется тени, прохлады, смены. Вечер, ночь, утро – они нужны. Чтобы оценить свет, нужна тьма. Чтобы почувствовать радость, иногда надо погрустить. Жизнь – это смена. Рост, цветение, увядание. Как листья на деревьях. Вечно зеленое дерево? Да это же искусственная елка! Натуральная красота – она в цикле, в движении. В том, что сегодня – почка, завтра – лист, послезавтра – он желтеет и летит вниз, чтобы дать место новому ростку.
Так и человек. Его время – это его история. Его дела, его любовь, его смех, его ошибки – все это укладывается в отведенный срок. И именно потому, что срок этот не бесконечен, мы стараемся успеть что-то важное. Построить дом, посадить дерево, вырастить детей… Вот когда меня не станет и не будет уже к тому времени ты сам станешь дедушкой и у тебя будут внуки. Время циклично.
Дед Борис подлил чаю в обе чашки. Аромат смородиновых листьев снова заполнил комнату. Егор слушал, завороженный. Его детский ум цеплялся за образы: бесконечные часы, книга без конца, вечнозеленая скука.
– А что там… после? – шепотом спросил он, уже без прежней дерзости, а с робким любопытством.
– После? – дед Борис посмотрел в окно, на темное небо, где одна за другой зажигались звезды. – Знаешь, это как с тем самым чаем. Вот он в чашке – горячий, душистый, наш с тобой, дачный. Мы его пьем, наслаждаемся. А потом чашка пустеет. Но разве сам чай исчезает? Он был, он согрел нас, он оставил свой вкус и запах. Он стал частью нас на это время. Так и человек. Он уходит, но остается то, что он сделал, что он подарил другим людям и какой след оставил на этой земле. Его слова, его дела, его любовь – это как аромат от нашего чая. который витает в воздухе. Он в памяти. Он в тебе, Егорушка. В твоих воспоминаниях о даче, о наших вечерах, об этом самом чае. Вот смотри, – дед ткнул пальцем в смородиновый куст за окном, смутно видный в свете фонаря. – Листья мы с тобой сорвали, заварили. А куст-то остался. И на следующий год он даст новые листья. И потом однажды новые внуки будут их собирать. Жизнь – она не в бесконечности одного стебля, а в том, что стебли сменяют друг друга. В вечном обновлении сада. И это, знаешь ли, куда интереснее, чем стоять одним и тем же столетним дубом по несколько сотен лет, наблюдая за веками. Хотя дубы, конечно, тоже хороши. Но у них своя роль.
Он допил свой чай и поставил чашку со звоном.
– Так что, командир, – дед Борис подмигнул внуку, – нужно стремиться, чтобы после тебя остался не просто след, а хороший, добрый аромат. Как от этого чая. А вечность… – он махнул рукой в сторону звездного неба, – вечность она и так вокруг. В этой ночи, в этих звездах, в том, что жизнь продолжается. В тебе, в твоих будущих детях. Это и есть наша, человеческая, вечность через поколения. Не личная, а общая. И в этом, пожалуй, есть своя мудрая справедливость и даже красота. Не так ли?
Егор задумался. Он посмотрел на деда, на его добрые, чуть усталые глаза, на чашку со смородиновым чаем, на звезды за окном. Чувство несправедливости и страха куда-то ушло, растворилось, как пар над остывающей чашкой. Его сменило теплое, умиротворенное чувство. Не вечность, а вот это – дача, дед, чай, тиканье часов, писк комаров за окном и звезды – было сейчас бесконечно ценным. Настоящим.
– Так, – сказал Егор, беря карандаш и снова глядя на листок морского боя, – «Г-5»?
– Мимо! – отрапортовал дед Борис с торжеством. – Там у меня пусто и нет кораблей. А вот у тебя, кажется, крейсер скоро пойдет ко дну? Давай, адмирал, твой ход!
И в комнате снова воцарилось привычное дачное умиротворение, наполненное лишь тиканьем часов, шелестом листьев за окном и тихим спором двух стратегов о координатах несуществующих кораблей. А вопрос о вечности повис в теплом воздухе, смешавшись с ароматом смородины, став частью этого летнего вечера, частью памяти, частью той самой общей, продолжающейся жизни, о которой так мудро и просто сказал старый дед. И в этой мысли было не грустное прощание, а тихая радость и глубокий, светлый оптимизм. Жизнь продолжалась. Здесь и сейчас. И это было главное.