Она — абстрактный образ. Ушла утром, растворилась в сером городе, возможно, к маме в Колпино. Или к сестре в Сестрорецк. Или просто исчезла — как это умеют делать те, кто стал тебе слишком важен. И герой, тот самый «ушатанный и всратый», идёт за ней по следу, как призрак любви, которая закончилась не по правилам. Он не злой — он растерянный. Он не угрожает — он отчаянно торгуется с пустотой. «Может, по пьяни косяк допустил…» А разве не так всё и заканчивается у многих из нас? Слишком громко сказанное, слишком поздно понятое, слишком рано потерянное. Слова вроде «не вы*бывайся» и «не п*зди» здесь не про агрессию. Это язык тех, кто не умеет говорить о чувствах иначе. У кого «люблю» звучит как «вот, держи пивас». У кого «больно» — как «а то хату сожгу».
Герой кричит на неё — не потому что злой, а потому что иначе он не умеет просить: вернись. В этой грубой поэзии — вся постсоветская мужская душа. Необразованная, но не глупая. Сломанная, но всё ещё чувствующая. Потому что за грязным языко