Глава Вторая. Кровь, сталь и шëпот
Рабочий квартал занимал добрую часть города и, в отличии от трущоб и, тем более, руин, здесь поддерживалось подобие порядка. Когнаты сюда заходили редко, но держать квартал в кулаке было кому и без них. Весь район поделëн на «круги», в которых главенствовали группировки людей, не особо дружных с законом. Между собой они поддерживали вооружëнный нейтралитет и старались не конфликтовать — себе дороже. Если две группировки взаимно ослабеют в противостоянии, этим не преминут воспользоваться соседи.
Если бы случайный прохожий не побоялся заглянуть в безлюдный переулок, то был бы удивлëн увиденному: там стояла колесница. Что уже , но ещё более удивительной была парочка беседующих людей — один в шерстяной тунике и серо-зелëном плаще, явно какой-то чиновник невысокой иерархии, а второй одет просто по-рабочему — босой, в холщëвых штанах и широкой мешковидной рубахе, подпоясанной простой верëвкой. Они перекинулись несколькими фразами, после чего чиновник бросил рабочему увесистый звякнувший мешочек. И они разошлись. Один к колеснице, другой другой дальше по прогулку, по одному ему известным тропам и проходам до центральной улицы квартала и подвинул, стоявшего в дверях, громилу, со знанием дела проходя в местный Дом увеселений. Там он, нисколько не смущаясь, плюхнулся на роскошные мягкие подушки и, оторвав добрый кусок от жареного поросëнка, впился крепкими зубами в сочную мякоть.
— Здравствуй, Кастет, — сказал, сидящий за столом напротив, человек. Пухлые пальцы его украшали массивные золотые перстни, а тëмно-синюю тогу держала на плече искусно украшенная драгоценными камнями также золотая застëжка. По бокам к нему льнули девицы не самых высоких моральных принципов, — я уж заждался. Как прошло?
Кастет швырнул на стол мешочек.
— Заплатили за мальчишку и артефакт, как ты и сказал. И даже не торговались, — он многозначительно посмотрел на девиц, — но есть одна проблема...
— Девочки, погуляйте, — шлëпнул человек в тоге одну и вторую пониже спины, — что за проблема?
— Беспризорники, — вытер жирные пальцы о белую скатерть собеседник и отпил вино прямо из кувшина. Человек в тоге поморщился, — они стаями кружат вокруг кораблей и днём, и ночью. Одни уходят, другие приходят. Если когнатам мы на лапу кинем, чтобы задержались, то с этими не договориться. У них какой-то свой интерес.
— Какой интерес, такой же, как и у нас наверняка. Кто у этой руинной шушеры сейчас главный?
Кастет поставил кувшин.
— Какой-то Клюв. Его никто не знает, кто таков, откуда...
— Да какая разница, — махнул рукой человек в тоге. Сверкнули золотые перстни, — ты знаешь, что делать. Реши вопрос с этим Клювом и его шобла разбежится.
Темнота. Только тусклый свет масляной лампы, подвешенной к потолочной балке, освещает собравшихся. В воздухе пахнет смолой, морской солью и кровью от ещё не затянувшихся ран. Жон Алаберто нависает над столом, на котором разложена карта Ауроры. На ней уже видны свежие пометки — красным обозначены посты когнатов, чëрным — вероятные пути отступления.
Жон, потирая переносицу:
— Починиться здесь не получится. Ноги бы унести. Старый дурак, — выругался он, — привëл вас в ловушку. Мы теперь, как крысы в трюме — выбраться-то можно, но везде ждут клыки корабельных котов. Что ж, предлагайте варианты.
— Мне бы с моими ратниками разгуляться, — разминая перемотанное тряпицей плечо, сказал Русолав, — прорубили бы путь топорами через их цепи...
На совет, в отсеке капитана собралась группа специального планирования: сам Жон, как командир отряда и главное ответственное лицо; Русолав, как командир вспомогательной сотни и специалист по особым операциям; от группы арбалетчиков снарядили Терезу, которая, не смотря на юный возраст и относительно скромный боевой опыт, обладала живым и хватким умом и умением предлагать нестандартные решения; Руэнсо — молодой воин-латник, ставший сержантом после гибели отца в битве за Чëрные Столбы; Гаррик, как технический специалист, способный преподнести сюрпризы и Рамир, как ключевое действующее лицо. Не хватало только Корвина, умеющего скрытно проникать туда, куда мухе не пролететь, и добывать нужные сведения буквально из воздуха, но он тяжело восстанавливался после ранения, лежал без сил в трюме, только что исходя потом от беспощадной горячки. Немного позже в отсек без приглашения вошла и тихонько села в уголке Ласлава.
— Где-то я это уже слышала, — холодно глядя на свои перчатки, скосила взгляд на Русолава Тереза, — только в тот раз мы подоспели вовремя и вытащили ваши задницы из пекла. А сейчас к нам никто не подоспеет.
Тишина повисла в отсеке. Так, что слышно было как трещит фитиль в лампе. Только всё громче сопел Руэнсо. Вдруг все вздрогнули от грохота падающего стула, это молодой латник подскочил, как ужаленный:
— Хватит! — Закричал он, — мой отец лежит на дне Ваданы из-за этого степного выродка! — Он с силой вонзил в стол сержантский стиллет, перешедший ему по наследству, и указал, затянутой кожаной перчаткой, рукой на Рамира, — сколько ещё наших людей погибнет из-за него? И за что?!
Ветерок тоже вскочил, сжимая кулаки, но его жестом остановил капитан:
— Отставить истерику! — Рявкнул он, — Руэнсо, я сейчас засомневался в верности своего решения назначить тебя сержантом. Ты оказался слишком импульсивен. В бою это может сыграть роковую роль.
Жон повернулся к латнику, который с яростью молодого горного орла смотрел в глаза молодому степному орлу. Им обоим не хватало только перья взъерошить на загривках.
— Ответь, как ты делишь людей в отряде на «наших» и «не наших»?
Руэнсо опустил глаза.
— Ну... Виланцы... И кто давно с нами...
Алаберто усмехнулся:
— Виланцы? Сколько у нас в отряде чистокровных виланцев? У тебя самого — мать из древичей, родился ты в Олосене и в Торении не был ни разу в жизни. А сколько древичей держали строй в битве с хузгардцами? И на каких языках мы говорим? Рамир проливал с нами кровь, это его заслуга — победа при Чëрные Столбах. Потому что это он добыл алтейский огонь и придумал подняться на вершину через пещеру, которую нашёл его отец ещё давно. И неизвестно, как всё сложилось бы, разменись мы с ним на реке.
Жон опëрся руками на стол, затем выдернул стиллет и протянул его рукоятью вперёд Руэнсо:
— Каждый в этом отряде сделал однажды свой выбор. И принял свою судьбу. Как и твой отец... Но, — он пристально посмотрел своими тëмно-карими глазами в глаза Руэнсо, — если кого-то что-то не устраивает, он волен судьбу свою изменить. И сделать это лучше прямо сейчас, чтобы я не расчитывал на боевое звено, которое способно подвести в сложный момент.
Латник принял кинжал, обиженно сопя:
— Да нет... Я... Я не подведу...
Рамир бросил Коготь на стол:
— Я покину отряд, — сказал он, — я не стану тем из-за кого погибнет ещё хоть кто-то из вас. Вы стали моей семьëй и я готов отдать жизнь за вас. Я сдамся эоссцам и вас выпустят. Или алтейцам и вы сможете быстрее вернуться домой...
Ласлава поднялась и встала рядом, схватив за руку:
— Я пойду с ним.
— Малец, не глупи, — прогремел Русолав, — ясно, что дело не в тебе и даже получив тебя, живыми они нас не отпустят.
Сверху заскрипели доски палубы — прошëл часовой. Шум гавани затихал, торговцы отправлялись спать, погрузочно-разгрузочные работы остановились с первыми лучами ночного светила. Только волны бились о камень причала и в борта кораблей.
— А почему нет? — Крутанула в пальцах арбалетный болт Тереза, — эоссцы предлагают за него пятьсот золотых, алтейцы ещё больше. Мы могли бы...
— Продаться, как портовые шлюхи? — Неожиданно вскипел Гаррик.
— Довольно! — Ударил по столу Жон, — никто никуда не уходит и мы людьми не торгуем. Мы, вне зависимости от родов и племëн, виланцы и это НЕ виланский путь.
— Тогда реализм, — бросила взгляд на стену, где висел пробитый стрелой щит с эмблемой Дома Аргент, Тереза, — можно поджечь стерегущую нас эскадру, высадить десант, опустить цепь и уйти в море.
— В порту полно войск, — парировал Гаррик, — кроме когнатов, здесь развëрнуты сферофоры и императорская гвардия. Ну и алтейцы тоже здесь. Да и на выходе из гавани, уверен, стоят ещё корабли.
— Есть вариант подкинуть золото капитану портовой стражи, — предложил Русолав.
— Золото он возьмëт и на этом всё, что помешает ему нас обмануть? — Постучала остриëм по столу арбалетчица.
— Но они же обещали нам аудиенцию у Соларха, — напомнила Ласлава, — давайте будем это требовать и тянуть время.
— В общем-то да, — поддержал её Гаррик, — если не взяли нас штурмом сразу, значит пара-тройка дней у нас есть.
— Думаете Соларх нас примет?
— Примет, — хрипло рассмеялся Русолав, — в большом тронном зале, где лучников будет больше, чем блох на бездомном коте.
В отсеке повисла пауза, только пустая бочка из-под вина, опустошëнная недавно на тризне по павшим, тихонько стучала о переборку.
— Что ж, — наконец сказал Жон, — готовимся ко всему. Гаррик, «Скорпион» должен быть готов к бою. Русолав, отбери самых крепких своих парней в абордажную команду, тренируйте палубный бой. Тереза, с тебя наблюдение за портом, посты, количество солдат, время смен. Нужно в срочном порядке продать наши товары, даже по низким ценам и закупиться лекарствами, провизией, досками и сталью. И быть наготове.
Когда совет разошёлся, Жон, оставшись один в отсеке, устало опустился на стул. Рука сама машинально достала медальон с изображением жены. Он посмотрел на него, провëл пальцем по тонким чертам древичанской красавицы и, вдруг, с силой швырнул медальон об стену:
— Проклятый выбор! Всегда проклятый выбор...
Сладковатый запах разлагающихся красителей щекочет ноздри. Воздух в старой давно заброшенной красильне тяжëлый и густой. Пять теней в свете сумерек, слабо проникающем через выбитые узкие окна, разбрелись меж стройных рядов больших медных чанов, только хрустели под ногами пласты высохшей краски, да крысиные кости. Место располагалось на самом стыке рабочего квартала и трущоб. Клюв со своими беспризорниками пришли сюда по подземным коммуникациям на встречу с лидером одной из местных группировок. После инцидента в порту, когда бандиты поймали троих парней из руин, следивших за торентийскими кораблями. Из троих вернулся только один. И то, как вернулся — чудом, на нём живого места не было от жестоких побоев. Сказал, что будут ждать в заброшенной красильне пять на пять, без оружия.
Кастет появился позже. Дверь разлетелась в щепки от мощного удара ногой и в красильню вальяжно прошествовал здоровенный детина с лицом, изуродованным оспой. Свой мешкообразный наряд он сменил на хорошие сапоги, шерстяные штаны и плотную безрукавку с нашитыми металлическими пластинами. На руках его красовались кожаные перчатки со свинцовыми вставками, отсюда и прозвище. Хотя его пудовые кулаки крушили кости и без усиления, но с кастетами он становился абсолютной машиной разрушения. Даже когнаты уходили в сторону, когда встречались ему на пути.
Дураком при этом Кастет не был. Он сразу смекнул, что с Магаласом лучше сотрудничать и... делиться. Поэтому его люди спокойно собирали дань с ремëсленников, «охраняли» торговцев и выполняли некоторые деликатные поручения своего босса. В целом ничего сложного, но это позволяло им быть невидимыми для блюстителей порядка и, при этом, кататься, как сыр в масле.
Сейчас Кастету необходимо устранить препятствие в виде руинной шпаны, убрав их нового лидера. Его можно устранить и физически, и вряд ли это составит больших трудов, но ему, лидеру группировки, необходимо тоже поддерживать свой статус и утверждаться, а просто свернуть этому жалкому цыплëнку шею — это слишком... просто. Кастет знает как поступить. Он унизит этого выскочку. Унизит так, что даже его подчинëнные станут плеваться, сами же его и порешат. А сломать этого сопляка — раз плюнуть. Приходилось колоть орехи и покрепче.
— Кто тут у нас прячется? — Протянул Кастет, хрустя сапогами по слоям мусора на полу. Взгляд его окинул помещение и остановился на худенькой, сгорбленной фигуре в капюшоне. Из тени вышли и сблизились с ней ещё четыре такие же тщедушные фигурки. Кастет в голос заржал, тыкая в них пальцем, — это ты Клюв? — Отсмеявшись, спросил он, — нет, ты скорее дохлая селëдка. — Он презрительно сплюнул под ноги, — как ты сюда дополз вообще из своих руин и не сдох по дороге? А это твои щенки? И вы всерьёз думаете, что вас кто-то боится? — Он сплюнул теперь под ноги Клюва.
За спиной Кастета встали его амбалы, под стать ему самому. На довольных лицах ухмылки. Предчувствуют развлечение и не видят абсолютно никакой угрозы.
Пальцы левой руки предательски задëргались, предупреждая о приближающемся приступе боли, а пальцы правой впились во флакон с обезболивающим, настойкой мака. Боль проснулась, зафиксировала свой взор на Стрижатке и потянулась своими когтистыми лапами.
— Да сними ты свой капюшон, — шагнул к нему Кастет, — когда с тобой взрослые люди разговаривают.
Он смахнул с парня капюшон, обнажив его увечья.
— О! Да ты ещё и урод! — Поцокал языком амбал, — я думал люди врут, но ты правда клюв, не человек, не животное даже, просто — клюв на тоненьких ножках. — Вновь заржал Кастет.
Засмеялись в голос и его сопровождающие. Один из них руками попытался изобразить птичий клюв, что вызвало новый приступ смеха.
— Где мои люди? — Морщась от накатывающей боли, тихо спросил Стрижатка.
Кастет пнул старую деревянную бочку, развалив её в щепу и, сплюнув, на штанину подростка, нарочито весело спросил:
— Какие люди? — Развëл он руками, — а, те два шакалëнка? Так поди рыб уже кормят под причалами. Или крабы их уже съели, не знаю...
Боль набатом ударилав голову, взгляд поплыл. Силуэт собеседника начал смазываться. Руки машинально выдернули пробку из флакона и опрокинули содержимое в рот. Вроде отпускает. Тише, тише, Стрижатка...
— Что ты там пьëшь? — Засмеялся Кастет, — это тебе мамка молоко сцедила?
Вновь взрыв хохота. А боль поглотила разум. Стрижатка завыл и завалился навзвичь, трясясь в конвульсиях. Изо рта обильно пошла пена.
— Да он у вас ещё и больной, — пнул его ногой Кастет, замечая слëзы ярости на лице у одного из подростков.
Внезапно Стрижатка затих. Его видящий глаз подкатился и помутнел, а второй, невидящий, наоборот обрëл осмысленность и разумность.
Клюв поднялся. Оглядел Кастета белым, невидящим глазом, по-птичьи наклоняя голову, и резко, слишком быстро для человека, вцепился тому в глотку. Здоровяк захрипел и замахал руками, но Клюва там уже не было. Совершая очень быстрые движения, не человеческие, а скорее какие-то, как у древних хищных птиц, он с лëгкостью увернулся от ударов кулаков-кувалд Кастета, способных разбить ему череп вдребезги, зашëл тому за спину, запрыгнул на плечи и с хрустом развернул ему голову в обратную сторону.
Оттолкнувшись от падающего тела, Клюв перескочил на поперечную балку и спрыгнул оттуда на второго бандита, повторив манëвр.
Только сейчас лица оставшихся амбалов начали вытягиваться, глаза удивлëнно округляться. Один из них выхватил нож. Но Стрижатка уже сорвал с балки ржавую цепь с крюком и, обернув вокруг шеи третьего, поднял того над полом, используя своë тело, как противовес. Его беспризорники, подобно стае голодных волчат, бросились в атаку.
— Клюв! Нет! — Крик. Мелькнувшая тень, сверкнувший клинок. И холодная сталь вонзилась в живот Власока, заслонившего Стрижатку.
Беспризорники втроём забивали пятого бандита. Кто чем. Всем, что под руку попало. Клюв поднырнул и растопыренной пятернëй ткнул амбалу с ножом в глаза. Тот дико заорал, отшатнувшись и закрывая лицо ладонями.
А потом Клюв пришёл в себя. Вместе с осознанностью и зрением в видящем глазе пришла и дикая усталость. Он опëрся рукой в красное мессиво, совсем недавно бывшее головой человека, собираясь с силами.
— Они ранили Власока!
— Они пришли с оружием!
— Нарушили договор.
Гомонили без умолку беспризорники. Власок лежал, свернувшись калачиком, тихо поскуливая от боли и страха. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы всё понять. Недалече, как прошлой весной точно такую же рану в стычке с дикими кочевниками получил Крадомир. И его тогда выхаживал родовой знахарь. Умеющий и знающий многое, спасший не одного родовича от верной смерти. Но живот Крадомира вздулся, стал чëрным. Он кричал от нестерпимой боли несколько дней. Не помогало ничего. И всё равно умер, намучавшись.
— Мы отомстим за тебя, брат, — тихо сказал Стрижатка. Выдернул нож из живота Власока и резким движением воткнул его тому в грудь, — а теперь спи.
Власок. Худенький подросток. Навязчивый и часто без причины слишком весëлый и восторженный, что очень раздражало, вызывая приступы боли, но такой надëжный и, как оказалось, искренне преданный. Настоящий и единственный друг в этой беспросветной тьме, как лучик света, которому, по сути, неоткуда здесь взяться. И вот он угас. Угас навсегда. Не влетит больше в комнату, рискуя получить башмаком по бестолковой голове.
Глядя в помутневшие глаза Власока, Клюв тихо, но очень твëрдо, как шелест меча, вынимаемого из ножен, произнëс:
— Всех, кто носит зелëные ленты, как у этих, — он показал на убитых бандитов, — всех, до единого! Всех к праотцам!
Совещание в Башне Судеб, в относительно небольшом кабинете, собрало все высшие чины государства. В центре помещения разместился огромный массивный дубовый стол с разложенной картой обитаемых земель и куча свитков. Во главе стола на постаменте был установлен трон Соларха. Из-за его спины через огромное мозаичное окно с изображениями сцен побед предков нынешнего повелителя, проникал свет, окрашенный в разные цвета и играл бликами на лицах собравшихся, дорого одетых, обступивших стол со всех сторон, высоких чиновников.
Соларх сделал знак стоявшему рядрм с троном императорскому хартуларию и тот, взяв с подноса раба свиток, зачитал:
«Его Величеству Соларху Эоссии. В свете событий у Чëрных Столбов Алтея требует немедленной аудиенции для возврата незаконно присвоенного артефакта. Отказ будет расценен, как объявление войны.
Посол Алтейской империи, громил алтейского Синклита Веридон Лукреций Филострат.»
Правитель Эоссии обвëл собравшихся тяжëлым взглядом и спросил:
— Что скажете?
Человек в дорогих изящных доспехах приложил руку к груди и совершил неглубокий поклон:
— Солнцеликий, алтейцы откровенно наглеют. Они крайне активны на наших границах. По сообщениям разведки их гарнизоны увеличились в численности в два раза, а в море на рейде, в трёх днях пути от Ауроры, стоит их флот с алтейским огнëм.
Соларх взял свиток у хартулария, повертел в руках, изучая печать Синклита:
— Что скажете по поводу артефакта?
Вперёд вышел Кириад. Сегодня его шею украшала массивная золотая цепь с золотой же печатью Эоссии.
— Повелитель, эту операцию спланировал и провëл совместно с Дорикратионом и Диаэтнерионом я лично. Задумка была проста: нанять уроженца Алтеи на службе Хузгарда, пообещать золото и титул, и заполучить с его помощью контроль над восточными территориями, называемыми Великой Степью. Наëмник прекрасно справился с первой частью задания, но вмешался ряд факторов — он потерял сам символ власти, ради которого всё и затевалось, и оказался двойным агентом, нанятым ещё и Алтеей со схожим заданием. Кроме того, из-за неучтëнной в планировании случайности, артефакт попал в руки к торентийским наëмникам, которые сейчас находятся в нашем порту.
— Мы контролируем этих наëмников?
— Мы работаем над этим. — Ушëл от прямого ответа Кириад.
Соларх кивнул.
— Хорошо, протосеваст. Организуйте аудиенцию с нами этому выскочке Веридону.
#автор #самиздат #литрес #фэнтези #новаяглава