Идеальный трюк

Раньше. Два месяца до смерти.

Когда огромная циркулярная пила сломала первое крепление и рывком сдвинулась вниз, каждый в зале знал, что это трюк. Смертельный номер не убивает, он просто заставляет поверить, что смерть рядом, что фокусник на сцене, примотанный к двум столбам, может погибнуть. Голоса в зале смолкли, бумажки перестали шуршать.

Пилу покрыли хромом, что бы лезвие эффектно сверкало в луче прожектора, и его блеск слепил зрителей. Все будут смотреть на пилу, а не на человека внизу. Этот человек – Аластор Суарес Альфонсо де Ламбиди, и мало кто знал, какое имя ему дали родители при рождении. Аластором он назвал себя сам, двадцать лет назад, когда первый раз вышел на сцену. И остался на той же сцене на все двадцать лет.

Десять из них пила ломала крепления, одно за другим, и опускалась к его телу. Десять лет зал замирал, пока Аластор старательно изображал неудачную попытку освободиться. Две скудно одетые ассистентки отсчитывали время.

Последние секунды иссякли. Сверкающее лезвие сломало крепление и метнулось вниз. Оно прошло сквозь тело Аластора, разорвало на куски покрытие сцены и ушло под нее.

Веревки лопнули. Аластор шагнул к зрителям. Крики, аплодисменты, все как обычно. За одним исключением: когда-то зрители восторгались его спасением. Последние годы в криках звучало разочарование. Десять лет одного трюка – это слишком долго.

***

-Они меня ненавидят! – Аластор опустошил банку пива в один глоток и швырнул ее в стену. – Меня все тут ненавидят!

-Да ты что, Алик, они тебя...

-Не вздумай даже сказать: «Обожают!», – он повысил голос и Рита умолкла.

-И не зови меня Аликом, – добавил он, и открыл вторую банку. - Я – Аластор! А ты – Рита. Я так решил и так будет, для всех! Даже за кулисами. И они меня ненавидят.

-Ты посмотри на сумму! Они же раскупили все билеты. Опять.

- Раскупили, да! Потому что надеются увидеть, как я сдохну. Они все ждут, когда смертельный номер получится на самом деле смертельным. Вот умора будет – лох по имени Аластор Суарес Альфонсо де Ламбиди хотел стать круче Гудини, а ему башку оторвало на глаза у почтеннейшей публики! Они десять лет смотрят, как пила падает, им это уже поперек горла. А мне и подавно. А ты тоже хороша!

-А что не так?

-А все не так! Ты должна показывать людям часы и отвлекать от меня внимание, своими сиськами. И ты не должна проходить между мной и зрителями! И не должна загораживать Чантару! Она моя главная ассистентка, а не ты. Ты специально ее на сцене перекрываешь? Хочешь, что бы все только на тебя смотрели? Тогда научись нормально улыбаться, хотя бы! Тебе будто лицо топором разрубили.

Он швырнул вторую банку на пол и поднялся. В дверь постучали. Аластор пнул банку, и та исчезла под кровать.

-Да, да! – крикнул он, и дверь открылась. В комнату вошел букет цветов.

-Кто там? Дарон, старина, это ты?

-А то кто ж еще? - ответил голос из букета. – Анонимный букет от поклонницы. Мне в вазу поставить?

-Не нужно. Рита со всем разберется. Да, родная?

Она сверкнула улыбкой.

-Ну конечно! Я возьму букет. Они тебя обожают! Как всегда.

Рита приняла букет. Дверь закрылась. Она бросила букет на пол.

-Рита разберется, да? Это же делает жена – разбирается с букетами, отвлекает сиськами внимание, не так улыбается и не там стоит. Ты куда?

Аластор уже отрыл дверь.

-Искать вдохновение!

-В чьих трусиках? – это вопрос достался уже закрытой двери.

Рита подняла букет и все-таки поставила его в вазу. Да, Рита разберется со всем, как и всегда. Она вытерла глаза и вышла в коридор. Где-то совсем рядом расшатанный стул скрипел под тяжестью двух сплетенных тел. Она не стала выяснять, чьи это тела. Она и так всегда знала, что две ассистентки на одной сцене – это не к добру. Но женился он на ней. Выбрал ее! Все остальное не имело значения.

Во всяком случае, так хотелось думать.

Раньше. Десять дней до смерти.

«Номер, который заставил бы Гудини побледнеть! Прощальный трюк фокусника-самоубийцы!» - так это назвали журналисты. Назвали так, как велел назвать владелец кошелька, из которого оплачивались и статьи в новостях, и шумиха в сети.

-И как ты намерен не умереть в номере самоубийцы? – Рита показала Аластору заголовок в газете.

- А я не намерен не умирать! – Аластор качнул макет гроба, который стоял на его столе. - Я намерен умереть. Вот в таком же гробу, только большом. Я сгорю в нем заживо! Люди давно мечтают увидеть на самом деле смертельный номер. Я даже склеп себе прикупил! В нем ты меня и похоронишь.

Он подождал реакции жены. Не дождался и продолжил:

-В таком вот гробу я зажарюсь живьем прямо во время представления. И вот тогда этот трюк никому будет не переплюнуть. Никто больше не отважится умереть на сцене ради своей славы! И только ты будешь знать, как именно я намерен умереть. Я даже Чантаре ничего не рассказал, она будет знать только свою роль, и ничего больше.

Сейчас

Гроб отличался от своего макета только размером – он был достаточно большой, что бы внутри поместился человек. Прочный, стальной и способный отлично пропускать жар. Пока он еще стоял пустой, и четыре скучающих троса болтались по углам. Когда они натянутся, стальной гроб повиснет в воздухе, и никто не сможет выбраться из него.

Аластор не торопился. Публика должна ощутить напряжение, прочувствовать все, что происходит прямо у нее на глазах. Гроб на огнеупорном помосте. Огнеметы, включить которые готов парень в черном костюме, похожий на гробовщика. Две помощницы – им полагалось отвлекать и улыбаться, как обычно. Вот только сегодня улыбка Риты походила на пластиковую гримасу манекена, а рука дрожала.

В этом номере не было веселья и ярких огней, только ожидание беды, тяжелое, душное, как толстое одеяло в жару. Сиял лишь Аластор. Сиял буквально, костюмом из блестящей синтетической ткани. Ее волны струились по телу, переливались, отражали свет и слепили глаза.

Он поднял руки и зал умолк.

-Сегодня! – начал он. – Сегодня вы увидите то, что уже назвали номером самоубийцы. Я не буду произносить речей. Я не буду делать шоу! Просто лягу в гроб, из которого нет выхода, и дам себя поджечь. Мне говорят, что это равносильно смерти. Может быть, так и есть! Но вы всегда этого ждали, верно? А потому я снимаю всякую ответственность с любого на этой сцене. Все, что я делаю – мой выбор и мое решение. Не вините никого!

Аластор уселся в гроб. Сложил руки на груди, и медленно лег. Крышка стального гроба закрылась. Рита защелкнула замок.

-Как видите, ящик надежно заперт! - объявила Чантара. – Его нельзя открыть изнутри! Поднимите гроб! – приказала она, и тросы натянулись. Гроб поднялся, и покачнулся в метре от земли.

- Аластор Суарес Альфонсо де Ламбиди обречен на смерть, если ни найдет выход из гроба за три минуты. Всего-то сто восемьдесят секунд до неминуемой смерти! Сто восемьдесят секунд до того, как включатся огнеметы! Отсчет! - последнее слово Чантара выкрикнула, и на большом экране вспыхнули цифры

Рита отошла в сторону. Захлопнуть замок – вся ее роль.

- Сто восемьдесят! Сто семьдесят девять! - считала Чантара, и зал начал робко считать вместе с ней. Разумеется, это просто фокус. Никто не умирает во время смертельного трюка!

- Три! Два! Один! Огооонь! – этот крик Чантары подержал уже весь зал. Люди забыли о тревоге. Они хотели огня! Хотели видеть, как пылает гроб. Они знали, что все это просто фокус.

Завопила музыка, огни прожекторов заметались по сцене яркими вспышками. Парень в черном костюме опустил рычаг запуска огнеметов, и пламя коснулось стальных стенок гроба. Он покачнулся. Его стенки начали краснеть, когда лопнул первый трос.

-Нет. Хватит! - голос Риты пока еще почти никто не слышал. Чантара продолжала улыбаться в свете фонаря. Тросы плавились, лопались один за другим. Гроб рухнул на бетонный помост.

-Хватит! – этот крик зал почти расслышал за ревом музыки и грохотом падающего ящика. Вот сейчас! Сейчас огонь погаснет, и фокусник встанет из гроба. Или, очень предсказуемо, выскочит из-за сцены с пожарным шлангом, и сам потушит свой гроб!

Огонь не погас. Он разливался по бетонному помосту на сцене, обнимал гроб. Музыка умолкла, только яркие огни метались в тишине. И в этой тишине все услышали еще один вопль.

Человек в гробу кричал и выл, а стенки стального гроба тряслись от ударов изнутри, но крышка не двигалась с места. Чантара так и не шевельнулась. Она знала только свою роль, и ничего больше, а ее роль сейчас – стоять и улыбаться. Гроб уже перестал дергаться, удары стихли. Вместе с ними стихли и крики.

-Вырубай! Вырубай все! – визг Риты перекрыл гул пламени. - Ты, падла, вырубай огонь!

-Это не по сценарию! – ответил в парень в черном.

Куда он может сунуть сценарий, услышал весь зал. Рита отпихнула его в сторону и подняла рычаг. Огонь исчез.

-Тушите его! Воду сюда, чего встали!

Из-за кулис уже вытягивали пожарный шлаг. Вода окатила раскаленные стенки гроба и зашипела.

-Где ключ? Чантара! Чантара, сука, очнись! – Рита с размаху хлестнула ее по щеке. – Очнись! Где ключ от замка?

-Так у него же, внутри! – Чантара показала на гроб.

-Сбивайте замок! Где врач? Падла, где врач?

Молодой санитар в белом халате осторожно показался на сцене. Рита снова заорала и люди пришли в движение. Кто-то включил пожарную тревогу, в зале завыли сирены, и гундосый голос, раз за разом, предлагал не паниковать и двигаться к выходу, но никто в зале не вставал с места. Кто-то лупил пожарным топором по замку. Мокрый гроб почти остыл, когда замок полетел на пол.

Рита открыла крышку.

И теперь уже Чантара начал кричать. Без слов, дико, протяжно, на одной ноте. Она кричала, а пожарная тревога выла, как безумный аккомпанемент ее крику. Рита подтащила к гробу санитара, и он отшатнулся от того, что лежало внутри.

-Он живой?– Рита встряхнула санитара. – Помоги ему! Откачивай! Откачивай его!

Комок расплавленной синтетической ткани в гробу, перемешанный с обожженной плотью, не мог быть живым, но санитар придавил стетоскоп к груди трупа. Положил пальцы на шею. Ничего. Ему бы стоило посвятить фонариком в глаз мертвеца, но что от этого толку, если глаза запеклись и побелели?

-Он жив? Говори! Идиот! Говори! – Рита снова встряхнула его.

Санитар покачал головой.

- Говори!

-Он умер! – санитар вырвался из ее хватки. - Понятно? Он умер! Спекся в этом идиотском гробу.

Когда тело доставали из гроба, кричать начал уже кто-то в зале. Кто-то плакал, кто-то торопливо и запоздало уводил детей. А все остальные снимали на телефоны тело жертвы единственного в мире на самом деле смертельного номера.

Чантара перестала кричать. Она просто стояла и смотрела в пустоту, еще очень долго, одна на пустой сцене.

Раньше

-Дело не в технике, а в подаче! – объяснял Аластор за месяц до своей смерти. – Просто сожжение кого-то живьем – это дешевка. Но ты дашь им шоу: личико бледное, руки трясутся. Пусть видят, как ты волнуешься! Ты будешь истереть, ты это любишь. Будешь орать на всех, ругаться, визжать, бегать кругами, как курица без головы. Короче, все как обычно у тебя бывает. Нужна суматоха и всеобщий ужас!

Я ложусь в гроб. Ты закрываешь крышку. Я открываю дно гроба и через потайной люк спускаюсь под сцену, а пустой гроб поднимается на тросах. Включаем огонь, и у парней с огнеметом будет приказ не выключать его, так что тебе придется заставить их все отключить. Это даст мне больше времени.

Пламя горит, тросы плавятся – вот неприятность, кто бы мог такое представить! Гроб падает! А я пока переодеваюсь под сценой. Напялю расплавленный костюм. В глаза вставлю линзы, белые, как будто глаза запеклись. Налеплю грим – накладные ожоги на лице, на теле.

Потом я открываю люк в помосте, и начинаю орать и толкать гроб снизу, что бы он дергался. Это я как бы в агонии бьюсь о стенки гроба. Потом я затихну. Это сигнал – если стало тихо, значит можно поливать гроб водой.

А как они начнут сбивать замок с гроба, это уже мне сигнал будет. Я снизу опять вернусь в гроб, он уже остынет. И тогда – выход нашего доктора. Я договорился с одним санитаром, он совсем сопляк, едва начал работать. И любит выпить, а я позабочусь, что бы накануне моей смерти у него была веселая ночка. Похмелье будет его занимать куда больше, чем пульс на тушке жаренного фокусника.

И там будет моргающий свет, яркий, что бы ничего толком не было видно, и будет орать сирена. И ты тоже будешь орать, что бы доктор ничего не слышал и не соображал ничего, от страха. Он увидит ожоги, но не разглядит детали. Попробует пощупать пульс – но накладные ожоги его заглушат.

Вдобавок будет полный хаос, а мой герой медицины еще и работает первые дни. В такой обстановке он ни хрена не поймет. А для полной уверенности я под сценой вколю в вену фторомицин.

-Это что? – вклинилась Рита.

-То, что я вколю! Ты что, не слышала? – объяснил Аластор с издевкой, но продолжил, - Это препарат для наркоза, он меня полностью отключит, замедлит дыхание, пульс и обмен веществ.

-Это опасно?

-Это терпимо. Он действует часа четыре, и для беглого осмотра я в это время буду вполне убедительным трупом. А потом очухаюсь, с бешеной головной болью, но и это терпимо, я уже проверил. Так что напугай доктора, пусть он со страху обделается, и заставь его при всех сказать, что я умер. Надеюсь, все снимут мою крутую кончину!

А ты тащи меня за кулисы. И начинай орать на доктора, что он идиот, и ничего не понимает, поддерживай панику. Скажи, что он пьяный, что не оказал мне помощь, хотя я еще был живой на сцене, а это врачебное преступление, он за такое сядет! Наш доктор сразу побежит прикрывать свой зад и расскажет всем, что на сцене я уже точно был мертвым, и откачивать меня не требовалось.

Сейчас

Фургон для реквизита не годился для перевозки трупов, но когда Рита подняла крик, Дарон не стал спорить. Скорая ехала в театр на окраине города, пробивалась через пробки, но Рита не хотела ждать, и Дарон безропотно погрузил труп в машину. Он не спешил. Рита требовала гнать и проскакивать на красный, но Дарон не спешил – и слепой увидит, что в машине труп, который уже никуда не торопится.

Когда крики сменились рыданиями, стало ясно, что и Рита это увидела. Потом затихли и рыдания. Когда Рита заговорила, голос был уж почти спокойным.

-Дарон! – позвала она. – Сворачивай. Не надо в больницу. Едем в морг.

И он свернул.

Смерть в огне люди уже называли ужасной – называли, когда говорили с журналистами, писали сообщения в социальных сетях или звонили родным. Но почти никто не ушел из зала, где царил этот ужас. Толпы зевак ждали новостей. Ужас только начался, и они хотели еще.

Скорая ворвалась во двор театра, и вскоре уехала без сирен и мигалок.

-Значит, покойника везут! - сказал кто-то в толпе, и его слова разлетелись по интернету.

Когда появились люди с камерами и микрофонами, Чантара заперлась в гримерке и отказалась выходить. Только санитар говорил с журналистами, и только он рассказал им о смерти фокусника, о трупе в железном гробу и о том, что пытаться помочь ему было уже поздно. Никто не обвинит санитара в халатности и смерти пациента, если пациент и так уже был мертв!

Раньше

-Они же сделают вскрытие! – Рита расхаживала по комнате, из угла в угол. – И поймут, что ты еще не умер.

-Если мне сделают вскрытие, я точно умру. Да сядь ты! – прикрикнул Аластор. – Раздражаешь. Ты сама привезешь меня в морг – и обычно так не делается, но в морге будет еще один мой доктор. Он уже знает, что я задумал рисковое дельце, и будет ждать,на случай, если что-то пойдет не так. И за это ожидание он взял уже большие деньги, так что спорить ни с чем не станет. Он посмотрит выступление в сети, в прямом эфире, увидит, как я сгорел, услышит, как другой врач это подтвердил. И он уверен, что я – иудей!

Аластор захихикал.

-Не волнуйся, у меня все на месте, ничего не отрезано. Но мужичку в морге я заранее сказал, что я – иудей, так что хоронить меня надо по иудейским законам. А это значит – без вскрытия, и сразу после смерти, без проволочек. Он взял очень много моих денег за то, что бы не делать вскрытие, и просто выпишет свидетельство о смерти. Сразу.

-Будет расследование! – перебила Рита.

-Ты не слушаешь, что ли? Включи мозги! Я сказал же: «Хоронить сразу после смерти». Умру я вечером, а утром уже будут похороны. Никто еще не успеет ничего понять и расследовать.

Сейчас

Новости разнеслись по сети, их комментировали, пересказывали, добавляли подробностей. Те, кто сидел в заднем ряду зала, рвались вперед, к камерам, что бы с восторгом рассказать, какой же это бы ужас. Те, кто ненавидел Аластора при жизни, соревновались в красоте соболезнований. Толпа людей перетекла из театра во двор морга.

- Фокусник Аластор Суарес Альфонсо де Ламбиди, урожденный Алик Ламби, доставлен сегодня в городской морг! - надрывался репортер чуть в стороне, позируя на фоне толпы у дверей морга. – Очередной смертельный номер кончился настоящей смертью!

Другой репортер кинулся к Рите и почти ткнул микрофоном в ее лицо. Она отпихнула его в сторону, и молча расталкивала толпу, до самого черного фургона.

-Отвези меня домой! – попросила она, и Дарон завел мотор. Толпа потянулась следом, и никто уже не видел другую машину, наемный водитель который тихо отъехал от морга, и увез с собой тело Аластора Ламбиди.

Аластор вернулся домой. А когда истекли четыре часа, открыл глаза и сел в гробу.

-Зараза! Как же все чешется под этими сраными ожогами! - он отодрал полоску фальшивой кожи с лица.

-Рита! Да ну что б тебя, курица тупая, где ты болтаешься? Я уже очнулся!

Раньше

-А дальше – самое главное! Похороны! – объяснял Аластор и жестикулировал пивной банкой, поливая пеной дорогой ковер на полу.

-Пока все в шоке, меня тихонько отвезут домой, а ты разошлешь приглашения на похороны. Законные похороны,у тебя уже будет свидетельство о моей смерти! Я снова сделаю грим с ожогами, только поменьше,что бы меня было легко узнать, опять вколю фторомицин, и наглухо отключусь на четыре часа, так что хоть режь меня.

Тело ты выставишь для прощания, в закрытом гробу, в скромной церкви на окраине города. Гости будут только приглашенные, журналисты, коллеги, друзья, короче – все, кто меня ненавидел. Я накидал список, там самые тупые сволочи мира, и они точно полезут к тебе с расспросами. Будут спрашивать, кому достанется мой театр, кто наследник, что с авторскими правами на мои номера.

И ты опять устроишь истерику, как обычно, наорешь на них, и откроешь гроб, будешь верещать: «Вы это хотели увидеть, это?». Пусть они увидят мой труп. Пусть хоть даже потрогают и убедятся, что я мертвый, и что гроб не пустой.И ты скажешь, что все доставалось Чантаре, что я все завещал ей.

-Ей? – Рита вздрогнула.

-А что ты напугалась? Боишься денежку потерять? Не трясись, я не писал завещание. Пока это просто повод обвинить Чантару в моем убийстве.

Ты выгонишь всех и скажешь, что надо срочно зарыть тело, что с тебя хватит. И меня отнесут в склеп. Там я очухаюсь и выберусь из гроба. В склепе есть все самое нужное – интернет, вентиляция, запас еды. Я просижу там этот день и еще один.

Тут начнутся вопросы, окажется, что расследования еще не было, а ты еще и обвинишь Чантару, скажешь, что ей уж очень выгодна моя смерть! Что она меня убила, все подстроила, а ты теперь требуешь провести вскрытие. И эксгумацию! Следствие тебя поддержит.

А я вернусь в гроб. И вот теперь представь: вы вскрываете склеп с покойничком. Вытаскиваете гроб. Открываете его.

И я сажусь в нем. Живой и обгорелый!

Я поднимаюсь из гроба после нескольких дней смерти, и иду к реке. Там от склепа двести метров до речки, она мелкая, но мне хватит. Я иду к ней и падаю в воду. Грим будет не стойкий – он сразу растворяется, и я восстаю из воды, воскресший и исцеленный. И говорю, что меня вернул бог!

-Бог? - Рита снова вздрогнула.

-Бог! Я умер и воскрес – это вам не просто дурацкий фокус, это чудо! Я расскажу, как был мертв, как видел ад, рай и чистилище, как говорил с богом. И как он назначил меня своим новым мессией! Я напишу книгу, стану святым. Я восстану из мертвых, исцелюсь от ожогов и разложения у всех на глазах! Да они будут на меня молиться. Буквально!

Аластор расхохотался.

-А тебя, женушка, назначу в моей церкви вторым апостолом, если будешь хорошо себя вести.

-Вторым? – переспросила Рита.

Аластор не ответил. Он грезил святостью и толпами, которые молятся на него, и сам не заметил слово «вторым». Кто та, кого он назначит первой, Рита и так знала. Две ассистентки в одном шоу – это всегда не к добру, а в одной постели – тем более. Особенно если одна из них будет на самом деле верить в воскрешение Аластора, и молиться на него. Буквально!

Сейчас

Церковь не вместила всех желающих – приглашенные толкались внутри, а прочие – за ее дверями. Гроб покоился между двух высоких букетов цветов. Рита стояла справа от гроба мужа. Чантара – слева от гроба любовника.

-Тихо! – Рита подняла руку, и журналисты чуть смолкли. – Вы пришли сюда не проститься. Вы пришли сюда сделать сенсацию. Что ж, вот она!

Рита открыла крышку. Фотограф метнулся вперед, и покрытое ожогами лицо Аластора осталось на снимке для новостей.

- Сразу скажу главное: да, он мертв. Не секрет, что мой муж был одержим смертью и искал ее в своих номерах много лет. И сам выбрал смерть в огне, который его так завораживал.

Рита закрыла крышку гроба.

- И теперь я могу только исполнить его последнюю волю. Прощание окончено! Согласно последней воле моего мужа, его тело, прямо сейчас,доставят на кремацию. Через час вы сможете сфотографировать урну с его прахом, для ваших поганых новостей. Забирайте тело!

Две женщины, без поклонников и журналистов, стояли у печи, пока гроб медленно вкатывался в нее. От рождения их звали вовсе не Рита и Чантара, и эти имена сгорали теперь вместе с официально мертвым телом в гробу.

-И что теперь? – спросила одна.

-А теперь я свободна! - ответила вторая. - Театр теперь мой. Ты уволена. А он мертв. Пожалуй, это был идеальный трюк!

Автор: ignatov-books

Источник: https://litclubbs.ru/articles/65924-idealnyi-tryuk.html

Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!

Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

Читайте также: