«Тело на дне виски» | Криминальный нуар в стиле Джеймса Хэдли Чейза - часть 1 | Читать бесплатно онлайн

Эпизод №1

Меня зовут Вик Рено. Я — частный сыщик в Грейвл-Сити, городе, где дождь льёт, как из пулемёта, а улицы пахнут бензином и грехом. Мой офис — пыльная коморка на третьем этаже здания, где лифт застрял ещё в шестидесятых, а уборщица уволилась, как только услышала мой голос.

В тот вечер я сидел в «Старом Джеффе», наливая в себя третий стакан бурбона. Место было старым, как и сам Джефф, но тут наливали крепко и без вопросов. Я разглядывал своё отражение в мутной витрине и размышлял, сколько лет осталось, прежде чем кто-нибудь найдёт меня с дыркой в голове и визиткой во внутреннем кармане.

Дверь открылась. Холодный ветер ворвался внутрь вместе с женщиной. Блондинка в меховой шубе, слишком дорогой для этой части города, и слишком старой для модных магазинов. Волосы, уложенные в стиле пятидесятых. Губы — алые, как окровавленное перо. Глаза — тёмные, с отблеском сигаретного дыма и отчаяния.

Она села рядом без приглашения, не снимая перчаток. — Вы Вик Рено? Я кивнул. — Тогда у меня к вам дело. — У всех ко мне дело. У города — свои грехи, у меня — свои тарифы. — Я Лорин Мейсон, — сказала она. — Мне нужно найти человека. Он исчез.

Я посмотрел на неё внимательнее. Маникюр безупречный, духи тяжёлые и дорогие, а под ними — страх, запах которого не спутаешь. — Кто он? — Даниэль Кронберг. Мой... — она на мгновение опустила глаза, — мой любовник. Он владелец клубов, казино, заведений без лицензии. Мы не виделись три дня. Это на него не похоже. Он всегда держал меня в курсе.

Я покачал стакан. Лёд глухо ударился о стенки. — Пропал твой парень. Может, ушёл к другой? Или просто прячется от налоговой. — Он бы сказал. Всегда говорил. Он... Он не трус.

На столе возник чек. Пятизначная сумма. И ключ. — Это от его квартиры, — сказала она. — И... аванс.

Я взглянул на чек и понял: таких предложений не отвергают. Даже если разум говорит «нет», счёт в банке кричит «давай».

— Вы подозреваете кого-то? — спросил я. — Многих. В его мире друзья кончаются быстрее, чем выпивка. Но... если честно, я думаю, он попал в серьёзную переделку. Может, кто-то решил его убрать. Он стал слишком наглым.

— А ты? — спросил я, глядя ей в глаза. — Ты его любишь? Она засмеялась коротко, без веселья. — Я люблю стабильность. А он её мне давал. Но, Вик, не ошибитесь. Если с ним что-то случилось — мне это тоже грозит.

Я сунул чек в карман, забрал ключ. — Завтра утром начну. — Уже поздно, — сказала она, поднимаясь. — Кто-то может стереть следы, пока вы спите. Она ушла, оставив за собой только шлейф парфюма и подозрение.

Я допил бурбон и вышел на улицу. Дождь всё ещё лил, как будто небеса решили утопить город. Я завёл «Форд» и поехал к Кронбергу. Квартира находилась в небоскрёбе на Вест-Фэллон. Дом для богачей, которые торгуют наркотиками, но платят за услуги горничной.

Поднялся на лифте. Ключ подошёл. Я открыл дверь и замер.

Внутри царил хаос. Мебель перевёрнута, ящики вытащены, ковёр сдвинут. И самое главное — под кроватью пятно. Тёмное, коричневое. Засохшая кровь. Кто-то пытался вытереть, но не до конца. Я присел рядом. Запах был едва уловим, но знакомый — медь и смерть.

На стене — царапина. Возможно, от ногтя. Возможно, последняя попытка выбраться. Я встал и осмотрел комнату. Сейф в стене — открыт. Пустой. Полки — разобраны. Кто-то искал что-то ценное. Или пытался убрать улики.

Я вышел на балкон — город сиял огнями, как новогодняя гирлянда на взрывоопасной ёлке. Где-то внизу промчалась сирена. Грейвл-Сити не спал никогда.

Я решил поговорить с соседями. Стучал в несколько дверей — без толку. Только один старик открыл, глядя на меня, как на вора. — Вы слышали что-нибудь странное в последние дни? — Тут всё странное. Это Грейвл-Сити. — Конкретно по соседству? Квартира 8B? Он прищурился. — Там парень жил... лощёный. К нему женщины приходили, шумные. А три дня назад приехала какая-то — блондинка. Орала, как на аукционе. Потом хлопнула дверью. С тех пор тишина.

Я спустился вниз, сел в машину и завёл двигатель. На зеркале качалась старая подвеска с детективским бейджем — подарок от Нэйта Кросса, копа, которого давно пора было сажать, но который всё ещё держался на плаву.

На светофоре я посмотрел в зеркало. Сзади — чёрная машина. Фары тусклые, но навязчивые. Я свернул направо. Машина тоже. Потом налево. Та же история.

Я прибавил газу. Машина ускорилась.

Кто-то не хотел, чтобы я начал это дело.

Я резко свернул во двор, выскочил из машины, достал пистолет. Машина проехала мимо — седан, тонированный. Ни номеров, ни лиц. Только тень за рулём. И послание — не лезь не в своё.

Я выкурил сигарету, смотрел, как дым уносится ветром. Кронберг исчез. Лорин врёт. Город снова пахнет смертью.

Дело начиналось. И я чувствовал, что пахнет оно хуже, чем обычно.

Эпизод №2

Утром я проснулся с привкусом дешёвого виски и ощущением, будто кто-то проиграл в кости мою голову. Солнце пыталось пробиться сквозь пыльное окно офиса, но в Грейвл-Сити даже солнечные лучи выглядели, как нищие, которых вышвырнули из ночлежки. Я налил себе чашку крепкого кофе — тот ещё яд, сваренный на трёхдневной гущи — и достал чек, оставленный Лорин. Бумага была настоящей, как и обещание неприятностей. Я развернул ключ — блестящий, с биркой: Марден-стрит, 42-B. Квартира Кронберга.

Место находилось в приличном районе, где даже у мусора был свой график. Подъезд напоминал о старом кино — мрамор, латунь, запах воска. Консьерж посмотрел на меня, как будто я наступил на его собаку, но молча кивнул, когда я назвал квартиру. — Он не показывался три дня, — сказал он, явно радуясь. — Такие, как он, всегда исчезают внезапно. Шум, женщины, музыка — а потом тишина. Город ест своих детей.

Ключ подошёл идеально. Я вошёл — и сразу понял: здесь был кто-то, кто не знал, что значит слово «аккуратность». Комната выглядела, как после обыска: выдвинутые ящики, разбитая лампа, смятые подушки на диване, раковина, полная грязной посуды. Но что-то в этом бардаке было странное — он был слишком театральным. Как будто кто-то пытался изобразить панику, но не знал, как это делается по-настоящему.

Я обошёл комнату, проверяя каждый сантиметр. На ковре — следы чьих-то мокрых ботинок. На полу, у окна — разбитый бокал с остатками бурбона. Кто-то пил, ждал, потом начал паниковать. Я прошёл в спальню. Кровать развернута, простыни сброшены. Под кроватью — пятно. Сначала я принял его за обычную грязь. Но, приглядевшись, понял: это кровь. Не свежая, но ещё не до конца впиталась. Кто-то пытался вытереть её тряпкой — неаккуратно, почти небрежно. Спешка или страх? Возможно, и то, и другое.

Я присел. Пол был липкий. Меня кольнуло чувство, будто я смотрю на место преступления. Но без тела. Только остатки. Как запах духов на подушке после ухода женщины.

Открыв гардероб, я обнаружил, что почти вся одежда на месте — кроме одного серого пиджака и кожаного плаща. Значит, он не уехал. Или, если уехал, то не по своей воле.

На тумбочке — пепельница, в ней окурки с помадой. Не Лорин — цвет другой. Или она меняет оттенки, как змея меняет кожу. Рядом — стакан с остатками чего-то мутного. Возможно, снотворное. Я обнюхал — фенобарбитал, если моя память не врёт.

Всё говорило о том, что последняя ночь Кронберга была бурной. А потом наступила тьма.

Я пошёл к соседям. Первый этаж молчал. На втором — женщина в халате с собачкой на руках. — Вы из полиции? — спросила она, разглядывая меня, как прокажённого. — Похоже? — Вы пахнете как полиция. Или как неприятности. — Слышали что-то странное последние дни? Крики, выстрелы, громкая музыка? — Только ту блондинку. Она приходила два дня назад. Орала на весь этаж. Я хотела позвонить в полицию, но мой муж сказал — не лезь, милая. У таких, как они, всё всегда заканчивается скандалом.

— Вы видели, как она ушла? — Нет. Слышала хлопок двери, потом — тишина. Не люблю тишину. Она обычно предвещает беду.

Я поблагодарил её и пошёл обратно в квартиру. Там я сел за стол и включил лампу. Внутреннее чутьё подсказывало: здесь спрятано что-то ещё. Не просто следы. А намёки.

Проверил под подоконником — пусто. Осмотрел книги — фикция. Один «Чандлер», два «Стейнбека», и потрёпанный «Гамлет». За последним оказался спрятанный конверт — пустой. Но бумага ещё хранила запах табака и чего-то кислого. Записка?

Я заглянул в корзину для бумаг. Там — клочки бумаги. Одна из них — с обрывками текста: «...если он узнает, мы трупы...» Подписи не было, но почерк — женский. Буквы округлые, с нажимом. Неуверенные. Напуганные.

Я перешёл в кухню. В холодильнике — бутылка просекко, коробка китайской лапши, испорченный сыр и... пачка денег, аккуратно завернутая в пищевую плёнку. Двадцать тысяч. Не типичный набор для романтического вечера.

Это уже не просто исчезновение. Это бегство. Или похищение.

Я вышел на улицу. Дождь снова лил. Воздух стал гуще, как перед бурей. Я чувствовал — кто-то следит. Оглянулся — ничего. Только силуэты машин, обрывки теней и город, который ненавидит тех, кто ищет правду.

Вышел из тени худощавый парень — газетчик. Знал меня. — Эй, Рено! Ты же копом был, да? Что теперь, снова в деле? — Не твоё дело, Бобби. — Слыхал, ты искал Кронберга. Говорят, он задолжал кому-то крупно. А когда Кронберг должен — люди начинают умирать.

Я сунул ему купюру. — Что ещё слышал? Он огляделся. — Ходят слухи, что он готовился сбежать. Что кто-то видел его с чемоданом на вокзале. Но потом — ни слуху, ни духу. Кто-то из «Медного Змея» говорил, что он начал бояться. Носил с собой пушку. А когда Кронберг боится — значит, всё серьёзно.

Я поблагодарил его и пошёл к машине. Мотор завёлся с хрипом. Я ехал медленно, прокручивая в голове улики. В квартире было слишком много следов, и каждый кричал о разных вещах: панику, кровь, деньги, женщины, страх. Какой-то пазл, где детали не подходят друг к другу, пока не найдёшь центральный кусок.

Вернулся в офис. Под дождём и сквозь туман неоновых огней город выглядел, как призрак. Призрак, который уже давно забыл, как быть живым.

Я сел за стол, налил себе бурбона и сделал запись: Дело: Кронберг Д. Место: Марден-стрит, 42-B. Обнаружено: — Следы борьбы — Кровь (засохшая) — Следы женского присутствия (не Лорин) — Деньги (20 000) — Округлый женский почерк с угрозами — Следы фенобарбитала

И, наконец — молчание. Молчание, которое всегда говорит больше слов.

Я знал одно: это был не просто каприз любовницы. Не просто исчезновение. Здесь начиналась игра. Серьёзная. Ставки высоки. И кто-то уже поставил на кон мою жизнь.

А значит, нужно играть до конца.

Эпизод №3

С самого утра город выглядел, как невыспавшийся игрок после трёхдневной покерной сессии. Пыльные улицы, усталые лица и воздух, пропитанный кофеином и недоверием. Я не любил утро — оно всегда приносило похмелье, счета и новые неприятности. Сегодня не стало исключением.

Я сидел в машине у здания, где находилась контора адвоката Марка Делэни. Имя его всплыло в записной книжке Кронберга, найденной среди бардака и крови в квартире. Имя, подчеркнутое жирной линией. Почерк Кронберга — резкий, нервный. Такое не подчёркивают без причины.

Офис Делэни располагался на третьем этаже серого здания, похожего на похоронное бюро. Шторы в окнах закрыты, табличка на двери облезлая. Но за дверью был порядок: деревянная мебель, кожаное кресло, запах сигар и дорогого лосьона. И сам Делэни — холёный, как банковская реклама, и скользкий, как масло на сковородке.

Он поднялся навстречу, улыбаясь, как будто мы старые друзья, и я не пришёл к нему с именем человека, исчезнувшего в облаке крови и дыма. — Мистер Рено? Рад знакомству. Пожалуйста, присаживайтесь. Чай, кофе, виски? — Только ответы, — буркнул я, садясь в кресло. Он усмехнулся, будто оценил стиль, и налил себе бурбона. Я заметил, что руки у него слегка дрожат. — Вы были адвокатом Даниэля Кронберга, — сказал я. — Был, — кивнул он. — Но, к сожалению, мистер Кронберг исчез. Это огорчает, но не удивляет. В его мире это почти традиция. — Он исчез после того, как его квартира была перевёрнута, а под кроватью осталось пятно крови размером с кошачью лежанку. Он поднял брови. — Ужасно. Но в Грейвл-Сити даже прогулка по улице заканчивается пулей в спину. Что вы хотите от меня?

Я достал сигарету, закурил. — Расскажите о его долгах. Кто мог его искать? Кому он был должен? И почему его имя последнее, что успели прошептать стены? Он вздохнул. — Вы прямолинейны. Это мне нравится. Я промолчал. Пусть играет в своего адвокатского Гарбо. — Кронберг вел бизнес... своеобразно. У него были долги. Много долгов. Он брал у одних, чтобы расплатиться с другими. И так по кругу. Казино, клубы, ставки — всё держалось на доверии и страхе. А последнее время страх начал испаряться.

— Кто хотел с ним распрощаться навсегда? — Кто угодно. Но в первую очередь — один человек. — Имя. — Чарльз Винсент. Бывший полицейский. Теперь — рэкетир. Жёсткий, безжалостный, не терпит долгов. — Кронберг ему должен? — Двадцать тысяч. Может, больше. Последний раз, когда я говорил с Даниэлем, он сказал, что ему нужно «вскоре исчезнуть». Я подумал, он шутит. — Он не шутил, — сказал я. — Он мёртв? — Не знаю, — пожал плечами Делэни. — Но если Винсент уже начал действовать, шансы на возвращение близки к нулю. И, Рено, если вы дорожите своей жизнью, советую забыть об этом деле. — Слишком поздно. Я уже начал. Он усмехнулся. — Тогда, может, и закончите. Но не факт, что живым.

Я вышел из офиса, сжимая в кармане новую ниточку — Чарльз Винсент. Имя, от которого у дрожащих официантов пересыхает горло, а полицейские внезапно забывают, как заводить дела. Бывший коп, вылетевший за превышение полномочий и незаконные аресты. Теперь он держал в страхе полгорода и забирал долги, как цербер из преисподней.

Я направился в архив — тёмную дыру в мэрии, где работники пахнут пылью и сожалением. У меня там был свой человек — Френки. За бутылку и пачку сигарет он вытащил на свет всё, что знал о Винсенте. — Он жил на окраине, — сказал Френки. — В трейлере, у старой станции. Туда даже таксисты не ездят. Если он и прятал кого-то — то именно там. — А если кого-то хоронил? Френки усмехнулся. — Там земля мягкая. Копать удобно.

Я вышел на улицу, сжимая адрес. Машина дрожала от старости, как алкоголик в ломке. Я вёл её за город, по узкой дороге, где асфальт заканчивался раньше, чем надежда. Вокруг — поля, ржавые заборы, мёртвые коровы, пустые окна. Мир, где люди исчезают без следа и даже птицы летают тише.

Трейлер стоял у холма, окружённый ржавыми бочками и собаками, похожими на волков. Я заглушил двигатель, вышел. Воздух был тяжёлый, как перед грозой. Я подошёл к двери и постучал. Ответом было щелканье затвора. — Кто ты, мать твою? — голос был хриплый, как у барабанщика после гастролей. — Частник. Вик Рено. Хочу поговорить о Кронберге. — Пошёл к чёрту. — Уже был там. Теперь — твоя очередь.

Я не стал ждать. Ударил ногой по двери — она поддалась. Внутри пахло потом, спиртом и порохом. Винсент стоял с дробовиком, но я уже держал «Кольт». Мы смотрели друг на друга, как псы перед дракой. — Быстро, — сказал я. — Говори, где Кронберг. Он усмехнулся. — Мёртв, скорее всего. Он задолжал мне двадцатку и думал, что сможет вывернуться. — Он пытался тебя сдать? — Да. Мразь связалась с копами. Подкинул мне липу, надеясь, что с ним заключат сделку. Но я узнал. — И? — Я ему дал шанс. Уйти. Скатертью. Но он решил спрятаться. И кто-то его нашёл раньше меня. — Кто? Он пожал плечами. — В этом городе много охотников. Я один из них. Но не е

Эпизод №4

Утро выдалось мрачным, как и вчерашний день, и позавчерашний. В Грейвл-Сити свет солнца был таким же редким явлением, как честные политики. Я сидел в своей машине, с сигаретой в зубах и кислящимся кофе в термосе, глядя на вход в подпольный клуб «Медный Змей».

«Змей» — не просто клуб. Это был рассадник греха, в котором Кронберг, по слухам, чувствовал себя, как акула в аквариуме с гуппи. Карты, виски, женщины, музыка и запах денег — дешёвых, потных и опасных. Здесь можно было купить всё: от аллибая до пулю в затылок. И если кто-то видел Кронберга в последние дни, то это была Роузи.

Я знал Роузи давно. Голос у неё был, как у блюзовой сирены, а взгляд — как у прокуренного ножа. Она пела с болью в голосе, словно каждый аккорд рвал ей сердце. А может, просто изображала. Женщины, вроде неё, плачут только тогда, когда видят баланс на банковском счёте.

Я вошёл в клуб, пропитанный сигаретным дымом и отчаянием. К потолку поднималась медленная музыка, саксофон тянул долгую, как похмелье, ноту. В полумраке за барной стойкой стояла она. Роузи. Чёрные волосы, обтягивающее платье и глаза, в которых можно было утонуть, если забыл, как держаться на плаву.

Она заметила меня сразу. Сняла с губ сигарету и подмигнула. — Вик Рено собственной персоной. Давно не виделись. — Я бы сказал, что соскучился, но у меня бы голос дрогнул. Она рассмеялась и налила мне бурбона. — Что ищешь, Вик? Или кого? — Даниэля Кронберга. — Пропал, да? — Как выигрышный билет после проигранной ставки. Ты его видела? — В последний раз — три дня назад. Он был нервный, как танцор на минном поле. — Почему? Она затянулась и выпустила дым через нос. — Потому что начал бояться. — Кого? — Всех. Себя. Тебя. Меня. Винсента. — Он был здесь? — Сидел за тем столиком. Один. Заказал только бурбон и ещё бурбон. — Он говорил что-то? — Только одно имя. Шёпотом. — Какое? — Чарльз Винсент.

Я отхлебнул бурбона. Он обжёг глотку, как и воспоминания. — Он сказал, что Винсент за ним охотится? — Он сказал, что если кто-то узнает, что он таскает с собой револьвер — будет поздно. — Он действительно носил ствол? — Всегда. Последнюю неделю — даже в туалет с ним ходил. — Он оставил что-нибудь? Бумаги, сообщения? — Только счёт. А ещё спросил, не видела ли я странных людей в клубе. Тех, кто не пьёт, не играет, но внимательно смотрит. — Ты видела? — Всегда. В этом городе за каждым углом прячется чей-то интерес.

Я посмотрел по сторонам. Музыка играла, как на похоронах, где даже покойник уснул от скуки. — Кто приходил к нему последним вечером? Роузи намотала прядь волос на палец. — Лорин. — Блондинка. Шуба, губы цвета греха? — Она. Пришла, села напротив, сцена была на миллион баксов. Я стояла за баром, не слышала, но они не целовались, не обнимались. Только говорили. Потом она ушла первой. Он остался, долго смотрел в пустой бокал. — И потом? — Потом он уехал. Сказал, что должен кое с кем встретиться. Больше я его не видела.

Я замолчал, обдумывая. Револьвер. Страх. Лорин. Имя Винсента, шёпотом. Встреча, которой не случилось. Или случилась, но закончилась кровью под кроватью. — Ты знала, с кем он встречался? — Нет. Он ушёл, будто знал, что не вернётся. Только одна фраза, перед тем как закрыть за собой дверь: «Если меня спросят — я не здесь». — Он что-то оставил в клубе? — Нет. Но… он много говорил о чём-то тайном. Как будто записал что-то. Где-то. Не здесь. В другом месте. Может, ты поймёшь.

Я поставил пустой стакан на стойку. — Спасибо, Роузи. Если вспомнишь что-нибудь — звони. — Вик, — сказала она, — осторожнее. У меня чувство, что тебя уже записали в чью-то статистику. Я усмехнулся. — Если повезёт — буду в графе «жив».

Я вышел из клуба. Дождь, как по заказу, лил, будто не хотел отпускать город из грязного водоворота. Я стоял под навесом, закуривая. Что мы имеем?

Кронберг боялся. Носил ствол. Искал способ уйти. Встречался с кем-то после визита Лорин. И, вероятно, знал, что за ним следят. Он был не просто должен — он что-то знал. Что-то, за что стоило убивать.

Я сел в машину. Прокрутил в голове слова Роузи. Она не врёт. Не умеет. Она может недоговаривать, играть, кокетничать — но врать? Нет. У неё правда в голосе, как у человека, которому слишком часто лгали.

На приборной панели мигнул красный огонёк. Бензин на нуле. Я направился к ближайшей заправке, размышляя, почему все ниточки ведут к Винсенту, а сам Винсент только усмехается и пожимает плечами.

Скорее всего, Кронберг нарывался не только на него. Он влез куда глубже, чем я думал. А значит, следовало нырять с головой. Или уйти — пока можно.

Я выбрал первое. Как всегда.

Эпизод №5

В тот вечер Грейвл-Сити выглядел, как боксёра после восьмого раунда: побитый, уставший и злой. Я выехал за город. Адрес Винсента у меня уже был — трейлер на окраине, в районе, где даже мусорные баки прячутся по ночам, чтобы не быть ограбленными.

Дорога туда шла через разбитые мосты, старые склады и мрачные переулки, в которых даже кошки передвигались на цыпочках. Я включил фары и держал пистолет на коленях. В такой поездке лучше держать железо ближе к руке, чем к бардачку.

Трейлер стоял у самой границы города, будто оторванный кусок прошлой жизни. Пыльный, со ржавым навесом, возле которого кто-то оставил пустую канистру и сдохшую собаку. По бокам валялись окурки, битые бутылки и следы шин, уводящие в темноту. Дым из трубы шёл лениво — кто-то был внутри.

Я припарковал свой «Форд» на расстоянии тридцати ярдов, оставил мотор включённым. Подошёл к двери — тишина. Ни звука, ни движения. Только скрип старых досок под ногами. Постучал — ответом была глухая тишина. Я выждал. Потом постучал ещё раз, громче. Изнутри донеслось: — Кто там? — Рено. Частный детектив. Мы уже встречались. — Ночь, Рено. Уходи, пока не получил соль в живот. — Только пара вопросов, Винсент. Или я начну кричать, что ты снова торгуешь «слева». Наступила пауза. Потом — щелчок затвора и глухой голос: — Входи. Только медленно. И без фокусов.

Я вошёл. Внутри пахло потом, порохом и водкой. На стенах — выцветшие афиши времён, когда Винсент ещё был копом. Теперь — только старый дробовик у стены, три бутылки виски и пепельница, полная окурков.

Он сидел на табурете в одном носке и с закатанными рукавами. Лицо было усталое, как у мясника на Рождество. — Я уже всё сказал, — пробурчал он. — Повтори. Может, в этот раз я услышу, что ты забыл упомянуть. Он налил себе виски, одним глотком осушил. — Кронберг был должен. Двадцать штук. Сказал, отдаст через неделю. Но вместо этого начал играть в игру, которую не понимал. — Он пытался тебя сдать? — Да. Связался с федералами. Подкинул мне липовые документы, хотел сделку — спасти шкуру. А сам — слинять. — Почему не убил его? Он усмехнулся. — Потому что я — не идиот. Убивать человека, который болтает с федералами, — значит подписать себе приговор. Я просто дал ему срок. Или верни деньги, или исчезни. Он выбрал второе.

— И ты отпустил его? — Чёрта с два. Я следил. Но кто-то опередил меня. — Кто? — Не знаю. Он исчез за два дня до того, как я успел дотянуться. А потом ко мне пришёл ты.

Я подошёл ближе. — У тебя есть привычка стрелять первым. Почему на этот раз ты оказался последним? Он усмехнулся криво. — Потому что кто-то знал, как его найти лучше, чем я. И действовал не дробовиком, а ножом под рёбра. Тихо, чисто. Это не мой стиль.

— Значит, ты ни при чём? — Я бы не тратил деньги на слежку, если бы знал, что уже мёртв. — Может, ты просто хочешь замести следы? Он встал. — Если бы хотел, ты бы сейчас разговаривал с червями под бетонной плитой.

Мы стояли в двух шагах друг от друга. В воздухе висело напряжение, как перед бурей. Я вытащил пистолет — не чтобы стрелять, а чтобы напомнить, кто здесь задаёт вопросы. — У тебя был повод. У тебя был мотив. У тебя был стиль. Но не было времени. Это убрал кто-то другой. Кто-то, кто знал о нем больше.

Винсент кивнул. — И ты думаешь, что найдёшь его? — Уверен. — Тогда запомни: если его убили — значит, у него было что-то ценное. Что-то, ради чего стоит пачкать руки. — Деньги? — Нет. Бумаги. Доказательства. Список. Компромат. Что-то, что можно обменять на жизнь. Или продать за чужую. — Где искать? Он пожал плечами. — Может, он хранил это у кого-то. Или в банке. Или передал любовнице. — Лорин? — Или кому-то, кто над ней стоит.

Я направился к выходу. — Удачи, Винсент. Он усмехнулся. — Она тебе понадобится, Рено. Грейвл-Сити — не любит честных.

Я вышел в ночь. Дождь снова начал стучать по капоту, как пальцы пианиста на рояле. Вдалеке загудела сирена. Я завёл двигатель и покатил в сторону города.

Кронберг знал, что идёт по тонкому льду. Он пытался играть на два фронта: должен был Винсенту, пытался шантажировать чиновников и, вероятно, копил досье. Он думал, что документы спасут ему жизнь. Но вместо этого — закопали.

Значит, мне нужно найти эти бумаги. Или флешку. Или хоть что-то, что оставит меня в живых дольше, чем следующая ночь.

А пока — на очереди следующий адрес. Следующий след. Следующий шаг по лезвию.

Эпизод №6

На обратной дороге из трейлера Винсента лил дождь, как из прорванного гидранта. Асфальт скользкий, как совесть у городских политиков. Я вёл свой «Форд» медленно — стеклоочистители едва справлялись, а мысли крутились быстрее, чем колёса.

Я уже знал слишком много. Слишком много следов, слишком много версий. Кронберг был в долгах, пытался сбежать, собирал компромат, играл в игру, в которой пешка думает, что она ферзь. Он не дожил до шаха. Возможно, даже не дожил до середины партии.

Всё говорило, что на его месте уже бывал не один. И не один потом лежал лицом вниз где-нибудь в доках.

С этими мыслями я не сразу заметил, как из тумана вынырнули фары. Машина шла мне навстречу, фары ослепили, и в следующую секунду она резко вильнула — прямо мне навстречу.

Я вывернул руль, но поздно. Металлический удар раздался, как финальный аккорд в дешёвом джазе, и мой «Форд» рванул в сторону, вылетел за обочину и полетел в канаву. Я ударился головой о руль. Потом — темнота.

Очнулся в темноте, лицо в крови, пальто мокрое, как будто я искупался в реке с закрытыми глазами. Пахло бензином, металлом и болью. Лоб пульсировал, будто в него вбили гвоздь, а потом решили выдернуть.

Я кое-как открыл дверь и выбрался наружу. Машина стояла носом в грязи, перекошенная, как счёт у покерного шулера. Я огляделся. Ни машин, ни людей. Только дорога, дождь и старая телефонная будка в двадцати ярдах.

Схватившись за бок, где начинала саднить подозрительная боль, я пошёл к будке. Монета нашлась в кармане. Я набрал номер участка, но не успел сказать «алло», как за спиной заскрипел гравий. Хлопнула дверь. Кто-то схватил трубку из моей руки.

— Давай без фокусов, Рено, — раздался голос, хриплый, как скрип половиц в пустом доме.

Я обернулся — передо мной стояли двое. Один — коренастый, в пальто, другой — высокий, с бейсболкой и глазами, как у дохлой рыбы. Первый ударил меня в живот. Воздух вышел из лёгких, как пар из прорванной трубы. Я согнулся. Второй — в челюсть. Темнота снова захлопнула крышку.

Когда я пришёл в себя, потолок был железный. Стены — ржавые. Воздух пах машинным маслом, плесенью и страхом. Меня привязали к стулу. Руки за спиной, ноги — к ножкам. Место — старый склад, судя по звуку капающей воды и далёкому гулу поездов.

Передо мной стоял мужчина. Высокий, плечистый, лицо как вырубленное из камня. Без эмоций. Ледяной взгляд. Его называли Бенджи «Лёд» Куинн. Если тебе в Грейвл-Сити в дверь стучит Лёд — открой, только если хочешь, чтобы тебя похоронили быстро.

— Привет, Вик, — сказал он. — Ты плохо выглядишь.

— Спасибо, Бенджи, ты тоже не похож на фотомодель, — прохрипел я.

Он усмехнулся. — Мне сказали, что ты слишком много копаешь. Что ты забываешь, кто в этом городе главный. Это предупреждение.

— Кто сказал?

Он не ответил. Просто поднял рукав рубашки, размял пальцы. Потом ударил. Раз. Два. Три. Я почувствовал, как трещит ребро. Боль накатила, как волна, но я сдержался. Не дал ему удовольствия услышать стон.

— Скажешь, что ты знаешь — будет меньше боли.

Я плюнул кровью. — Я знаю, что ты всего лишь посыльный. А тот, кто тебя послал, уже начинает паниковать. Значит, я на правильном пути.

Он сжал челюсть, готовясь к новому удару. Но не ударил.

— Считай, что ты получил скидку. Я ломаю не всех медленно. Но тебе повезло — ты нужен живым.

— Зачем?

— Потому что ты умный. А умные у нас или в яме, или на жаловании.

Он развернулся и ушёл. Вскоре дверь захлопнулась. Грохот ключа. Потом — тишина.

Я остался один, связанный, избитый, с ребром, которое теперь болело даже при вдохе. Но я был жив. А это — уже победа.

Долго я не знал, сколько прошло времени. Может, час. Может, больше. Но в конце концов я почувствовал — верёвки ослабли. Видимо, Куинн торопился. Я перетёр их о край железного ребра на стуле и, спустя адскую боль, выбрался.

Склад был пуст. Никого. Только тени и запах страха. Я выбрался наружу, прихрамывая. Шёл дождь. Мелкий, как издевка. Вдалеке — огни шоссе.

Добрался до трассы, голосуя, как школьник на побеге. Проехало три машины. Четвёртая остановилась. Старый грузовик. За рулём — водитель в кепке, с лицом фермера и сигаретой в зубах.

— Ты чё, братец, с войны? — спросил он.

— Почти, — хрипло ответил я. — Подкинь до города.

Он кивнул. Я забрался в кабину и поехал, оставляя за собой мокрый след, боль и глухое предчувствие, что теперь ставки стали выше. Намного выше.

Меня пытались убить. Значит, я иду по следу, который кто-то хочет закопать навсегда. Но я не из тех, кто сдаётся после пары трещин в рёбрах.

Я выберусь. И найду тех, кто играет в эту грязную игру.

И тогда всё кончится.

Для кого-то — точно.

Эпизод №7

Когда я добрался до города, небо уже засыпало улицы вязкой темнотой, а мои лёгкие напоминали о каждом вдохе тупой болью. Ребро пело серенаду смерти, и даже сигарета во рту казалась тяжёлой, как пулемётный прицел. Я знал только одно: меня не просто хотели напугать. Меня хотели стереть с доски — как лишнюю фигуру, которая угрожает королю.

Я не поехал домой. Слишком рискованно. Если те, кто прислал Бенджи Куинна, следили за мной, то туда они отправятся первым делом. И если я окажусь там, мне обеспечат билет в морг — без обратного адреса.

Я вспомнил о докторе Бойле — старый военный хирург, который однажды вытащил мне пулю из бедра без наркоза, ругаясь как сапожник и пьянея быстрее, чем я терял кровь. Он жил в подвале типичного грейвл-ситийского особняка на углу 9-й улицы и Сент-Грейс. Там всегда пахло спиртом, йодом и проклятиями.

Я постучал в дверь три раза — как мы договорились ещё тогда, когда мне сломали челюсть за вопрос о похищенном прокуроре. Бойл открыл в халате, с трубкой в зубах и головой, как репа, покрытой белыми волосами. — Святой черт, Вик, ты выглядишь хуже, чем в прошлый раз. И тогда ты был наполовину мёртв.

— Добрый вечер, — прохрипел я. — Есть время на срочную реанимацию?

Он впустил меня, взял под руку, как ребёнка, и повёл в заднюю комнату. Там, под лампой, я увидел свои синие бока, порезы и ребро, которое выпирало, как объявление о банкротстве. — Удивительно, что ты ещё ходишь, — проворчал Бойл, прикладывая ледяной компресс к боку. — Кто тебя так?

— Неважно, — выдохнул я. — Мне нужно встать на ноги. Побыстрее. — Ты уверен, что тебе не нужен морг, а не мой стол? — Я и так на границе. Не хватало только попкорна и зрителей.

Пока он бинтовал меня и вливал в меня своё дьявольское зелье, я рассказывал. О Лорин. О Кронберге. О Винсенте. О трейлере, револьверах, крови под кроватью и сломанной трубке в телефонной будке. Он слушал молча, только покачивал головой.

— Что тебе нужно? — наконец спросил он, заклеивая повязку. — Адрес одного человека. Бухгалтера Кронберга. Эдди Буш. Ты с ним когда-то пил на дне рождения у Джима Клоуза. Бойл усмехнулся. — Буш? Мелкий трус. Пил, как лось, играл в карты хуже, чем я играю в гольф. Последний раз, когда я его видел, он говорил, что "нырнул на дно". — Где он сейчас? — Если не сдох от собственной паники, то, скорее всего, прячется в мотеле «Лотос». Там селятся все, кто хочет исчезнуть, но не умеет.

Я поблагодарил дока, оставил на тумбочке пачку купюр — за старую дружбу и новую рану. Потом пошёл в ванную, плеснул в лицо холодной воды. В зеркале — человек, который проиграл бой, но ещё не вышел из игры.

Я вызвал такси. За рулём был парень с глазами наркомана и запахом пиццы на сиденьях. Я назвал адрес. — Мотель «Лотос», — пробурчал он. — Там, где убили старшего Бьюфорда. Хорошее место, если хочешь проснуться мёртвым.

Дорога заняла полчаса. За это время я успел вспомнить все проклятия на испанском, английском и даже на школьном латыни. Когда мы приехали, мотель выглядел так, как я его помнил: дешёвый неон, облупленные стены, автомат с колой, который не работал с девяностых, и администратор, похожий на надгробный камень с усами.

Я вошёл. — Мне нужен человек по имени Эдди Буш, — сказал я. — Мы не даём информацию. Я показал купюру. Он показал ключ. — Комната 14. Пятый день не выходит. Слышал, как плачет по ночам. — Не он один, — буркнул я.

Я поднялся. Постучал три раза. — Кто? — голос за дверью был тонким, испуганным. — Старая подруга. От двери отойди. — Это… Вик? Вик Рено? — Открывай, пока мы оба ещё живы.

Замок щёлкнул. Эдди Буш стоял в трусах, с бутылкой дешёвого рома и глазами, как у зайца перед фарами. Он был седым, потным и вонял страхом. — Ты не один? — Нет. Со мной только боль и жажда правды.

Я зашёл, закрыл за собой дверь. Комната — убожество: кровать, стол, крошки от пиццы и кипа бумаг. — Ты знаешь, почему я здесь? Он кивнул, руки дрожали. — Я думал, ты уже мёртв. — Мог бы быть. Но кто-то не досчитал. — Они убили Кронберга. Я знаю. — Ты знаешь больше. И сейчас расскажешь. Или ты следующий.

Он сел, плеснул себе рома, пригубил. — Кронберг вёл двойную бухгалтерию. Настоящую — для себя. И фальшивую — для властей. Через благотворительные фонды он отмывал миллионы. — Кто получал? — Все. Судьи. Полицейские. Политики. У него была флешка. Всё на ней. Он сказал, что если что-то случится, я должен передать её… — Кому? — Не сказал. Только дал адрес и номер ячейки. В банке «Старлайт».

Он порылся в ящике, вытащил листок. На нём — номер ячейки, имя Кронберга. Я забрал лист. — Спасибо, Эдди. — А теперь? — Теперь молись, чтобы тебя не нашли. Или уезжай. Прямо сейчас. В Мексику, в Канаду, в ад — неважно. Только не оставайся здесь.

Я встал, направился к выходу. В этот момент стекло окна взорвалось. Пуля вошла в висок Эдди, как игла в шарик. Кровь брызнула на стену, ром разлился по полу.

Я упал. Выстрел был один — чисто, чётко, профессионально. Потом — тишина.

Я рванул к задней двери, выбежал во двор. Там была только темнота, мусорные баки и улица, где исчез убийца.

Я вернулся. Эдди был мёртв. А у меня — был номер ячейки. И теперь я точно знал: кто-то смотрит за мной. Каждый шаг. Каждое слово.

И этот кто-то — уже начал расставлять капканы.

Эпизод №8

Наутро я проснулся на скамейке в парке — с расколотой головой, прокисшим дыханием и листком бумаги в нагрудном кармане. На листке — размазанные от дождя цифры банковской ячейки: 719-А, банк «Старлайт». Кто-то очень не хотел, чтобы я добрался до этого адреса — Эдди Буш подтвердил это своей мёртвой головой.

Птицы щебетали, как будто в этом городе ещё возможно утро без трупов, но я не верил. В Грейвл-Сити даже голуби были участниками мафии — с крошками на лапках и алчностью в глазах.

Я вытер кровь с виска, поправил помятую куртку и доковылял до ближайшей остановки. Автобус шёл медленно, как совесть судьи, и вонял так, будто в нём перевозили бочки с потом. Но я доехал. А значит, ещё дышал.

Банк «Старлайт» находился в деловом районе — высотка из стекла, где улыбки были дешевле счетов. За стойкой — женщина с аккуратной причёской и лицом, натянутым до совершенства.

— Доброе утро. Чем могу помочь?

Я подал удостоверение Кронберга — аккуратно откопанное в его квартире ещё в первую ночь.

— Даниэль Кронберг. Я хотел бы получить доступ к своей ячейке. 719-А.

Она просмотрела документы. Усмехнулась с лёгким профессиональным презрением — это лицо было создано для сомнений.

— Одну минуту.

Через пять минут я уже спускался в подвал в сопровождении охранника. Он был похож на холодильник с лицом, но оружие под пиджаком выдавало, что он умеет делать с людьми не только ледяные взгляды.

Я открыл ячейку. Внутри — флешка. Маленькая, чёрная, с красным кружком на корпусе. И ещё — конверт, желтоватый, плотный, с инициалами L.M. на лицевой стороне. Я сунул всё в карман, кивнул охраннику и вышел.

До ближайшего интернет-кафе было четыре квартала. Я шёл, будто в каждом окне прятался снайпер. Может, и прятался. Но до меня не добрались.

Кафе называлось «Кибер-Жужа». Местечко для студентов, хакеров и стариков, которые до сих пор искали порно через Яху. Я сел за компьютер, воткнул флешку и приготовился.

Внутри было три файла. Первый — Excel, таблица с именами, суммами, датами. Судьи. Полицейские. Чиновники. Их счета. Их взятки. Всё аккуратно. Сумма — общая — шесть миллионов долларов. И ни одного объяснения, откуда.

Второй файл — текстовый документ. Название: «Структура». Внутри — схема. В центре: Д.К. — Даниэль Кронберг. Вокруг — имена. Среди них — Марк Делэни, Лорин Мейсон, комиссар полиции Берт Хендерсон. Слово «контроль» стояло рядом с фамилией Хендерсона. У Делэни — «юридическая защита». У Лорин — «канал». Видимо, через неё шли деньги. Или шантаж. Или и то, и другое.

Третий файл — видеозапись. Я запустил её.

Камера смотрела в лицо Кронбергу. Он сидел за столом, с бурбоном и сигаретой.

— Если вы это смотрите, значит, я либо мёртв, либо близок к этому. — Голос был хриплым, уставшим. — Всё, что я сделал, я сделал, чтобы защититься. Чтобы когда придут с пистолетом, у меня был козырь. Я знаю, кто вы, знаю, сколько вы украли. У меня есть копии контрактов, свидетели, доказательства. Если вы убьёте меня — всё это уйдёт к человеку, которому я доверяю. Его зовут…

Экран дёрнулся. Запись оборвалась.

Я выругался. Кто-то обрезал видео. Или он сам. Возможно, и сам не знал, кому доверить. Но теперь это всё у меня. И если я не разыграю этот козырь правильно — меня сотрут с лица города. Как пыль с капота.

Я вышел из кафе, засунул флешку в карман, вызвал такси. Адрес был только один — квартира Лорин. У меня с собой был конверт с её инициалами. И если она не удивится — значит, она знала о нём.

Когда я постучал в дверь, она открыла сразу. Будто ждала. В полумраке квартиры её глаза горели холодом, а бокал шампанского в руке отражал свет, как лезвие.

— Вик, — сказала она, не улыбаясь. — Ты жив.

— К счастью или к сожалению?

— Смотря кто платит.

Я прошёл внутрь. Сел на край дивана. Она подала мне бокал — я отказался.

— У тебя был конверт с инициалами L.M., — сказал я. — Угадай, что внутри?

— Если ты думаешь, что это меня удивит, ты плохо меня знаешь.

— Я уже начал догадываться.

Я достал флешку. Показал.

— Здесь всё. Деньги. Взятки. Даты. Имена. Хендерсон. Делэни. Ты. Всё.

Она села напротив. Не пила. Не говорила. Просто смотрела.

— Ты знал, что Кронберг играет против всех, — сказала она. — Ты знал, что он не остановится. Что он решил шантажировать каждого, кто был рядом. Даже меня.

— А ты?

— Я пыталась выйти из игры. Уйти. Но он держал меня за горло. Сначала деньгами. Потом угрозами. Потом любовью. Или тем, что он считал любовью.

— Он тебе не доверял?

— Доверял. Слишком. Я была каналом. Деньги проходили через меня. Благотворительные счета, фиктивные организации. Я подписывала, не глядя. Потом поняла, что если всё вскроется — я первая пойду под нож.

— И решила, что лучше избавиться от него?

Она не ответила. Только глотнула шампанского.

— Тебя пытались убить, Вик. Потому что ты приближаешься к правде. Но правда не спасёт. Она никого не спасает в Грейвл-Сити. Её только продают. Или закапывают.

Я достал пистолет. Положил на стол.

— Тогда скажи, Лорин. Кто заказал Кронберга?

Она посмотрела на пистолет. Потом на меня.

— Делэни. По просьбе Хендерсона. Они боялись, что он сольёт всё федералам. Он уже готовил передачу. Договорённость. Я пыталась его остановить. Сначала словами. Потом слежкой. Потом...

— Потом стало слишком поздно.

Она кивнула. В её глазах не было слёз. Только усталость.

— Я не хотела его смерти. Я хотела исчезнуть. Но теперь, когда ты пришёл... всё снова начинается.

Я поднялся.

— Тогда начнём. По порядку.

Флешка была в кармане. Пистолет — в руке. И передо мной — женщина, у которой было слишком много ответов и слишком мало надежды.

А на улице дождь продолжал стучать по асфальту. Как будто знал: мы только на середине истории.

Эпизод №9

Я ушёл от Лорин под утро — с флешкой в кармане, сомнениями в голове и тяжёлым привкусом шампанского, которое не пил. Она не пыталась остановить меня. Только смотрела, как я надеваю плащ, и молча потягивала из бокала, словно знала: всё, что будет дальше, — не о ней. Она сделала свою ставку. А я — должен был сделать свою.

Я шёл по улицам Грейвл-Сити, как по чужому кладбищу. Светофоры мигали, как нервные тик-так-бомбы, витрины торговали призрачной надеждой, а утренние газеты на лотках кричали о погоде, преступности и выборах. Но не о мёртвом Кронберге. Не о Буше, убитом выстрелом в висок. Не о Делэни, с пулей в лбу. Всё было тихо. Слишком тихо.

Я не знал, куда идти. Или, вернее, знал — но не хотел туда. Знал, что на том конце провода, когда я наберу один из номеров с той флешки, мне ответит человек, который всё знает. Человек, который вёл игру с самого начала.

Я закурил и набрал номер. Он был среди прочих, записанных в бумажнике Винсента. Тогда я не придал ему значения. Теперь — всё выглядело иначе.

Гудки были долгими, как размышления на смертном одре. Потом — голос. Знакомый. Гладкий. Холодный, как лёд в стакане бурбона.

— Рено, — сказал голос. — Я думал, ты уже утонул в собственной крови.

— Делэни, — сказал я. — Не ожидал, что ты всё ещё жив.

— А я не ожидал, что ты будешь таким упорным. Я ведь просил тебя — сойти с поезда.

— А ты не уточнил, что рельсы ведут к твоей башке.

Пауза. Потом — лёгкий смешок.

— Если ты хочешь поговорить, Вик, приходи. У меня есть, что тебе показать. И, возможно, есть, что предложить.

— Где ты?

— Там, где всё начинается и всё заканчивается. В кабинете на последнем этаже, Ривер-Билдинг, офис 27-А.

— Я приду.

— Я знаю.

Он повесил трубку. Я выкинул окурок в канаву, повернулся и направился к Ривер-Билдингу.

Это здание я знал. Гладкое, стеклянное, с охраной на входе и лифтом, который пахнул корицей и мрамором. Я прошёл внутрь, не показывая удостоверений. Просто сказал:

— К Делэни.

Охранник посмотрел на меня, как на плохую шутку, но что-то в моём лице или в руке под плащом убедило его, что лучше не спорить. Он кивнул.

— Двадцать седьмой. По лестнице — лифт не работает.

Я поднимался пешком. С каждым этажом дыхание сбивалось, но сердце стучало уверенно. Это не был страх. Это была готовность. Чувство, что ты уже перешёл черту и назад — только в ящик.

Дверь офиса была приоткрыта. Я толкнул её и вошёл.

Кабинет был просторный, с видом на реку. На столе — бокал коньяка. За столом — Марк Делэни. Он встал, улыбнулся, как будто мы встретились на банкете.

— Садись, Вик. У нас с тобой важный разговор.

Я не сел.

— Говори.

— Хорошо. Ты нашёл флешку. Значит, ты знаешь. Про Кронберга. Про фонд. Про меня. Про Хендерсона.

— Знаю. И знаешь что? У тебя прекрасный почерк.

Он рассмеялся.

— Это была схема. Защита. Кронберг собирал компромат на всех, в том числе на меня. Он думал, что так обезопасит себя. Но ты же понимаешь, Вик — в этом городе, если ты держишь досье на волков, волки приходят ночью.

— Ты убил его?

Он покачал головой.

— Нет. Я только заказал слежку. Когда понял, что он ведёт переговоры с федералами — передал информацию кому нужно. Они уже сами решили, что с ним делать. А потом ты появился. С твоими вопросами. С твоими кулаками.

— Эдди Буш?

— Слабак. Он начал пить и трепать языком. У тебя был шанс — забрать флешку и уйти. Но ты решил играть до конца. Значит, давай сыграем.

Он подошёл к бару, налил себе и мне. Я не взял.

— Что ты хочешь, Вик?

— Ответов. И правды.

— А я могу предложить сделку.

— Какую?

— Ты отдаёшь мне флешку. Я даю тебе чек. Большой. С шестью нулями. И билет. Ты уезжаешь. Забудь Лорин. Забудь Винсента. Забудь Кронберга. Живи.

Я посмотрел на него. Долго.

— А если я не соглашусь?

Он усмехнулся. — Тогда ты выходишь отсюда через окно. В мешке. Поверь, Вик. Я — не единственный, кто за этим следит.

Я вытащил пистолет. Навёл на него.

— А если ты — выйдешь первым?

Он замер. Потом рассмеялся.

— Ты не убьёшь. Ты один из тех, кто думает, что справедливость существует. Что мир можно починить. Но ты ошибаешься, Вик. Этот город не чинится. Он гниёт. Изнутри. Я просто сделал это красиво.

Я выстрелил. Один раз. В стол рядом с его рукой. Он вздрогнул.

— Я не спасаю мир, Делэни. Я просто выживаю в нём.

Я достал флешку. Бросил ему на стол.

— Вот она. Наслаждайся. Только знай — копия уже ушла в почтовый ящик. Если со мной что-то случится — завтра все узнают, кто ты.

Он смотрел на меня, не мигая. Потом кивнул.

— Тогда играем.

Я развернулся и ушёл.

На выходе охрана уже смотрела на меня, как на труп. Но никто не двигался. Видимо, Делэни не дал команды. Пока.

Я вернулся на улицу. Солнце поднималось над городом. Грейвл-Сити просыпался. И даже не подозревал, что его кости снова хрустнули.

Я выкурил сигарету. Потом ещё одну.

И пошёл дальше.

Потому что теперь я знал: я не герой. Я просто Рено. Частный детектив, который увидел, как глубоко уходит грязь.

И пока жив — буду копать.

Эпизод №10

С того момента, как я вышел из офиса Делэни, небо над Грейвл-Сити потемнело. Или мне так казалось — после всего, что услышал. Дождь, словно по заказу, начал моросить. Он всегда появляется, когда тебе нужно больше всего ясности. С этим городом у нас был негласный договор: я не верю в его чистоту, он не делает вид, что она у него есть.

Я шёл по улице, чувствуя, как флешка давит в кармане даже после того, как бросил её Делэни. Он думал, что всё под контролем, но я дал ему не оригинал. Копию. Оригинал уже был спрятан. Подальше от его жирных пальцев.

Я зашёл в первую попавшуюся закусочную. «Блонди Джо» — вывеска, выцветшая, как обещания политиков. Внутри — два официанта, один пьяный моряк и запах жирной картошки, которой, казалось, жарят с самого открытия заведения.

Я сел за стол у окна и позвонил. На этот раз — Нэйту Кроссу. Старый друг. Коп, который всё ещё не забыл, как отличить правду от отчёта. Он поднял трубку быстро.

— Рено?

— Да. У меня есть список. Флешка. Кронберг. Все имена. Все счета. Комиссар Хендерсон. Делэни. Лорин.

— Где ты?

— В «Блонди Джо». На Парквью. Один.

— Сиди там. Через пятнадцать минут буду.

Я заказал кофе. Он был хуже, чем больничный спирт, но согревал. Я смотрел в окно, пока дождь рисовал на стекле силуэты, похожие на призраков. Десять минут — и дверь зазвенела.

Кросс вошёл, как всегда, с сигаретой, пистолетом под курткой и тем взглядом, от которого сдуваются стулья. Он сел напротив. — Ты не врёшь? — С тех пор как меня похитили, избили, ограбили, пытались убить и сделали козлом отпущения — я стал честнее. Почти святой. Он взял флешку, воткнул в свой старый ноутбук. Смотрел молча. Потом нахмурился.

— Это… это как грёбаный список обречённых. Тут не просто коррупция. Это целая схема. Их десятки. Судьи, прокуроры, старшие следователи. И наш шеф — Хендерсон. — Я знаю. Делэни пытался меня купить. Предложил уехать. — Умно с его стороны. — Глупо. Я бы уехал. Если бы не видел, как Буш умер у меня на глазах. Как Кронберга, возможно, убили за то, что он пытался избавиться от Лорин. Как Лорин пыталась избавиться от него через Делэни, а потом от Делэни — через Винсента.

— Ты уверен?

— Она не говорила прямо. Но её глаза сказали всё. Она стояла в эпицентре. Канал отмывания. Она и Кронберг держали город за яйца. Но кто-то решил, что игра зашла слишком далеко.

Кросс закрыл ноутбук.

— Значит, всё начинается заново. Слишком много голов. Слишком мало времени. И никто наверху не захочет, чтобы это всплыло.

— Тогда мы заставим.

Он взглянул на меня. Долго. Как будто искал, чего ещё я не рассказал. — У меня есть контакты. Несколько журналистов. Один — старый, как город, но зубастый. Мы запустим это через него. Не через полицию. Не через суд. Через прессу. — А после? — После будет грязь. Но правда — грязная штука. Она не пахнет духами. Она пахнет кровью.

Я кивнул. — Тогда давай.

Через двадцать минут мы были в редакции местной газеты. «Грейвл Таймс» — старый дом, где стены пахли типографской краской, а редакторы — дешёвым виски. Внутри нас ждал Брукс — человек с лицом ветерана и руками печатной машинки.

Кросс кинул флешку на стол. — Ты этого ждал всю жизнь. Только не спрашивай, откуда. Брукс подключил её, бегло пролистал. Потом посмотрел на нас.

— Если это правда… это конец.

— Это только начало, — сказал я.

— Они придут. Не сегодня. Не завтра. Но придут.

— Пусть идут, — сказал Кросс. — Мы тоже умеем кусаться.

Брукс встал.

— Дайте мне сутки. Потом это выйдет. В сети, в печати. По всему городу. Это будет пожар. И, возможно, очищение.

Я вышел на улицу. Воздух стал чуть светлее. Город шумел, как обычно. Никто не знал, что всё уже изменилось.

Я зашёл в «Старого Джеффа». Где всё началось. Где Лорин впервые сказала «мой человек исчез». Где я впервые подумал, что это — простое дело.

Бармен кивнул. — Ты выглядишь, будто прошёл через ад. — Так и есть. Двойной бурбон. Без разговоров.

Я выпил. Потом ещё один. Ради Кронберга. Ради Буша. Даже ради Винсента, который, возможно, хотел выжить не меньше меня.

Мир не стал чище. Просто стал немного честнее. Хоть на час.

А я?

Я снова остался с сигаретой. С ранами. С правдой в рукаве. И с улицей, которая ждала.

Ведь в Грейвл-Сити всё заканчивается одинаково.

Только вопрос — когда. И кому первым позвонит молчание.

Эпизод №11

Я проснулся в её постели, но она уже ушла. Лорин — женщина, которая появлялась, как молния, и исчезала, как дым. На подушке осталась след от губной помады, запах её духов — дорогих и хищных — всё ещё витал в воздухе. А из бумажника исчезла флешка.

Я сел, потёр виски. Шум в голове был таким, будто кто-то сверлил там дрелью. Шторы были приоткрыты, за окном начинался утренний Грейвл-Сити — серый, вялый, с глазами, наполненными сплином. Я нащупал на тумбочке флягу, отпил — виски был тёплый, как предательство.

Лорин исчезла. Я снова остался с пустыми руками и слишком длинным списком мёртвых. Кронберг, Буш, Винсент… теперь, возможно, и я. Потому что без флешки у меня не было ничего — ни доказательств, ни улик, ни алиби.

Я поднялся, нацепил плащ и вышел. Снова идти по городу, снова искать правду, которая никому не нужна.

Первым делом я направился к Нэйту Кроссу. Полицейский, который ещё не продал душу до конца. Он встретил меня в своём кабинете, где пыль лежала на каждом клочке бумаги, а запах дешёвых сигарет был вторым жильцом.

— Я знал, что ты придёшь, — сказал он, не поднимая головы от досье. — У тебя на лбу написано: «его снова кинули».

— Лорин. Она ушла. С флешкой.

Кросс выругался.

— Чёртова кукла. Я говорил, что её нельзя оставлять живой. Она умнее всех нас. Переигрывает — с улыбкой и помадой.

Я сел.

— Мы должны её найти. Пока она не продала это кому-нибудь похуже Делэни.

Кросс покачал головой.

— Она знает, как уходить. Но есть зацепки. Старые адреса. Её родная тётя живёт в Санта-Монике, у самой воды. Я когда-то проверял её, когда ещё ловил девчонок за кражу машин.

— Значит, Санта-Моника?

Он кивнул.

— Только поторопись. Если флешка уйдёт из её рук — не спасёт даже святой.

Я вышел на улицу и вскоре уже мчал арендованный «Шеви» на юг. Дорога была длинная, усыпанная лужами и мусором, как биография Лорин. По радио крутили джаз — ленивый, будто музыканты играли только за выпивку. Я курил одну за другой, вспоминая каждое её слово, каждую улыбку, каждое «ты меня не понимаешь, Вик».

Потом — дом. Старый, белый, с верандой. В двухстах шагах — океан, шепчащий, как преступник, перед исповедью. Я припарковался, вытащил пистолет и постучал в дверь.

Открыла она.

В красном платье, босиком, с чемоданом в руке.

— Ты не мог не приехать, — сказала она.

— А ты не могла не бежать.

— Я пыталась, Вик. Ты не поймёшь. Ты всё ещё веришь, что правду можно найти в этом мире. А я давно знаю: правду покупают. Как платье. Как билет на самолёт.

— Ты украла флешку.

Она кивнула.

— Я думала, если у меня она будет, я смогу себя выкупить. Но ты же знаешь, как это работает. Они не покупают спасение. Они покупают молчание.

— Кому ты её продала?

Она отвернулась.

— Делэни был первым. Но потом появились другие. Один — журналист, который хотел её обнародовать. Другой — судья, который хотел, чтобы она исчезла. Я ещё не решила.

Я достал пистолет.

— Значит, я решу за тебя.

— Вик, — она сказала тихо. — Я не хотела этого. Я просто хотела выжить. Кронберг держал меня. Делэни шантажировал. Винсент угрожал. Я... я выбрала то, что осталось.

— И это привело к трём трупам. Скоро будет четвёртый?

Она улыбнулась.

— Ты не убьёшь меня.

— Почему?

— Потому что, несмотря на всё, ты всё ещё веришь, что я не до конца испорчена.

Я молчал.

Она сделала шаг — в сторону тумбочки, где лежал пистолет.

Я выстрелил.

Пуля прошла мимо, ударила в стену. Она замерла.

— Не надо, Лорин.

Она отвернулась. Потом бросила пистолет в сторону.

— Тогда арестуй меня. Если тебе станет легче.

Я связал ей руки ремнём. Обыскал. Флешка была у неё — на цепочке, как кулон. Я снял.

Через полчаса приехала полиция. Я передал им флешку. И Лорин.

Комиссар Хендерсон приехал лично. Смотрел на флешку, как на чёрную дыру.

— Это уничтожит слишком многих, — сказал он. — Ты молодец, Вик. А теперь забудь всё это.

Он улыбнулся. Но улыбка его была мертва.

Я понял: флешка исчезнет. Дело замнут. Но я сделал всё, что мог.

На следующее утро в газетах — только некролог: «Адвокат Делэни погиб в перестрелке». Ни слова о Лорин. Ни слова о Кронберге. Ни слова обо мне.

Я вернулся в «Старого Джеффа». Бармен налил двойной. В баре играло радио. Говорили про погоду.

Всё кончено.

Или только начинается.

Эпизод №12

Грейвл-Сити встретил меня утренним смогом и безмолвием улиц. Город дышал с хрипом, как старик на последнем издыхании. Небо над крышами застыло серым одеялом, будто кто-то сверху уже выбросил белый флаг, а здесь, внизу, никто не заметил.

Я вернулся из Санта-Моники в тот же вечер. Полиция увезла Лорин, флешку передал в руки комиссару Хендерсону — и сразу пожалел. Он посмотрел на неё так, как смотрят на ненужные улики, которые мешают нормальной жизни. Его улыбка была такой же холодной, как морг, и точно такой же пустой.

Я был уверен: флешка исчезнет. Как исчезали все улики в этом городе. Имена будут забыты. Мёртвые останутся мёртвыми, а живые — найдут способ жить дальше, прикрытые костюмами, связями и серебром в голосе.

На следующий день я пришёл в редакцию местной газеты. Старый Брукс — журналист с лицом из наждачной бумаги — сидел за пишущей машинкой и, как всегда, пил черный кофе из ржавой кружки.

— Ну? — спросил я.

Он не поднял головы.

— Слишком горячо, Рено. Я посмотрел, что ты мне дал. Мы могли бы сжечь половину города этим списком. Но они тоже не спят. Один звонок — и главный редактор сказал: «Забудь».

— А ты?

Он впервые взглянул на меня.

— А я помню. И напечатаю. Но позже. Когда пыль уляжется. Когда они перестанут стрелять. Может, в следующей жизни.

Я вышел от него с чувством, будто мне в карман кто-то подбросил кирпич.

Возвращаться мне было некуда. Квартира — пустая. Телефон молчит. Люди, которые знали моё имя, или мертвы, или притворяются, что не знают.

Я пошёл в «Старого Джеффа».

Там всё было на месте: бармен с лицом, как старый кулак, вечный дождь за окном, тусклый свет лампы над стойкой. Я сел, заказал двойной бурбон и закурил.

— Ты стал чаще приходить, — сказал бармен, ставя передо мной стакан. — Это тревожит.

— Значит, я ещё жив, — ответил я. — А живым тревога — как воздух.

На радио играло что-то блюзовое. Песня о потерянной любви и городах, где больше нет надежды. Подходило.

Я выпил. Поймал в зеркале своё отражение: тень человека. Лицо в синяках, взгляд уставший. Но я ещё был здесь. Не в канаве, не под пулями. Значит, не всё зря.

Вдруг позади меня кто-то сел. Я не обернулся. Просто сказал:

— Если пришли добить — стойте в очередь.

— Я пришёл сказать спасибо.

Голос был знакомый. Я обернулся.

Нэйт Кросс. Всё такой же, как и был. Куртка, мятая, глаза настороженные. В руках — папка.

— Что это?

Он подвинул её мне.

— Копия того, что ты отдал Хендерсону. Я снял себе, пока ты смотрел в окно. Старый рефлекс.

— Зачем?

— Потому что я всё ещё верю, что правду надо знать. Даже если её нельзя использовать.

Я пролистал страницы. Имена. Суммы. Схемы. Всё на месте.

— Что ты хочешь, Нэйт?

— Я хочу, чтобы если меня убьют — кто-то продолжил.

— Это всё, что у нас осталось? Передавать друг другу факел, пока всех не сожгут?

Он усмехнулся.

— Грейвл-Сити — не для героев, Рено. Здесь у каждого есть цена. У кого-то она в долларах. У кого-то — в выжженной совести.

Я закрыл папку. Посмотрел на него.

— А у тебя?

— У меня? Я просто не хочу, чтобы мои дети росли в этом дерьме и думали, что так и должно быть.

Он встал.

— Береги себя. Тебя уже не путают с пешками. Ты стал фигурой. А в этой игре фигуры сбрасывают первыми.

Он ушёл.

Я остался.

Вечер опустился на город, как мокрое одеяло. На улице в витринах отражались огни. В баре запахло дешёвой пиццей и усталостью. Я допил бурбон, оставил деньги на стойке.

Перед тем как выйти, бросил папку в портфель. Если что-то и может спасти остатки моей совести — это знание, что я хотя бы не сдался.

Снаружи дождь снова начал стучать. Я закурил и пошёл по улице, где фонари мигали, как последние отблески надежды.

Кто-то проходил мимо, не узнав меня.

И это было к лучшему.

Потому что Вик Рено, частный детектив, который искал правду в Грейвл-Сити, теперь стал чем-то другим.

Тем, кто знает слишком много.

Тем, кого невозможно купить.

Тем, кто, возможно, уже обречён.

Но пока я дышал — я помнил.

И значит, не всё было потеряно. Пока хотя бы один человек помнит.

И пока у него есть патроны.

Эпизод №13

Ночь в Грейвл-Сити наступает медленно. Она стекает с неба густой чернотой, словно старое вино, пролившееся на карту мира. Здесь темнота пахнет не лунным светом и прохладой, а потом, бензином и беспокойством. Каждый, кто живёт в этом городе, знает: когда наступает ночь, улицы становятся тише, но опаснее.

Я вышел из «Старого Джеффа» ближе к полуночи. За спиной — ещё один пустой стакан и разговор с Кроссом, который отдал мне копию того, что уже давно не должно было существовать. В кармане — папка с мёртвыми именами и живыми страхами. А на лице — усталость. Такая, что даже дождь не пытался смыть.

Я пошёл пешком. Мне нужно было дышать. Или хотя бы сделать вид, что ещё дышу.

Когда прошёл первый квартал, я заметил тень. Она шла за мной уже давно — не близко, не быстро. Умело. Осторожно. Я свернул в переулок, сделал петлю. Тень повторила. Тогда я остановился у стены, закурил и ждал.

Шаги приблизились.

— Руки вверх, — сказал я, не оборачиваясь. — И без фокусов.

Тень вышла из тьмы. Молодой парень, лет двадцати пяти. На нём — поношенный пиджак, глаза — испуганные, но с тем огоньком, что выдают тех, кто верит в дело, которое скоро их убьёт.

— Вы — Вик Рено? — спросил он, почти шепотом.

— Смотря кто спрашивает.

— Меня зовут Дэвид. Я… я работал у Делэни. Я был его помощником.

Я медленно выдохнул.

— И что ты хочешь?

— Сказать вам то, что не сказали на суде. Потому что суда не было. Потому что никто не хотел, чтобы он был.

Я бросил сигарету на мостовую.

— Говори.

— Делэни… он не просто защищал Кронберга. Он его покрывал. Он знал всё. Все транзакции, все связи, все схемы. Он был не просто адвокатом — он был ключом.

— Я это знаю, парень. Он давно в списке.

— Нет, вы не понимаете. У Делэни был второй список. Не тот, что попал вам в руки. Настоящий. Там были и те, кто сейчас делает вид, что на вашей стороне. В том числе и ваш приятель — Кросс.

Молния вспыхнула где-то за крышами. Я посмотрел в глаза Дэвиду. Он не врал. Или врал слишком хорошо.

— Продолжай.

— Я нашёл флешку. Ещё одну. Сохранил копию, когда Делэни попросил уничтожить её. Он тогда был напуган, говорил, что кто-то на него «открыл охоту». Я спрятал флешку. А после его смерти — уехал.

— Почему ты сейчас вернулся?

— Потому что Кросс ищет меня.

— Ты уверен?

— На сто процентов. Он приходил к моей матери, спрашивал, не звонил ли я. Обыскивал квартиру. Он знает, что я знаю. И теперь, похоже, он думает, что вы — мой союзник.

Я на секунду прикрыл глаза. Всё начинало складываться.

— Где флешка?

— В камере хранения. Железнодорожный вокзал. Ящик 305. Код — 7511. Я не хочу умирать, мистер Рено. Я просто хотел выжить. Но теперь понял — если не отдам это вам, никто не узнает, кто был настоящим режиссёром.

Я кивнул. Протянул ему визитку.

— Снимешь ящик. Возьмёшь флешку. Принесёшь мне в мой офис. Через два часа. Только ты. Один. Если кто-то идёт за тобой — исчезни. Уезжай. Меня не интересуют герои. Меня интересует правда.

Он кивнул. Ушёл в темноту. Я остался.

Дождь начался спустя минуту. Я пошёл домой, но не туда, где сплю, а туда, где думаю — в свой офис. Маленький, пыльный, на третьем этаже дома без лифта и с вентилятором, который гудит как старик с астмой.

Там я налил себе виски, сел в кресло и стал ждать.

Прошёл час. Полтора.

В два пятнадцать — стук в дверь.

Дэвид вошёл. На лице — следы дождя, глаза — нервные. В руке — флешка.

— Я был осторожен. Никто не следил.

Я кивнул. Взял флешку, вставил в ноутбук.

На экране — новая папка. «ФИНАЛ». Внутри — три файла.

Открываю первый — таблица. Имена. Суммы. Счета. Я знал уже почти всех — но один бросился в глаза. Нейт Кросс. Счёт в Панаме. Пополнения — в те же даты, когда пропадали улицы из оригинального списка.

Я понял.

Второй файл — аудиозапись. Голос Кросса.

“…если Вик узнает — прикончим. Он слишком близко. Делэни уже не справляется. Я дам тебе номер, найми кого-то. Без следов.”

Третий файл — сканы писем. Между Кроссом и Делэни. Тексты, от которых волосы на шее поднимались. Они планировали всё. Даже подставу на Лорин.

Я выключил ноутбук. Посмотрел на Дэвида.

— Спасибо, парень.

— Что теперь?

— Теперь я иду по последнему следу.

Он ушёл. А я — достал пистолет. Перезарядил. В карман — флешку. И — к Нэйту.

Он был в участке. Ночь, но он ещё не ушёл. Я постучал — он открыл, улыбнулся.

— Вик! Есть новости?

— Есть, — сказал я. — Прямо для тебя.

Я вошёл. Закрыл дверь. Навёл пистолет.

— Ты знал, что я всё-таки дойду, да?

Его улыбка исчезла.

— Что ты несёшь?

— Не несу. Принёс. Вот — флешка. С твоими письмами. С твоими счетами. С твоими разговорами. Ты подставил меня. Ты убил Буша. Ты слил Лорин. Делэни был твоим марионеткой.

Он потянулся к столу. Я выстрелил — рядом с рукой.

— Не делай этого.

Он поднял руки. Медленно.

— Вик… ты не понимаешь. Я хотел сделать правильно. Я… я думал, если выжму из них деньги — можно будет начать всё сначала. Уйти. Открыть всё миру…

— Ты лгал мне. Всё это время.

— Я делал то, что должен был.

— Нет. Делал то, что мог. Теперь — всё.

Я забрал пистолет, вызвал дежурного. Когда вошёл патруль — дал флешку, отдал Кросса. Без объяснений. Только сказал:

— Арестовать. За всё.

И вышел.

На улицах снова был дождь.

Я шел по переулку, где капли били в асфальт, как шаги времени. Вокруг — тишина, наполненная правдой.

И я знал: теперь, возможно, всё действительно кончено.

Но в Грейвл-Сити никто не уходит по-настоящему.

Просто переходят в тень.

И ждут. Когда за ними придёт кто-то вроде меня.

Человек, который ищет.

И не сдаётся. Пока дышит.

Эпизод №14

На следующее утро Грейвл-Сити не изменился. Он никогда не меняется. Он только глубже оседает в своей гнили, как старое тело в ванне, полной застоявшейся крови. Улицы были мокрые, как похмелье после драки, небо по-прежнему висело низко, будто хотело сказать: «Не смотри вверх, там всё равно ничего нет».

Я шёл по проспекту Лоренса, направляясь в сторону участка, где ещё прошлой ночью сдал Кросса под запись и молчание. Меня трясло. Не от холода, а от понимания: правда — это не всегда свет. Иногда это нож в живот, и тот, кто его держит, улыбается тебе перед тем, как вонзить его поглубже.

Комиссар Берт Хендерсон встретил меня в своём кабинете, как будто мы были партнёрами по бизнесу, а не по грязи. Он сидел за дубовым столом с выражением, будто только что съел прокурора на завтрак и закусил прессой.

— Вик, — сказал он, — ты хорошо поработал. Кросс сидит в подвале, смотрит в стену. Говорит, что молчал — потому что боялся. И потому что верил. Ему это не поможет, конечно.

Я сел, не предлагая пожимать руку.

— Это всё? Теперь ты скажешь: «Мы закрываем дело»?

Хендерсон улыбнулся. Он всегда улыбался, когда знал, что в его руках — всё, а у тебя — только пепел.

— Мы ничего не закрываем. Просто… регулируем. Город — это не правда и ложь. Это баланс. Когда кто-то делает шаг в сторону, другой должен шагнуть навстречу. Ты сделал достаточно. Возьми отпуск, Рено. Улети куда-нибудь. Куба. Барселона. Хошимин. Выдохни.

Я достал из кармана пачку. Вынул сигарету. Он молча пододвинул пепельницу.

— Ты отпустишь Лорин? — спросил я, выпуская дым.

— Она — свидетель. А свидетелей нельзя держать в клетке. Она сотрудничает. Говорит ровно столько, сколько нужно. В обмен на защиту.

— Или в обмен на молчание.

Он пожал плечами.

— А разве не в этом весь смысл?

Я замолчал. Потом встал.

— Ты мне дал урок, Хендерсон.

— Какой?

— Что даже честные — если ещё остались — в этом городе не живут долго. А если и живут, то с патронами под подушкой.

Он кивнул, как будто соглашаясь. И будто бы всё это уже слышал раньше.

Я вышел на улицу и почувствовал, что город глядит на меня с высока, как судья на приговорённого. Я должен был исчезнуть. Раствориться. Найти угол, где дождь не достанет. Но я знал — не смогу. Не пока здесь остались те, кто шепчет в темноте, кому-то звонит по ночам, кто делает ставки на чужую кровь.

У меня оставалась одна встреча.

Роузи.

Я нашёл её там же, где всё началось — в «Медном Змее». Музыка была другой, но взгляд её — всё тот же: как ночь, в которую нельзя войти и выйти тем же человеком.

— Ты жив, — сказала она.

— А ты поёшь.

— Я пою всегда. Даже когда всё кончается.

Я сел. Заказал виски.

— Кронберг мёртв. Делэни мёртв. Кросс сидит. Лорин уехала. Винсент — в земле. Остался только я. И ты.

— И город, — сказала она. — Он остался.

— Он был всегда.

Мы молчали. Только саксофон играл над головами, как молитва без бога.

— Ты ведь знал, Вик, что никто не победит? — спросила она.

— Я не шёл за победой. Я шёл за ответами.

— И нашёл?

Я посмотрел на неё. В её глазах были и слёзы, и сигаретный дым, и тени, которые не отмыть.

— Нашёл. Но ответа на главный вопрос — зачем? — так и нет.

Она поставила передо мной бокал. Мы выпили молча.

Когда я ушёл, улица была почти пуста. Только старик на углу продавал газеты. На первой полосе — пожар в департаменте финансов. Сгорели архивы. И никто не пострадал. Конечно.

Я купил экземпляр, свернул в трубку и пошёл.

Дождь уже не лил. Город, кажется, устал.

Я поднялся к себе в офис. Там было темно, как и положено месту, где живёт человек, привыкший к теням. Сел за стол. Достал блокнот. Открыл на пустой странице.

Записал:

«Кронберг. Мёртв. Делэни. Мёртв. Буш. Мёртв. Винсент. Мёртв. Кросс. Арестован. Лорин. Исчезла. Я. Остался.»

Потом закрыл блокнот. Поставил его на полку. Выключил свет.

И остался в темноте.

Где всё начиналось.

И где всё закончится.

Когда-нибудь. Но не сегодня.

Эпизод №15

Утро в Грейвл-Сити начинается не с солнца. Оно начинается с сирены. С визга тормозов. С тяжёлых шагов на лестнице и стука кулаков в чужую дверь. Здесь даже кофе подаётся с порцией тревоги.

Я проснулся не от стука, а от ощущения. Кто-то был в коридоре. Кто-то стоял за моей дверью и не торопился войти. Я достал «Смит-и-Вессон» из ящика, встал и подошёл к замку. Тень за стеклом замерла.

— Рено? — раздался голос. Мужской. Знакомый.

— Кто спрашивает?

— Брукс. Газетчик. Тот, что с лицом как ржавый чайник. Открывай, если не хочешь, чтобы я рассказал твоей лестничной клетке всё, что знаю о тебе и Лорин.

Я приоткрыл дверь.

Он вошёл, не спрашивая. В руках — мятый портфель. На лице — усталость человека, который всю ночь провёл, пытаясь объяснить редактору, почему нельзя продаваться.

— Ты знал? — спросил он.

— Что знал?

— Что всё это снова начнётся.

Я налил нам по кофе. Без молока. Без сахара. Только гуща и холодный металл на вкус.

— Я знал, что Грейвл-Сити не забывает. Я знал, что если ты воткнёшь нож в его печень, он не умрёт. Он просто начнёт смеяться.

Брукс кивнул.

— Комиссар Хендерсон. Его больше нет.

Я поставил чашку на стол.

— Что значит — нет?

— Его нашли сегодня утром в гостиничном номере. Прострелен в висок. Пистолет рядом. На столе — бутылка виски и записка. Почерк — странный. Похож на его. Но слишком аккуратный, как будто писал кто-то, кто хотел подделать его неуклюжесть.

— Содержимое?

— Две строчки. «Больше не могу. Всё зашло слишком далеко». Подпись — Берт Хендерсон. И дата.

Я смотрел на стену. За окном начинал моросить дождь.

— Он не из тех, кто стреляет в себя. Он был из тех, кто приказывает стрелять в других.

— Я это знаю. Ты это знаешь. Но в отчёте — самоубийство. Всё чисто. Всё официально.

— А ты?

— Я — лишь журналист. Я напишу, что скажут. Или меня заменят. На того, кто согласен писать про футбол и рецепты.

Я достал из стола ту самую копию. Список. Счета. Аудио. Переписка Кросса и Делэни.

— Это осталось. Это не сгорело. Это не было украдено. И оно по-прежнему говорит громче, чем выстрел в висок.

Брукс посмотрел на бумаги. Долго. Как будто видел перед собой собственную смертельную записку.

— Если я это опубликую, — сказал он наконец, — меня либо похоронят, либо повысят. Но скорее — первое.

— У тебя есть выбор. Как и у всех. Но, в отличие от Хендерсона, ты ещё можешь сделать его сам.

Он встал. Положил папку в портфель.

— Я не герой, Рено.

— Я тоже. Просто не люблю, когда меня держат за дурака.

Он ушёл, не оборачиваясь. А я остался.

Минут через пятнадцать я услышал радио. «Смерть комиссара полиции Берта Хендерсона стала трагическим финалом карьеры, полной достижений. По предварительным данным, он страдал от депрессии…»

Я выключил. Пошёл к окну. Улица — как всегда. Тот же мокрый асфальт. Те же уличные фонари, мерцающие, будто на грани истерики.

Вечером мне позвонили.

— Рено?

— Да.

— Это Роузи.

— Я думал, ты уехала.

— Думала. Но осталась. По привычке. Или из-за того, что не люблю бросать финалы на полуслове.

— Что случилось?

— Ты должен приехать. Сейчас. Не по телефону. Клуб закрыт, но дверь будет приоткрыта.

Она повесила трубку.

Я оделся. Взял с собой «Смит». Старый, проверенный. Вышел в ночь.

«Медный Змей» был тих. Неон мигал. Дверь действительно была приоткрыта. Я вошёл.

Внутри — тишина. Лишь слабый свет лампы над баром.

— Роузи? — позвал я.

Ответа не было.

Я прошёл вглубь. Вдруг — за барной стойкой — вспышка. Сначала я подумал, что это выстрел. Но это был всполох зажигалки. И Роузи — с сигаретой в зубах и дрожащими пальцами.

— Ты один?

— Всегда.

— Тогда слушай. Сегодня ко мне приходили. Двое. Один — в очках. Второй — с лицом как у боксёрской груши. Искали флешку. Искали тебя. Искали конец этой истории.

— Что ты сказала?

— Что ты уехал. В Мексику. Куда подальше от этой грязи.

— Умно.

Она затянулась.

— Но они не поверили. Сказали, что ты вернёшься. Сказали: «Он слишком упрямый, чтобы исчезнуть».

Я подошёл ближе.

— У тебя осталась та кассета? Та, что ты когда-то отдала мне?

Она кивнула. Вытянула из ящика старую аудиоплёнку. На ней надпись — «Даниэль». Голос Кронберга. Последняя его исповедь. Я знал, что это может стать последним кирпичом в стену.

— Я думал, ты уничтожила.

— Я думала. Но потом решила, что лучше пусть сгорит город, чем память.

Я взял плёнку.

— Спасибо, Роузи.

— Не благодари. Просто доживи до утра.

Я вышел.

И знал: финал — не за горами.

Кто-то зачистил Хендерсона. Кто-то — ищет меня. Кто-то — ещё жив. Кто-то — ещё боится.

А я?

Я просто шёл по улице, где асфальт знал больше, чем все протоколы.

С сигаретой в зубах.

С пистолетом в кармане.

И с доказательством в руке.

На этот раз — я собирался дожать до конца.

Даже если финал — будет стоить мне всего.

Эпизод №16

Убийца стрелял с крыши. Две пули — коротко, чётко, по-военному. Одна — в плечо. Вторая — в сердце. Чарльз Винсент не успел сделать ни шага. Он рухнул на бетонный пол клуба, как будто его отключили от сети. Глаза остались открытыми, полными злобы и недосказанности. Я бросился вперёд, инстинктом. Винсент был врагом, но смерть — вещь окончательная. Она оставляет за собой только молчание и запах пороха.

На крыше кто-то уже двигался. Я услышал звук бегущих шагов, и не думая — рванул вверх по пожарной лестнице. Сердце колотилось в груди, в ушах звенело. На верхней площадке было пусто. Только открытая дверь, ведущая к вентиляционным шахтам, и кое-где — свежие следы обуви. Убийца растворился в темноте, как дым от сигареты.

Я не преследовал. Это был профессионал. Его задача была — убить Винсента. Моя — понять, зачем. Я вернулся вниз. Винсент лежал в той же позе. Только теперь из его кармана выглядывал сложенный вчетверо лист бумаги.

Я достал его. На нём — список телефонных номеров. Девять цифр, некоторые с пометками. Один — мой. Карандашом. Подчёркнут. Над ним — надпись: «Следить». Другие номера были знакомы: адвокат Делэни, комиссар Хендерсон, Эдди Буш. Все они — или мертвы, или исчезли. Я был следующим. И меня вели давно. Не просто наблюдали — вели, как собаку на поводке.

Я почувствовал, как что-то внутри обрушилось. Вся эта история — с самого начала — не была расследованием. Это был спектакль. Я — марионетка. Только теперь начал видеть нити.

Я вышел на улицу. Дождь моросил, как будто плакал небо. Я набрал один из номеров — наугад, один из тех, что в списке. Гудки. Потом — голос. Знакомый. Чёткий. Гладкий.

— Ты слишком глубоко зашёл, Вик. — Это был Марк Делэни.

— Я думал, ты мёртв, — сказал я.

— А ты думал, что всё так просто? Это Грейвл-Сити, Рено. Здесь даже смерть имеет алиби.

— Ты устроил всё это? Кронберг. Лорин. Винсент. Даже Хендерсон?

— Я просто смотрел, как ты двигаешься. Как крыса в лабиринте. Я хотел знать, насколько ты упрям. Теперь знаю. Ты дошёл до последнего уровня.

— И что теперь?

— Теперь ты или умрёшь, или сделаешь то, что я скажу.

— Не в моём стиле, Делэни.

Он рассмеялся.

— У тебя нет стиля, Рено. У тебя только револьвер, боль в ребрах и старый блокнот с именами, которые больше не значат ничего.

Он повесил трубку. Я стоял с телефоном в руке, как идиот. В голове — звенело. Марк Делэни жив. А значит, всё только начинается.

Я направился в его дом. Я уже был там. Когда-то. Тогда он выглядел как респектабельный адвокат. Теперь это было логово. Дверь приоткрыта. Внутри — холод и тишина.

Я вошёл. Пахло порохом. Кровью. Труп Делэни лежал в кресле. Пуля в лбу. На стене, размазанной кровью, кто-то написал: «Плохие люди плохо кончают». Почерк размашистый. Агрессивный. Почти демонстративный.

Я подошёл ближе. На столе — стакан виски. Наполовину полный. Рядом — ключ от ячейки в банке. Другой ячейки. Не той, что я уже вскрыл. И снова записка. Без подписи. Без даты. Только одно слово: «Финал».

Я забрал ключ. Выйдя на улицу, я набрал Лорин. Номер не обслуживался. Она исчезла. И, возможно, не одна.

Может, она знала про Делэни. Может, она помогала ему. А может — убила его. Но пуля в лбу — не её стиль. Это был приговор. Такой выносит только человек, который мстит. Или тот, кто убирает свидетелей.

Я вернулся домой. Сел. Закурил.

Список из кармана Винсента лежал передо мной. Имена. Телефоны. Связи. Как паутина.

Паутина, в центре которой сидел кто-то, кого я ещё не видел. Делэни — лишь предбанник. Лорин — исполнитель. Кронберг — мотыль, сгоревший на лампе.

А я?

Я — пламя, которое они не могут потушить. Пока.

Я положил револьвер на стол. Проверил патроны. Осталось шесть.

И ещё кое-что.

Я поднял трубку. Набрал номер, который нашёл в списке — с пометкой «Крыша».

— Алло?

— Это Вик Рено. Мне нужен ты. Мне нужен финал.

На том конце помолчали.

— Завтра. На набережной. Час дня. Не опаздывай.

Связь оборвалась.

Завтра.

Финал.

Или начало.

Эпизод №17

В Грейвл-Сити даже день не наступает по-настоящему. Утро здесь — это всего лишь более светлая разновидность ночи. Холодная, как взгляд прокурора, и пустая, как обещания предвыборных плакатов. Я проснулся в своём офисе — на кожаном диване с порванной обивкой и вкусом дешёвого бурбона во рту. За окном всё тот же город, всё та же тень в каждом углу. И всё тот же вопрос в голове: кто на самом деле крутит этот адский механизм, заставляя нас всех бегать, стрелять, умирать?

Я вышел на улицу в половине двенадцатого. Ветер был резкий, как рука пьяного любовника. Я шёл по набережной, где бетонные плиты хранили следы чужих сапог, крови и слёз. Здесь умирали тихо. Здесь умирали давно. Но сегодня — сегодня всё должно было закончиться.

Я пришёл на место встречи за полчаса. Старый причал, наполовину гнилой, наполовину забытый. Вода тёмная, с запахом нефти и чего-то мёртвого. Стая чаек кружила над рыбацкой баржей, а вдалеке тускло гудел буксир, как будто оплакивал что-то недосказанное.

Я прислонился к перилам, достал сигарету, закурил. Пальцы дрожали. Не от страха — от предчувствия. Шестнадцать эпизодов за спиной. Шестнадцать кругов по аду. И теперь, возможно, семнадцатый — последний.

Ровно в час я услышал шаги. Он шёл не торопясь. Рост — чуть выше среднего. Пальто — серое, безупречное. Тёмные очки. В руке — кейс. Не дипломат, не портфель. Кейс. Профессиональный. Тот, в котором обычно носят не бумаги, а судьбы.

— Вик Рено? — голос был мягкий, но с оттенком стали. Голос человека, которому не нужно кричать, чтобы его слушали.

— А ты кто?

Он улыбнулся. Сел на лавку напротив. Открыл кейс. Там лежали фотографии. Лорин. Делэни. Кросс. Хендерсон. Кронберг. Даже Винсент. И в центре — я. Сфотографирован ночью, у «Медного Змея».

— Мы наблюдали за тобой, — сказал он. — С самого начала. Мы позволили тебе идти. Мы давали тебе нитки, следы, улики. Даже свидетелей. Мы хотели посмотреть, до чего ты дойдёшь.

— Кто — «мы»?

Он не ответил сразу. Закрыл кейс. Поставил на скамейку рядом.

— Ты называешь это Грейвл-Сити. Мы называем это — сеть. Мы не полиция. Не суд. И уж точно не бандиты. Мы — тень между ними. Мы не спасаем. Мы не уничтожаем. Мы уравновешиваем.

— Кто дал приказ убить Винсента?

— Он вышел за пределы. Он хотел стать королём в городе, где есть только слуги. Он стал опасен. Не для нас — для структуры. Структура — это не имена. Это равновесие. Винсент нарушил баланс. Его убрали.

— Делэни?

— Переоценил себя. Захотел влиять. А должен был только подписывать бумаги. Он стал думать, что контролирует. Контролёры не думают. Они делают. У нас нет места для амбиций.

Я молчал. Смотрел на воду. Она плескалась о сваи, как будто пыталась что-то сказать.

— Кронберг?

— Он знал больше, чем должен. И начал торговаться. У него был талант, но не было чувства меры. А это смертельно.

— Лорин?

— Она — исключение. Она выжила, потому что знала, когда уйти. Её больше нет. Для тебя — нет. Для нас — возможно, ещё будет полезна.

Я затушил сигарету о перила.

— А я? Почему я всё ещё жив?

Он посмотрел на меня.

— Потому что ты сделал то, что не мог никто. Ты добрался до сути. Ты не продался. Не отступил. Не стал героем. А мы уважаем такие качества. И мы предлагаем.

Он вынул из кармана конверт. Протянул мне.

— Здесь — паспорт. Новый. Деньги. Билет. И контракт.

— Контракт?

— Работа. В другом городе. Другой системе. Ты станешь частью нас. Или — исчезнешь. Уйдёшь в дым. Своим путём. Но не здесь. Здесь ты больше не можешь быть просто частным детективом. Твоя история стала слишком громкой.

Я взял конверт. Не открывал.

— А если я откажусь?

Он пожал плечами.

— Тогда ты исчезнешь. Не буквально. Просто перестанешь существовать в этой системе. Без защиты. Без доступа. Без пути. Ты станешь тенью. А тени здесь долго не живут.

Я встал. Он не двигался. Только смотрел, как будто изучал каждую морщину на моём лице.

— Я дам тебе сутки, — сказал он. — Подумай. Потом найди нас. Или не найди.

Он ушёл так же спокойно, как пришёл. Без звуков. Без следов.

Я остался. Один. С конвертом. С водой, плещущейся внизу. С небом, тяжёлым, как конец истории.

Я открыл конверт. Паспорт — с моей фотографией, но с другим именем. Крис О’Хара. Деньги — много. Билет — вылет завтра. Гавана.

А внизу — лист бумаги. Белый. Почерк аккуратный. Только одна фраза:

«Правда мертва. Да здравствует баланс».

Я вышел с причала, зная, что выбор уже сделан.

Но всё ещё не знал — какой.

В Грейвл-Сити не бывает простых ответов.

Здесь даже финал — только начало.

Эпизод №18

Грейвл-Сити дышал тяжело, как больной после трёх месяцев в реанимации. День медленно плыл по улицам, растекаясь серым светом, но не давая тепла. Я стоял у окна своего офиса и смотрел, как капли дождя ползут по стеклу, как будто и они не знали, куда идти. Мир молчал, но это было не спокойствие — это было затишье перед чем-то. Перед выбором. Перед концом. Перед началом, возможно.

На столе лежал конверт. Тот самый. Внутри — билет в Гавану, пачка хрустящих банкнот, паспорт на имя Крис О’Хара и лист с надписью: «Правда мертва. Да здравствует баланс». Голос человека в сером пальто до сих пор стоял у меня в ушах. Холодный, беззлобный. Как хирург перед наркозом.

Сутки. Он дал мне сутки. Решить: уйти или остаться. Войти в их структуру — или исчезнуть. Работать на них — или быть вычеркнутым. И я всё ещё не знал, какой ответ правильный. Потому что в этом городе правильных ответов не бывает.

Я пролистал свою записную книжку. Список тех, кто когда-то знал, как всё устроено. Делэни — мёртв. Кронберг — мёртв. Хендерсон — мёртв. Кросс — исчез. Лорин — вне досягаемости. Винсент — труп. Остался я. И — несколько строк в черновике, написанном в голове.

Я заварил кофе — чёрный, как труба в крематории. На вкус — как пепел всех моих решений. Потом сел в кресло, открыл блокнот. Страница за страницей — дело Кронберга. Переписка. Контакты. Логика, ведущая от одного выстрела к другому. Я не хотел быть частью этого. И я не хотел убегать. Но между этими «не» не оставалось ничего.

Стук в дверь. Два коротких, один длинный. Сигнал. Роузи.

Я открыл.

Она вошла, сняла капюшон. Лицо её было уставшим, глаза — бдительными. Она принесла газету. «Грейвл Таймс». На первой полосе — нейтральный заголовок: «Обнаружено тело неизвестного мужчины на набережной». Фото — неясное, чёрно-белое. Но я узнал лицо. Тот, кто предложил мне сделку. Мужчина в сером пальто. Его нашли мёртвым.

— Кто? — спросил я.

— Твоя структура, — сказала Роузи. — Или кто-то, кто стоит выше.

— Выше?

— В Грейвл-Сити всегда есть кто-то выше. Даже у вершины есть крыша.

Я вернулся к столу. Взял конверт. Разорвал билет. Потом сжёг паспорт в пепельнице. Бумаги загорелись с шипением, как шёпот труса. Прах осел. Только надпись осталась в памяти: «Да здравствует баланс».

— Это был их ответ, — сказал я. — Или его.

— Он тебе нравился?

— Нет. Но теперь его нет. И я всё ещё здесь.

Роузи подошла ближе. В её глазах было что-то новое. Не страх. Не жалость. Что-то другое. Вера? Нет. Понимание.

— Что ты будешь делать, Вик?

Я открыл ящик. Достал вторую флешку. Оригинал. Та самая, с данными Кронберга. Я не отдавал её никому. Даже не Кроссу. Я сделал вид. И это было моим решением.

— Я отдам её Бруксу, — сказал я. — Лично. Пусть напечатает всё. Все имена. Все транзакции. Пусть не останется серых пятен.

— Его убьют.

— Меня тоже.

— Это того стоит?

— Это всё, что осталось.

Она молчала. Потом достала из сумки револьвер. Протянула мне.

— Возьми. На всякий случай.

— У меня есть.

— Теперь у тебя два.

Я взял. Тяжёлый, как обещание. Мы сидели в тишине, пока за окном снова не начал литься дождь. Словно небо тоже пыталось очиститься.

На следующее утро я пришёл в редакцию.

Брукс встретил меня внизу. Без приветствий. Без улыбки. Мы поднялись в кабинет. Я положил флешку на стол.

— Это всё, — сказал я. — Всё, что было. Всё, что осталось.

Он посмотрел на неё. Потом на меня.

— Ты понимаешь, что это значит?

— Я понимаю.

— Я напечатаю. Но ты больше не сможешь быть просто Рено. Ты станешь символом. А символы долго не живут.

Я кивнул.

— Я никогда не умел жить долго. Зато умею — честно.

Он протянул мне руку. Я пожал её. Крепко. Словно прощался.

Когда я вышел, улица была та же. Машины гудели. Люди спешили. Никто не знал, что сегодня Грейвл-Сити изменится.

Я вернулся в офис. Заперся. Написал короткую записку: «Правда не мертва. Пока кто-то её несёт».

Оставил её на столе.

А сам — пошёл.

Ведь если финал неизбежен, пусть он будет таким, чтобы его запомнили. Даже если потом забудут имя.

Меня зовут Вик Рено. Частный детектив.

И сегодня я перестал быть просто этим. Я стал голосом.

Пока он звучит — всё ещё не кончено.

Эпизод №19

Когда в Грейвл-Сити выходит утреннее солнце, оно не греет. Оно освещает. И этого достаточно, чтобы кто-то захотел спрятаться обратно в тень. Я сидел у окна своего офиса и курил последнюю из пачки. Огонёк на кончике сигареты был, пожалуй, самым живым, что было во мне за последние двое суток.

Флешка ушла в газету. Статья вышла. На первой полосе — чёрно-белое фото Хендерсона с кривой улыбкой и заголовок: «Паутина власти: как Грейвл-Сити стал ареной коррупции». Под ним — имена. Цифры. Связи. Судьи, следователи, политики. Некоторые уже мертвы. Другие — исчезли. Остальные — сделали вид, что ничего не произошло. Их адвокаты давали интервью. Их жёны прятали лица. Их молчание было громче, чем выстрел в переулке.

Я не был в списке. Но я был его тенью. Каждую улицу, каждый бар, каждый подвал — я прошёл за этими именами. И теперь, когда правда стала товаром на развороте, я ждал.

Чего?

Ответа.

Или выстрела.

Стук в дверь был короткий и уверенный. Я не взял пистолет. Просто сказал:

— Открыто.

Дверь распахнулась, и в комнату вошёл человек, которого я не ожидал увидеть никогда.

Кросс.

Бывший коп. Бывший союзник. Бывший предатель.

Он выглядел иначе. Похудевший. Нервный. Одет в тёмное. На лице — не улыбка, не злость. Только усталость.

— Вик, — сказал он, и голос его был сухой, как выжатый протокол. — Мы должны поговорить.

— Интересно, о чём может говорить мёртвый человек?

— Я не мёртв.

— Ошибка системы. Я исправлю.

Я медленно потянулся к ящику стола, но он поднял руки.

— Без оружия, Рено. Если бы хотел — уже бы выстрелил. Я пришёл потому, что больше некому.

— Ты думаешь, мне интересны твои объяснения?

— Нет. Но ты всегда слушал.

Он сел. Молча. Я не стал мешать. Он начал.

— Когда ты отдал мне первую флешку, я понял, что зашёл слишком далеко. Я думал — у меня всё под контролем. Делэни. Хендерсон. Я думал, что могу маневрировать. Сливать одно — прикрывать другое. Устроить… новую систему. Без крови. Без откатов.

— Ты ошибся. Тут строят только гробницы.

— Я видел, как ты работаешь. Ты был моей ошибкой, Рено. Я думал, что ты — пешка. А ты оказался чёртовым ферзём. Я пытался остановить тебя. Подставить. Даже убить. Но ты выжил. Всегда.

— Потому что я не верил ни в тебя, ни в систему.

— Я пришёл сдать остатки. Флешка, которую я сохранил. Копия на внешнем жёстком. Аудиозаписи разговоров. Список людей, которых ещё не опубликовали. Ты можешь закончить всё. И да — убить меня, если хочешь.

Он вытащил из куртки чёрную коробку. Положил на стол. Я не взял её сразу. Смотрел ему в глаза.

— А что ты получишь?

— Покой. Или пулю.

— Ты ведь знаешь, что теперь тебя не отпустят?

Он кивнул.

— Я уже умер, Вик. Просто добирался до могилы пешком.

Я забрал коробку. Проверил. Информация была. Новая. Глубже. Вторая волна. Те, кто прятался в тени первой.

— Где ты будешь?

— На вокзале. В девять вечера. Если не придёшь — уеду. Если придёшь — либо закончишь со мной, либо скажешь «живи».

Он ушёл.

Я остался. Сидел перед этой коробкой, как перед последним решением. Я мог взять её в редакцию. Или в участок. Или, чёрт возьми, в интернет. Я мог выжечь остатки города. Или сдать их тем, кто сожжёт молча.

Вместо этого я пошёл к Роузи.

Она была на сцене. Пела старую песню, голос — как сигаретный дым и бархат одновременно. Я сел за крайний столик. Она увидела меня, кивнула. Потом закончила и подошла.

— Я знала, что придёшь.

— Ты всегда знаешь.

— И что теперь?

— Есть человек, который заслуживает суд. И ещё двадцать, которые заслуживают огласку.

— И ты думаешь, что город это примет?

— Я думаю, что город — это мы. Если мы не примем, то кто?

— И что тебе нужно?

Я вытащил коробку. Поставил перед ней.

— Спрячь это. Если я не вернусь к утру — отнеси в «Грейвл Таймс». Бруксу. Он поймёт.

— Ты вернёшься?

— Это зависит не от меня.

Я поцеловал её в щёку. Тихо. Почти прощально.

А потом ушёл.

Вокзал в девять вечера — это не место для разговоров. Это место для расставаний. Или встреч. Или финалов.

Кросс сидел на скамье. Курил. Я подошёл.

— Решил?

— Да, — сказал я. — Но сперва вопрос.

— Какой?

— Почему ты пришёл ко мне тогда, в начале? Почему не просто сдал меня?

Он посмотрел на потолок, где бегала пара блеклых ламп.

— Потому что ты был единственным, кто хотел правды, а не торга. И я завидовал тебе. А потом — испугался.

— Теперь поздно бояться.

— Я знаю.

Я достал револьвер. Он не вздрогнул.

— Ты же не сделаешь этого на вокзале.

— Я сделаю это там, где всё начиналось.

Он кивнул.

— Тогда пойдём.

Мы вышли. На улицу. В дождь. В Грейвл-Сити, который снова прятался в собственном отражении.

В переулке я остановился.

Он поднял руки.

— Готов.

— Нет, — сказал я. — Ты ещё нужен.

Он удивился.

— Ты ведь мог...

— Мог. Но теперь я хочу, чтобы ты жил. Чтобы ты видел, как горит то, что ты строил. Каждый день. Каждой статьёй. Каждым выстрелом, который будет не по спине, а в лоб. Честно.

Он молчал. Потом выдохнул. Ушёл.

Я вернулся в офис.

На столе — блокнот.

Я записал:

«Кросс — жив. Правда — дышит. Впереди — ещё ночь. Но утро будет».

Я налил себе бурбона. Сел.

И стал ждать рассвета.

Потому что, если он придёт — это будет мой рассвет.

Медленный. Тяжёлый.

Но честный.

Уважаемые читатели! Ссылка на следующую часть: https://dzen.ru/a/aEIk-eLovDxYICou