Для братьев и сестёр она была незаметной, покорной Золушкой, на которую без стеснения сваливали всю чёрную работу. Для крестьян Ясной Поляны – обожаемой «барышней», которая косила с ними сено, доила коров, принимала роды, тушила пожары и жила так же просто, как они. Для отца она была самоотверженной помощницей, самым близким и любимым ребёнком – к ней одной он мог проявлять трогательную нежность.
Маша разделяла все взгляды отца, полностью погрузилась в его мир, стала вегетарианкой, отказалась от «света» и личных желаний, посвятив себя служению. Но судьба её сложилась трагически. Современники запомнили её как человека редкой душевной чистоты, который рано ушёл и так и не увидел счастья. Несмотря на духовную близость с отцом, Маша много страдала. И это, как будто предвидел сам Толстой, когда в одном из писем писал о ней так:
«Пятая Маша, два года, та, с которой Соня была при смерти. Слабый, болезненный ребёнок. Как молоко, белое тело, курчавые белые волосики; большие, странные, голубые глаза; странные по глубокому, серьёзному выражению. Очень умна и некрасива. Это будет одна из загадок. Будет страдать, будет искать, ничего не найдёт; но будет вечно искать самое недоступное…»
Рождение, ставшее первым расколом в браке
Появление Марии на свет в 1871 году совпало с первым серьёзным расколом в браке её родителей. Софья Андреевна ещё кормила грудью Лёвушку, когда поняла, что снова беременна. Это известие вызвало у неё не радость, а раздражение. Она была измучена физически и морально. Ей казалось, что она превращается в машину по вынашиванию и кормлению детей. Роды Маши оказались преждевременными и тяжёлыми. У Софьи Андреевны началась родильная горячка. Врачи настаивали: больше рожать нельзя. Но Лев Николаевич не хотел ничего слушать. Он не представлял себе семьи без новых детей и отвергал любые разговоры о другом укладе. Это стало причиной первого серьёзного конфликта, который едва не закончился разводом.
Возможно, именно эти обстоятельства повлияли на отношения матери и дочери – отчуждённость, непонимание и холодная дистанция. В письмах отцу Маша признавалась, что отношения с мамой всегда были для неё «большим несчастьем». Она писала, что делает вид, будто ей всё равно, будто ей и не нужно ничего менять. Но внутри испытывала сожаление, боль и постоянное чувство вины за то, что не может просто это обойти. Она хотела изменить их связь, но не могла. Со временем ситуация только ухудшалась. Когда Маша, вместе с сестрой Татьяной, стала помогать отцу с рукописями, напряжение между ней и матерью усилилось. Софья Андреевна болезненно переживала отстранение от привычной роли и ревновала мужа к дочерям.
У Маши-Золушки – «as you like it»
Павел Басинский в книге «Лев в тени Льва» отмечает, что отношения со старшими братьями и сестрой у Маши тоже были прохладными. Сергей, Татьяна, Илья и Лёва попросту не замечали младшую сестру, но охотно пользовались её безотказностью, перекладывая на неё всю чёрную работу. Она не возражала, не жаловалась, не обижалась, просто принимала это как данность. В семье даже шутили, что у неё «as you like it» – внутренняя установка делать не то, чего хочешь сам, а то, чего ждут другие. Мария росла покладистой, удобной, самоотверженной – и такой осталась на всю жизнь.
По словам биографа Толстого и возлюбленного Марии Павла Бирюкова, она не делила труд на «достойный» и «недостойный». Для неё «была только работа необходимая и полезная для окружающих». Зная несколько языков, музицируя и имея диплом учительницы, Мария косила траву с крестьянками, доила коров, лечила больных, принимала роды. Однажды она даже тушила пожар в деревне, стоя по пояс в воде и передавая вёдра с реки. Мария организовала в Ясной Поляне школу и сама вела в ней занятия. Единственная в семье, она не позволяла прислуге прикасаться к своей аскетичной комнатке – убиралась её сама. За эту простоту и доброту крестьяне любили «барышню» без оглядки.
Единственная, с кем он мог быть нежным
Ещё в юности Маша приняла взгляды отца, отказалась от светской жизни, стала строгой вегетарианкой, отвергла комфорт и посвятила себя делу Льва Николаевича. Она вела его переписки, работала с рукописями, делала переводы, участвовала во всех его общественных начинаниях. Была связующим звеном между ним и его ближайшими сподвижниками, в том числе Владимиром Чертковым. Правда, с ним у неё часто возникали споры – Мария чувствовала, что он отнимает у неё часть отцовского внимания и доверия.
Лев Николаевич редко проявлял нежность даже к маленьким детям и совсем не позволял себе сентиментальности, когда они повзрослели. Единственным исключением была Маша. Только ей позволялось без церемоний обнять его, пожалеть, «приголубить». Только она могла говорить с ним просто, тепло, по-домашнему. По словам брата, Ильи, отца подкупала не только её искренняя, естественная привязанность, но и «необычайно чуткая и отзывчивая совесть».
Для Толстого Маша была не только любимой дочерью, но и соратником. В неотправленном письме он писал дочери, что из всей семьи только одна она по-настоящему понимает и чувствует его. Когда они оставались в Ясной Поляне вдвоём, всё было по-спартански: на обед – овсянка и вода. Один из гостей даже шутил, что без Софьи Андреевны ездить туда опасно - можно умереть с голоду. Но для Толстого такие дни были счастливыми:
«Мы живём в Ясной одни с Машей, и мне так хорошо, так тихо, так радостно-скучно, что не хотелось бы изменять».
Ты создана не для любви, а для дела
Близость Маши с отцом была редким даром и в то же время ловушкой. Он доверял ей больше других, нуждался в её участии, но именно поэтому не хотел отпускать от себя. Первые глубокие чувства Марии были связаны с Павлом Бирюковым – ближайшим последователем Толстого и его биографом. Они нравились друг другу, всё шло к свадьбе, и, казалось, семья не будет возражать. Но произошёл резкий поворот.
По одной версии, именно Софья Андреевна жёстко воспротивилась браку: она не одобряла Бирюкова и запретила ему появляться в Ясной Поляне. Влюблённые не виделись два года, и эта история не переставала мучить Машу. По другой версии, описанной Павлом Басинским, решающим оказался голос отца. Именно он отказал Бирюкову и отговорил дочь. Не желая терять столь ценную помощницу, Толстой поступил эгоистично. Но сделал это, как всегда, мягко и внушающе – так, что дочь не смогла ему возразить. Бирюков позже женился на другой, но до конца жизни хранил тёплые чувства к Марии.
Следом был Петя Раевский, сын давнего друга Толстого. Но и тут вмешался отец, посчитавший, что, чем скорее Раевский исчезнет из жизни его дочери, тем «светлее и лучше» ей будет. Домашнего учителя музыки Николая Зандера Толстой отверг уже по социальным соображениям. Однако на этот раз Мария не подчинилась сразу. Она встречалась с Зандером тайно, чем вызвала ужас у отца: он не мог поверить, что Маша способна на такое.
Брак, который не стал сепарацией
Мария во многом повторила судьбу старшей сестры Татьяны: обе были помощницами отца и обе из-за его отказов долго не могли выйти замуж. В 26 лет Маша влюбилась в князя Николая Оболенского, бедного, но доброго и искреннего человека, внучатого племянника Льва Николаевича. Это был её самостоятельный выбор, и, брак наконец состоялся. Казалось, теперь всё могло сложиться. Но Маша так и не сепарировалась от отца. Семейная жизнь с человеком, который искренне любил её, не принесла счастья.
Как и у Татьяны, роды у Марии одни за другими заканчивались похоронами. И если старшая сестра всё же смогла произвести на свет живую, пусть и болезненную, девочку, то младшая – нет. Софья Андреевна считала, что всему виной вегетарианство дочери. Свекровь говорила: Маша подорвала здоровье непосильной деревенской работой. Отец проявлял сочувствие в довольно жуткой, но свойственной ему манере. Он писал Маше, что в материальном смысле её утрата печальна, но для духовной жизни идёт «несомненно в пользу».
Супруги жили скромно: сначала в Покровском, потом в Пирогове. Несмотря на переезды и частые болезни, Мария оставалась включённой в дела отца: переводила, переписывалась, следила за его проектами. Даже вдали от Ясной Поляны, в Крыму или в швейцарском санатории, она оставалась в его орбите. Находясь от Толстого на расстоянии, она страдала и очень тосковала по нему. В одном из писем она призналась:
«Мысленно возвращаюсь к тому, как мы вместе работали… охватывает чувство глубокой благодарности».
Когда её не стало, крестьяне плакали
Осенью 1906 года Маша простудилась и сразу слегла. Лечить её пытались в Ясной Поляне, но доктора выявили воспаление лёгких. Болезнь развивалась стремительно. Неделю Маша лежала в полубессознательном состоянии. Рядом с ней была вся семья и муж. Отец не отходил от её постели, держал за руку до последнего вздоха. Когда всё кончилось, он был молчалив, измождён и надломлен, будто из него ушла часть сил.
Гроб Маши крестьяне несли на руках – от дома до самой окраины деревни. Женщины плакали. Мужчины передавали деньги священнику, чтобы шли непрерывные молитвы за упокой любимой «барышни». Сам Лев Николаевич на кладбище не пошёл: проводил дочь лишь до конца деревни. Дальше не смог. Вернулся домой. После смерти Марии её имя часто всплывало в семье. Когда возникали трудности, кто-то обязательно говорил: «Если бы Маша была жива…».
Мария Толстая умерла в 35 лет. Её жизнь была полна любви, сострадания и смысла. Она действительно искала «самое недоступное». И, возможно, нашла его в идеях отца и своих самоотверженных поступках.