Мы ныряли за обломками старых судов, а нашли нечто, из-за чего потом у троих поднялась температура, один перестал двигать рукой, а у меня до сих пор в ушах звучит сигнал каждые 44 секунды. Тогда, в 2010-м, мы думали — ну что может быть на дне Балтийского моря, кроме ржавого металлолома? Но на глубине 87 метров нас ждал объект, который выглядел так, будто его сюда положили специально. И с этого момента всё пошло наперекосяк — техника сошла с ума, снимки исчезли, а через месяц пришли люди, которые не представились и велели забыть всё, что мы видели.
Я не сразу понял, что нам тогда не следовало туда погружаться. Это было в 2010 году. Я больше не ныряю — и не потому, что здоровье или возраст. Просто… после того погружения стало понятно: есть вещи, в которые лучше не лезть.
Мы искали остатки затонувшего транспорта, вроде старых судов времён Первой мировой, ну, знаешь, типичный поиск — немного романтики, немного металлолома, иногда что-то стоящее. Но в тот день всё пошло как-то не по плану.
Сначала была тишина. Под водой, на глубине 80 с лишним метров, всегда тихо, но тут было не так. Словно вода становилась плотнее, чем должна быть. Давление било в голову раньше, чем ожидалось. Мы с напарником уже тогда почувствовали, что это не просто участок дна — не просто геология.
Объект лежал ровно. Платформа — круглая, по форме, но будто срезанная, плоская, как обеденный стол. Диаметр — метров шестьдесят. Мы потом сравнивали — по масштабам выходило, что это целая площадка, как если бы корабль коснулся морского дна и… остался. Только он не утонул.
Он как будто был вмонтирован туда, в толщу породы, как будто нечто сделало для него место заранее. Металл был странный — не то чтобы блестел, но чувствовалась гладкость, в которой не было следов коррозии. А вода вблизи вела себя иначе. Показания приборов начали скакать.
Магнитометр зашкаливал, и в момент, когда мы пытались сфотографировать поверхность, камера просто перестала работать. Три раза. Все снимки получились мутными, как если бы кто-то специально расфокусировал объектив.
Мы выбрались, еле поднялись. На палубе я вырвал маску и начал дышать так, будто выплыл из кипятка. Позже у троих из нашей команды подскочила температура. Один парень на следующий день не смог пошевелить левой рукой — будто парализовало. Врачи сказали «неврологическая реакция». Но всё это совпало с тем моментом, когда мы подошли к центру этого объекта.
И потом началось странное. Все данные, которые мы собрали, — исчезли. Сначала просто пропали фотографии. Потом часть журналов с логами оказалась пустой. Один из наших пытался опубликовать материалы — и внезапно получил письмо, что его исследование не подлежит публикации по вопросам национальной безопасности. Я не шучу. Он смеялся сначала. Потом уволился. Потом исчез.
Я, как последний остался. Хотел разобраться. Меня терзало, что мы были первыми, кто к нему прикоснулся — но не узнали, что это. Я пересмотрел всё, что можно было достать. Спутниковые снимки, карты, старые отчёты по геологии. Ничего. Только в одной старой архиважной карте 70-х годов была отметка — зона аномального магнитного поля. Прямо над тем местом.
Я не верю, что это просто камень. Это не геологическое образование. Оно не похоже ни на одно из известных подводных формирований. Кто-то вложил его туда. Или оно прилетело. Или его поставили.
После этого погружения все приборы на борту барахлили недели две. Локаторы не работали, навигация терялась. У кого-то на телефоне появилась запись, которую никто не делал — как будто искажение. Шумы, скрежет, повторяющийся звуковой сигнал каждые 44 секунды. Я записал его. До сих пор иногда слушаю. Он сводит с ума, потому что звучит… не как сигнал бедствия, а как… инструкция?
У одного из наших был приёмник с направленной антенной, мы использовали его для проверки помех в оборудовании — и в тот день, когда сигнал зафиксировали, антенна поймала отражение, которое шло не откуда-то с корабля, а, наоборот, улетало вверх.
Сигнал бил в открытое небо, уходя под углом, как будто знал, куда направлен. Мы потом три раза перепроверяли: антенна ловила точно то же самое — уходящий импульс, а не отражение. Никакого источника рядом не было. Только эта штука на дне.
Сигнал идёт не просто в эфир, не в сторону корабля, а точно вверх, как по лучу. Один из техников, бывший военный связист, сказал тогда: «Такое направление — это либо спутник, либо межзвёздная передача. Это не просто импульс. Это маршрут». И тогда у нас внутри что-то сжалось — а если всё это время он действительно шёл вверх, не ожидая ответа, а вызывая?..
Потом к нам пришли. Не скажу, кто. Люди в форме, но не военные. Не представились. Просто сказали: забудьте. Передали бумаги с подписями, конфисковали копии.
Нам выдали официальную версию — геологическое образование. И всё. С тех пор об этом никто не говорил. Команда распалась. Кто-то уехал. Один умер. Я остался. И каждую весну, когда Балтика снова тянет холодом, я вспоминаю тот день. И понимаю, что мы не нашли это — оно само позволило себя найти.
Теперь иногда думаю — а если этот сигнал до сих пор уходит в космос? Что если это не было крушение, а… вызов? Или предупреждение? И если он был услышан, кто ответит?