# Сочельник
Люба шла по заснеженной дорожке к дому свекрови, крепко сжимая руку младшего сына. Морозный воздух обжигал щёки, а в груди всё сильнее разгоралось знакомое чувство тревоги. Сочельник — святой вечер, когда семьи собираются за одним столом, делиться теплом и радостью. Но для Любы этот день уже третий год подряд превращался в испытание.
— Мама, а бабушка нас ждёт? — спросил трёхлетний Вовка, задирая голову.
— Конечно, солнышко, — ответила Люба, хотя в душе сомневалась. Ирина Васильевна звала только сына. Внуков она терпела, а невестку — и того меньше.
Степан шёл рядом молча, опустив плечи. Люба бросила на мужа косой взгляд. Он всегда становился таким перед визитами к матери — словно мальчишка, который боится получить нагоняй.
Дом Ирины Васильевны стоял на углу, окна светились тёплым жёлтым светом. Во дворе росла старая берёза, её голые ветви покрывал иней. Люба глубоко вдохнула, настраиваясь на мирный лад, и нажала на звонок.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась свекровь — высокая, с седыми волосами, собранными в строгий пучок. Ирина Васильевна окинула их взглядом и поджала губы.
— Ой, Люба, это ты, — протянула она с плохо скрытым разочарованием. — А я только сына ждала. А ты чего пришла и спиногрызов своих притащила?
Люба почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Степан сделал вид, что не слышал, и стал стряхивать снег с ботинок.
— Это вы так про своих внуков? — спросила Люба, стараясь сдержать дрожь в голосе.
— А я говорю как есть, — выпалила свекровь. — Я хотела провести вечер с сыном. А тут ты явилась со всем этим... выводком.
Трое мальчишек уже проскочили мимо взрослых в дом и с восторгом разглядывали наряженную ёлку. Восьмилетний Паша строго одёрнул младших братьев, когда те потянулись к конфетам на нижних ветках.
— У меня плохо со здоровьем, мне шум вреден, — продолжала Ирина Васильевна, не сводя глаз с внуков. — А тут они...
— Да что вы говорите, — ответила Люба с холодной улыбкой. — Зачем же вы нас звали тогда?
— Я сына звала! Сына! Ты хорошо меня слышишь? А ты могла бы подумать и остаться с этими своими дома.
Люба сделала шаг вперёд, чувствуя, как гнев поднимается из самой глубины души. Но тут младший сын заплакал — не поделил с братом игрушечного медведя.
— Ну вот, вот начинается! — всплеснула руками свекровь. — Только зашли, а уже рёв!
— А знаете что, Ирина Васильевна, — наконец не выдержала Люба. — Пошли бы вы... Простите, что рядом дети, а то я бы высказалась покороче.
— Что? Что ты мне морозишь? — свекровь вскинулась, как петух перед дракой.
Люба повернулась к мужу, который стоял в сторонке с видом человека, мечтающего стать невидимым.
— Со мной говоришь? — закричала свекровь.
— Смею! Ещё как смею! — продолжала Люба, входя во вкус. — И не только с вами, но и с вашим семейством, которое так заботится о тишине.
Она схватила Степана за рукав пальто:
— А ты, главный спиногрыз, вообще с кем? С женой и детьми или со своей мамашей?
— Он со мной! — заверещала свекровь, подбегая и хватая сына за другой рукав.
— Да нет, ошибаетесь, он со мной! — не уступала Люба.
Видя, что родители окончательно теряют контроль, восьмилетний Паша увёл младших братьев к ёлке и прошептал:
— Вот видите, что бывает, когда в нашей семье и мама, и бабушка дуры.
Младшие понимающе кивнули, словно это была священная истина.
— Я сыну жизнь и всё своё здоровье отдала! — причитала свекровь, продолжая тянуть Степана к себе.
— А я этому вашему сыну троих детей родила! — не оставалась в долгу Люба.
— Ты детей в наш спор не вмешивай!
— А вы их не оскорбляйте!
Степан, оказавшийся между двух огней, наконец попытался вырваться:
— Так, Люба, мама, да хватит уже вам!
Но обе женщины даже не посмотрели на него.
— Знаете что, — вдруг заявила Люба, отпуская мужа. — Если вы такая обалденная хозяйка, решайте сами — кто из нас тут лишний.
— Конечно, ты лишняя! — выкрикнула свекровь, но тут же осеклась, заметив, что за ними наблюдают внуки.
— Вот как, — улыбнулась Люба. — Ну тогда идите и скажите это в лицо внукам. Моим детям, которых вы буквально только что называли спиногрызами.
— Это я несерьёзно...
— Серьёзно или нет, а мы уезжаем домой. — Люба взмахнула рукой. — Стёпа, быстро собирай детей!
— Нет, они остаются! — закричала свекровь.
— Кто остаётся? — ошарашенно уточнил Степан.
— Ты остаёшься! И дети! А эта пусть катится куда хочет!
— Сами вы... — парировала Люба. — Потому что без мужа живёте, а я без своего мужа домой не поеду.
Пока взрослые спорили, Паша, как мог, разложил перед младшими братьями ситуацию:
— Значит, так. Если мы останемся с бабушкой, нас ждёт много мандаринов и обещанный торт.
— А если с мамой? — спросил пятилетний Гриша.
— С мамой будет весело, но торта может и не быть.
— А можно так, чтобы и с бабушкой, и с мамой? — поинтересовался трёхлетний Вовка.
Паша задумался:
— Нет, не получится. Бабушка и мама ненавидят друг друга. Слишком большой риск.
— А что же тогда делать? — прошептал Гриша.
— Просто смотрите, как папа выкрутится, — ответил Паша, указывая на Степана.
Тот стоял между двумя воюющими женщинами и выглядел так, словно хотел просто испариться. В какой-то момент он, будто вдохновлённый идеей старшего сына, резко закричал:
— А ну всё! Хватит! Хватит, я сказал!
Крикнул он так громко, что женщины замолчали.
— Мы сделаем так: сейчас мы все идём домой. И вы, мама, и ты, Люба — все по своим домам. С меня ваших разборок хватит, в печёнках они уже у меня сидят.
— А как же ужин? — спросила свекровь. — Там же в доме твоя сестра Вика и брат Саша...
— Без меня сегодня обойдутся, — сказал Степан, увлекая за собой детей.
В машине дети шептались:
— Смотри, папа сделал так, чтобы и мама, и бабушка проиграли, — сказал Паша.
— Да, это круто было, — согласился Гриша.
Сидя на переднем сиденье, Люба шепнула Степану:
— Запомни, Стёпа, в следующий раз мы Сочельник проведём дома. И без твоей мамаши.
Он кивнул, зная, что спорить с женой бесполезно.
По дороге домой Люба молчала. Это молчание было куда страшнее любых её слов. Степан чувствовал каждой клеточкой своего тела — гроза надвигается.
Дети мирно посапывали на заднем сиденье, и только это спасало Степана от немедленного скандала. Но как только они оказались дома, тишина взорвалась, словно пробка от шампанского.
— Так! А ты вообще мне кто — муж, отец или мамкин сынок? — начала Люба, бросая сумку у двери.
— Люба, но я же просто хотел, чтобы всем было хорошо, — попытался оправдаться он.
— Хорошо? Всем? Да ты, оказывается, дипломат международного уровня! Вот только странно, что в нашей семье ты всегда на поводу у своей мамаши.
— Ну ты сама всё начала! — вспылил Степан, видимо отчаявшись оправдаться.
— Так это я начала? — взвилась Люба. — Это я называю наших детей спиногрызами? Это я устраиваю семейный праздник, чтобы потом просто выгнать твою семью из дома?
— Но это же мама! Она просто не подумала. Ну, бывает у неё такое.
— Ну конечно, она не подумала! Потому что у неё для этого есть ты — тот, кто вечно за неё думает и её оправдывает! Или ты, Степан, думаешь, я буду молчать, когда нас унижают и когда наших детей называют лишними?
— Да я просто...
— Ты просто что? Жил бы тогда с мамочкой, если она тебе так дорога!
Степан, теряя терпение, вышел и хлопнул дверью спальни. Но Люба пошла следом:
— Ты посмотри на него! Он ещё от меня убегает! Ну и беги! Можешь сразу к своей мамаше жать — она ведь тебя всегда ждёт с распростёртыми объятиями!
Степан повернулся к жене, посмотрел на неё долгим взглядом и сказал:
— А знаешь что, Люба? Ты, наверное, права. Я пойду.
— Пойдёшь? — фыркнула она. — Куда ты пойдёшь?
— Да куда угодно! Только не слышать всего этого!
Он резко развернулся, взял куртку с вешалки и вышел, хлопнув дверью так, что даже стёкла зазвенели.
— Ну да, давай, беги к своей мамочке! Смотри только, поспеши, пока ужин без сучка! — крикнула ему вдогонку Люба.
На улице было темно и холодно. Степан шёл, не особо представляя, куда он направляется. «Вот видите, что бывает, когда мама и бабушка дуры» — всплыли в его голове случайно услышанные слова сына.
— А ведь он прав, — пробормотал Степан себе под нос.
Он задумался: куда же ему идти? К маме — значит, признать поражение. Возвращаться к Любе — значит, продолжать эту битву.
Постояв под фонарём, он достал телефон и набрал номер своего друга Анатолия:
— Алло, Толя? Слушай, а можно я у тебя сегодня переночую?
На том конце провода послышался смешок:
— А что, опять мамка с женой поцапались?
— Ну, скажем так, я просто хочу тишины, — ответил Степан.
— Да ладно, приезжай, пивка попьём. А то я уже от одиночества скоро с телевизором разговаривать буду.
А Люба была уверена, что Стёпа вернётся через пару часов, как это бывало раньше. Но когда часы пробили полночь, а мужа всё ещё не было, она начала беспокоиться.
— Паша, а ты как думаешь, где твой папа? — спросила она у сына, который всё ещё не спал.
— Думаю, он пошёл искать место где-то поспокойнее, — невозмутимо ответил тот.
— Что значит «поспокойнее», сынок?
— Ну, мама, ты же сама ему сказала, что он может идти к бабушке.
Люба задумалась. Она знала, что на самом деле не хочет, чтобы Степан сбегал к свекрови. Она вздохнула и тихо прошептала:
— Ладно, завтра поговорим.
Но в глубине души она понимала: Степан вернётся только тогда, когда сам этого захочет. А пока ей придётся самой справляться с последствиями своей вспыльчивости.
За окном падал снег, укрывая город белым покрывалом. Сочельник заканчивался, оставляя после себя горечь несказанных слов и разбитые надежды на семейное тепло.