Галина проснулась раньше обычного, как всегда, не отдохнувшая. На кухне её ждал муж, уже с кислым лицом. За сорок пять лет брака она привыкла к его утреннему ворчанию, но сегодня в нём появилось что-то новое — обида и страх. После инсульта он стал ещё более раздражительным, требовательным, а главное — беспомощным.
- Ты чайник опять не туда поставила, — буркнул он, глядя на неё, как на провинившуюся ученицу.
- Ну, прости, начальник, — ответила Галина, наливая ему чай. — Может, сам поставишь, куда надо?
Он только фыркнул. Раньше, когда он был при должности, она и пикнуть не смела. Всё делала по его списку — и носки гладила, и пуговицы пришивала, и борщ варила, и детей воспитывала, пока он зарабатывал деньги и раздавал указания. А теперь, когда его пенсии едва хватает на лекарства, а накопления ушли на квартиры детям, он вдруг вспомнил, что у него есть жена. Причём не просто жена, а универсальная домработница, сиделка и бесплатная санитарка.
- Ты мне таблетки не дала, — напомнил он с укором.
- А ты попробуй сам найти, — усмехнулась Галина. — Они там же, где и всегда.
Он скривился и отвернулся к телевизору. Галина поставила перед ним тарелку с кашей и пошла в комнату. Она устала. Устала от его вечного недовольства, от того, что всё время её труд воспринимался как само собой разумеющееся.
Галина села на кровать и посмотрела на фотографию матери, которая лежала на тумбочке. Вот уж кто умел жить для себя. Когда она оставила ей квартиру в наследство, Галина даже не думала, что это станет её спасением.
- Галя, ты где там? — донёсся из кухни голос мужа. — Я не могу встать, иди помоги.
- Сейчас, — ответила она, но не торопилась. В голове крутилась одна мысль: а что, если уйти? Просто взять и уйти. Не быть больше ни домработницей, ни сиделкой. Начать жить для себя, как мать. Отдельная квартира теперь есть.
Она подошла к мужу, помогла ему подняться, проводила до кресла. Он тяжело дышал, но вместо благодарности снова начал ворчать:
- Ты бы хоть раз нормально помогла, а то всё тяп-ляп.
- Я не медсестра, — отрезала Галина. — И не собираюсь ею становиться.
Он посмотрел на неё с удивлением, будто впервые услышал, что у неё есть своё мнение.
- Ты что, с ума сошла? Кто же за мной ухаживать будет? Ты же жена.
- Жена, а не сиделка, — повторила она. — Я к тебе не нанималась на эту работу.
Он замолчал, обиженно сопя. Галина села напротив и впервые за долгие годы сказала то, что давно хотела:
- Гена, я хочу уйти. Я не хочу больше быть твоей прислугой.
Муж побледнел. Он явно не ожидал такого поворота.
- Ты не имеешь права. Я всю жизнь работал, всё для семьи.
- Для семьи? — переспросила она. — Для себя ты работал. Семья была на мне, а ты только командовал.
Он попытался встать, но у него не получилось. Галина смотрела на него и думала: а ведь раньше она бы бросилась помогать. А теперь — нет. Всё, хватит.
- Я подам на развод, — спокойно сказала она. — И уеду. Ты взрослый, разберёшься.
Муж смотрел на неё с ужасом. Он не знал, что сказать. Галина встала, пошла собирать вещи. Её не пугали ни упрёки, ни жалобы.
Собирая вещи, Галина вдруг почувствовала лёгкость. Она вспомнила, как муж всегда смеялся над её мечтами — хотела поучиться рисовать, он говорил, что это глупости. Хотела поехать на экскурсию — зачем, мол, деньги тратить. Всё ради семьи, ради детей, ради него. А теперь — где эта семья?
В коридоре муж всё ещё пытался её остановить:
- Галя, ты не понимаешь, мне плохо. Я не справлюсь.
- А я справлялась, когда ты задерживался на работе, не приходил ночевать, когда дети болели? Справлялась. Теперь твоя очередь.
Он попытался схватить её за руку, но промахнулся.
- Я же без тебя пропаду.
- А я с тобой уже пропала, — ответила она.
Мужчина смотрел на жену с растерянностью. Он не знал, что делать. Всю жизнь он был начальником, а теперь оказался никому не нужным.
- Я всё равно не дам тебе уйти, — попытался угрожать он.
- Попробуй, — усмехнулась Галина.
В тот же день она съехала из квартиры, оставив мужа наедине со своими страхами и обидами. Впервые за много лет она почувствовала себя свободной. Но радость длилась недолго.
В новой квартире Галина быстро обустроилась. Тишина сначала радовала, но потом стала угнетать. Дети звонили редко, у всех были свои заботы.
Через неделю ей позвонила дочь:
- Мама, ты бы всё-таки вернулась. Папа совсем плохой, за ним ухаживать некому.
- А я тут при чём? — устало ответила Галина. — Он всю жизнь меня за человека не считал, а теперь вдруг вспомнил?
- Ну, он же твой муж, — неуверенно сказала дочь.
- Почти бывший, — поправила Галина. — Мы разведёмся. Теперь пусть сам выкручивается.
Дочь обиделась, бросила трубку. Галина осталась одна. Вроде бы никто больше не командовал, не указывал, не требовал. Но и радости не было.
На следующий день вечером в дверь позвонили. Галина не сразу поняла, кто это может быть — гостей она не ждала, а звонок был настойчивый, будто кто-то не собирался уходить без ответа. Открыла — на пороге стоял сын, уставший, с тёмными кругами под глазами и каким-то виноватым выражением лица.
— Мам, привет, — начал он, неловко переступая с ноги на ногу.
— Заходи, — кивнула Галина, отступая. — Чай будешь?
— Не надо, — отмахнулся сын, — я ненадолго.
Он сел на табурет у стола, уставился в пол, потом поднял глаза на мать.
— Мам, вернись, а? — выдохнул он наконец. — Папа совсем плохой, врачи же говорят, что ему нужен уход. Ну, не в дом престарелых же ему, он там никому не нужен будет. Ты же знаешь, какой он упрямый, никого к себе не подпускает.
Галина смотрела на сына и думала: вот вырос, а всё равно надеется, что мама всё решит, всё исправит, всех спасёт.
— А ты сам когда в последний раз к нему ездил? — спросила она.
— Я работаю, мам. У меня семья, дети. Я не могу всё бросить, — оправдывался сын.
— А я могу? — усмехнулась Галина. — Сорок пять лет могла, а теперь уже не могу.
Сын замолчал, потом заговорил тише:
— Он спрашивает о тебе всё время. Говорит, что ошибался, что не ценил тебя. Просит прощения. Говорит, что без тебя не может.
Галина покачала головой:
— Поздно он это понял. Очень поздно.
Сын вздохнул, потер лицо руками:
— Мам, ну пойми, он же твой муж. Ты же всегда была рядом. Неужели тебе его не жалко?
— Жалко, — честно ответила она. — Но себя мне тоже жалко. Я не железная.
— Мам, — сын посмотрел на неё почти по-детски, — ну пожалуйста. Мы с сестрой не можем, у нас свои семьи. Ты у нас одна такая, сильная.
Галина вдруг почувствовала злость — не на сына, а на всю эту ситуацию. Всегда она была "сильной", "надёждой", "опорой". А кто её поддержит? Кто её пожалеет?
— Я не вернусь, — твёрдо сказала она. — Я устала. Пусть теперь он попробует быть сильным.
Сын встал, не зная, что ещё сказать. Помолчал, потом тихо добавил:
— Ты изменилась, мам.
Он ушёл, не обернувшись. Галина понимала, что поступила правильно — но почему же на душе было так тяжело?
В тот вечер женщина долго не могла уснуть. Мысли путались, тревога не отпускала. На следующий день она решила выйти прогуляться — пройтись по знакомому парку, где когда-то гуляла с детьми. По пути встретила старую знакомую, Валентину, ту самую, что всегда знала все новости.
— Галка,— заговорщически зашептала Валентина. — Твой-то совсем с катушек съехал. Жалуется соседям, что его бросили, что чуть ли не голодает. Говорит, что ты предательница, а он всю жизнь на тебя работал.
Галина только махнула рукой:
— Пусть рассказывает. Я ему уже ничем не обязана.
Валя покачала головой:
— Ну ты даёшь. Все теперь думают, что ты его бросила больного.
Галина промолчала, но на душе стало тяжело. Вечером позвонила дочь — голос был раздражённый:
— Мама, ты что, совсем? Папа всем рассказывает, что ты его предала, что ему есть нечего, что ты его довела.
— Пусть рассказывает, что хочет, — устало ответила Галина. — Я не собираюсь больше быть у него на побегушках.
— Мама, ну ты же не такая, — вздохнула дочь. — Может, ты всё-таки вернёшься, хоть на время? Он без тебя совсем озверел.
Галина не ответила. В трубке повисла тишина.
Через пару дней к ней снова пришёл сын. Был он не один, а с женой, которая сразу начала с порога:
— Галина Петровна, вы поймите, нам всем сейчас тяжело. Папа один, вы одна. Может, вам стоит хотя бы поговорить? Мы не можем за всеми уследить.
Сын молча смотрел на мать, в глазах — мольба и усталость.
Галина тяжело вздохнула:
— Хорошо, поговорю.
Вечером она набрала номер мужа. Он сразу начал жаловаться:
— Ты меня бросила, я тут один, ни до чего дотянуться не могу. Все соседи смеются, что жена сбежала.
— А ты никогда не думал, каково мне было все эти годы? — спокойно спросила Галя. — Ты хоть раз благодарил меня за то, что я делала?
— Ты же жена, — буркнул он. — Это была твоя обязанность.
Галина вдруг поняла, что ничего не изменится. Все ждут от неё жертв, а она будет только стареть и уставать.
— Я не вернусь, — твёрдо сказала она. — Живи, как хочешь. Я больше не твоя домработница. Пусть дети наймут сиделку.
Он замолчал, потом сдавленно сказал:
— Ты меня предала.
— Нет, — ответила Галина. — Я себя спасла.
Она повесила трубку и вдруг почувствовала странную пустоту. Пусть теперь все шепчутся за спиной, будто она предательница. Главное, что впервые за сорок пять лет она выбрала себя — хоть и слишком поздно.