Солдатские письма и дневники! Записи в потертых походных тетрадях, на обрывках газет и листовок. Мысли, написанные на поле боя, в окопах за холмом, изрытым снарядами, у орудия, пока остывал раскаленный ствол, в санитарном поезде.
Что скрывают они? Волнение перед боем? Страх не вернуться с очередного задания? Или больше никогда не увидеть родных и не пройтись по знакомым улицам? Рассказы о подвигах своих товарищей-однополчан или воспоминания о первом свидании?
Это самые честные и чистые рассказы, ведь перед лицом смерти ты не думаешь о красоте письма, а выражаешь самое сокровенное — наболевшее.
В архивах НЭБ представлено несколько дневников, которые вели как партизаны, так и представители высшего эшелона власти. И это не просто записи, а настоящая история храбрости и самоотверженности. Личная история каждого.
Вот как описывает встречу со своей старой знакомой красноармеец Григорий Житов:
В правом углу сарая лежали три убитые девушки. Левее лежал еще один труп без головы. Рядом чья-то нога. Я опустился на колени и стал внимательно рассматривать изуродованные трупы. Вдруг я заметил засыпанный землей конец Таниного цветистого платка. Я потянул за него, он не поддавался. Схватив лопату, я начал раскапывать землю. Вскоре показалась небольшая, знакомая, уже посиневшая рука, за ней голова Тани, повязанная ее любимым платком.
Я вынес тело своей подруги из развалин сарая, бережно опустил его на землю под кустом яблони, вытер лицо. Глаза ее были открыты. Она не улыбалась, как прежде при встрече. Ее лицо было холодно и строго. Она как бы спрашивала меня: почему ты меня не спас? Правая грудь ее была пробита осколком. Мухи сразу облепили рану.
К сожалению, вскоре не стало и самого Григория, он погиб под Воронежем. Товарищи нашли в его походной сумке тетради-дневники, прочли их и отправили в редакцию «Комсомольской правды».
А вот личные записи другого героя войны — младшего политрука Бориса Губанова. Он был ленинградцем и горячо любил свой город. Погиб осенью 1942 года в районе Синявино при прорыве блокады Ленинграда.
За несколько дней до гибели Борису исполнился 21 год. Свой день рождения он встретил в бою. Это был трудный день. Озлобленный неудачами, стремясь во что бы то ни стало вернуть утраченные рубежи, враг ожесточенно контратаковал.
21 марта ...и все вокруг исковеркано, изломано, испоганено. Недолго здесь был враг, но следы, оставшиеся от его пребывания, страшны.
Новый командир части сразу завоевал расположение. Вышел, поздоровался и говорит:
«Будем, товарищи, в боях добиваться звания гвардейцев». Ничего больше не сказал. А хлопали оглушительно. Чувствовалось, что попал прямо в сердце каждому.
Судьба Лиды Худяковой — это история о том, что любовь искренняя и настоящая может случиться даже на войне. Два крупнокалиберных снаряда, выпущенных немцами по зданию госпиталя, оборвали жизнь медицинской сестры Лидии Худяковой. Под обломками здания нашелся ее дневник.
Во время обороны Ленинграда девушка встретила свою любовь — лейтенанта Тимофея С. После гибели девушки ее друг продолжал сражаться на передовой линии, затем был ранен и после излечения вернулся в строй.
2 ноября 1941 года. «Ты должна дать мне сына... Я хочу этого, я думаю о сыне все время», говорил он мне сегодня на нашем коротком свидании.
Через неделю он выйдет из госпиталя. Как рвется он на передовую! Мы говорили немного, но прекрасно поняли друг друга.
Он писал мне: «Когда же ты станешь моей женой?» А сегодня сказал: «Слушай, Лида, как бы нам зарегистрироваться?»
Лида подробно рассказывает о своих однополчанах, о тех, с кем успела познакомиться на войне. Лида рвалась на передовую, рассказывая своей подруге, что вынесла с поля боя 26 раненых с их оружием.
27 декабря. Передний край немецкой обороны прорван 25-го числа. Теперь наши продвигаются. Уже занят ряд населенных пунктов.
Не удастся немцам эта блокада. Наш народ ничем не возьмешь: ни угрозой, ни пытками, ни измором.
А немчуре кисловато стало, чорт возьми: наши родные бойцы не дают им покоя нигде. Да к тому же еще холодок наступил — градусов 20—25. Да и кушать им по-благородному приходится, чтобы желудки не утруждать.
Наши бойцы, несмотря на затруднительное положение, несмотря на трехмесячную блокаду, все-таки получают хороший паек и горячий приварок два раза в сутки. Мы находимся в медсанбате, а не на линии огня, нам легче: все же мы и в тепле, и нервы не так напряжены, и потому, конечно, получаем меньше, чем на передовой, но с работой все справляются прекрасно.
После того, как дневник этот был опубликован в «Комсомольской правде», редакция получила сообщение о том, что отважная медицинская сестра Худякова посмертно награждена орденом «Красная Звезда».
Еще один дневник — записи молодого бойца Баубека Булкишева. Каждая строка его писем дышала отвагой и силой. В 1942 году во время боя он был тяжело ранен, направлен в госпиталь, но позже снова вернулся на фронт.
Самым сложным для солдата было видеть, как гибнут его друзья — юноши в красноармейской форме. Он отмечал, что все они умирают как герои. Их смерть — это жизнь.
Погиб Баубек Булкишев в 1944 году в Восточной Пруссии.
Я прожил на свете всего двадцать лет. Но я уже взрослый человек. Мне 20 лет, но у меня большие заботы, которых хватило бы пожилому, умудренному годами человеку. Год назад я был юношей. Я мечтал об учебе, о работе и — что греха таить — о славе. Я мечтал о многих профессиях. Мне хотелось быть поэтом, — я с упоением читал Пушкина и Лермонтова, Гете и Гейне, Байрона и Шелли. Мне хотелось быть музыкантом, и я с восхищением слушал Чайковского и Глинку, Бетховена и Шопена. В это время я не знал цены своему счастью. И только теперь я начинаю понимать, что это были самые замечательные дни моей жизни.
Баубек подробно описывает один бой:
Шел ожесточенный бой за высоту. Она несколько раз переходила из рук в руки. И вот мне довелось стать хозяином маленького окопа. Вслед за мною сюда же прыгнул еще один юноша. В это время я перезаряжал автомат, следя за противником. Боец сел спиною ко мне и тоже начал стрелять — мы оборонялись вкруговую. В первые минуты я не обратил на него внимания — в такую пору не до бесед. Мы стреляли по одному и тому же противнику. Так шел час за часом.
Когда напряжение боя несколько ослабло, мы перекинулись несколькими вопросами.
Установили очередность стрельбы — ведь надо было экономить патроны. Потом мы разговорились, и восемнадцать часов, проведенных в одном окопе, как-то сразу сблизили нас. Случайное совпадение нас поразило: мы родились в один год, в один месяц и в один день. Мы оказались ровесниками. Правда, мы выросли далеко друг от друга: я — в казахском ауле, в прославленной аблаевской Сары-Архе, он — в курском колхозе. Но и казахская степь и курские поля лежат на одной земле — на земле советской, и жизненные пути наши заключают в себе много общего.
У этой истории есть продолжение. Несколько месяцев спустя оказавшись в родном селе своего случайного друга Сергея, Баубек нашел его родной дом — он был без окон, без дверей и крыши. Пустынно было село — почти все были угнаны немцами. С трудом ему удалось разыскать полуразрушенную землянку, где жил отец Сергея. Он заплакал от волнения, получив хоть какие-то известия о сыне. Старик рассказывал об оккупации и передал казаху письмо от Любы — подруги Сергея. Это было посмертное письмо, восемнадцатилетнюю девушку повесили немцы, как помощницу партизан.
Таких писем и дневников в НЭБ хранятся десятки. Вы можете их прочитать.
«Предвоенные годы и первые дни войны»
«В тылу врага: (Очерки, дневники, записки об участии комсомола и молодежи в партизанской борьбе)»