Крымская война обнажила внутренние противоречия и скрытые недостатки, которые изнутри подтачивали материальную силу и политические позиции русского государства. Совершенно необходимое для его независимого существования и самостоятельных действий усиление военной мощи порою принимало неадекватные формы, а наведение порядка и укрепление дисциплины в армейской среде переходили разумную грань и становились самоцелью.
Для великого князя Николая Павловича, как и для его отца и венценосного брата, было характерно увлечение внешней стороной армейской жизни, т. е. смотрами, парадами и т. п. Привычки юношеских лет отразились и на правлении императора Николая, как бы диссонируя с его обширными военными познаниями. На полках царского кабинета можно было видеть множество фигурок из папье-маше с изображением униформ различных полков. Император предпочитал носить мундиры подшефных ему частей и не любил нарушений формы одежды. Вольно или невольно мундир, муштра, формуляр, циркуляр порою перевешивали у подчинённых суть дела и ставились во главу угла. По словам Дениса Давыдова, «для лиц, не одарённых возвышенным взглядом, любовью к просвещению, истинным пониманием дела, военное ремесло заключается лишь в наносно-педантическом, убивающем всякую умственную деятельность парадировании» Бывший партизан по собственным впечатлениям хорошо представлял себе последствия чересчур тщательного изучения правил вытягивания носков, равнения шеренг, исполнения ружейных приёмов и т. д., чем «щеголяют все наши фронтовые генералы и офицеры, признающие устав верхом непогрешимости, служащим для них источником самых высоких поэтических наслаждений». Он сетовал на то, что ряды армии постепенно наполняются невежественными солдафонами: «Грустно думать, что к этому стремится правительство, не понимающее истинных требований века, и какие заботы и огромные материальные средства посвящены им на гибельное развитие системы, которая, если продлится надолго, лишит Россию полезных и способных слуг. Не дай Бог убедиться нам на опыте, что не в одной механической формалистике заключается залог всякого успеха. Это страшное зло не уступает, конечно, по своим последствиям татарскому игу! Мне, уже состарившемуся в старых, но несравненно более светлых понятиях, не удастся видеть эпоху возрождения России. Горе ей, если к тому времени, когда деятельность умных и сведущих людей будет ей наиболее необходима, наше правительство будет окружено лишь толпою неспособных и упорных в своём невежестве людей.
Механическая формалистика, способная сводить на нет живой и содержательный подход к военному делу, сказалась на подготовленности русских войск к ведению боевых действий в годы Крымской войны. Да и о реальном положении солдата можно судить по цифрам одного из отчётов за 1835 г.: из 231 099 человек 173 892 оказались больными, причем 11 023, то есть каждый двадцатый, умерли.
Справедливости ради следует отметить, что сам император был неутомим в личных осмотрах военных заведений, строгой проверке содержания, обучения и боевой подготовки отдельных частей армии и флота. Он предпринимал существенные усилия по улучшению довольствия войск и обеспечению всем необходимым больных и престарелых воинов. Николай I «сократил срок солдатской службы на пять лет, введя пятилетний отпуск для прослуживших двадцать лет. Бенкендорф и другие из помощников Государя возражали против этой меры, но Государь смотрел на это дело шире: он видел в этих «бессрочно отпускных» рассадник для замещения должностей по хозяйству и для службы в казённых заведениях, считая пятилетний отдых на родине вполне заслуженным».
С военной средой Николаю I «пришлось познакомиться, прежде всего, когда он был назначен (20 января 1818 года) генерал-инспектором по инженерной части. Деятельность Николая Павловича в этой области, как её оценивает историк Шильдер, была «блестящей и плодотворной во всех отношениях». В 1819 году великий князь учредил Главное Инженерное училище, чем положил начало русскому инженерному корпусу. Одновременно он был командиром бригады первой гвардейской дивизии, в которую входили Измайловский и Егерский полки, а начальником дивизии тогда был назначен Паскевич. Этой бригадой Николай Павлович командовал восемь лет и за это время хорошо изучил командные кадры. По возвращении из заграничного похода дивизия была, как видно из записок Николая Павловича, «...и без того расстроенной трёхгодовым походом, и к довершению всего дозволено офицерам носить фраки. Было время (поверит ли кто тому?), что офицеры езжали на учение во фраках, накинув на себя шинель и надев форменную шляпу. Подчинённость исчезла и сохранялась только во фронте; уважение к начальникам исчезло совершенно, и служба была одно слово, ибо не было ни правил, ни порядка, а всё делалось совершенно произвольно и как бы поневоле, дабы только жить со дня на день».
Великий князь Николай Павлович получил возможность командовать, назначать смотры и взыскивать с подчинённых за малейшую провинность и любое отклонение от буквы воинского устава. С самого начала он «был слишком строг к себе и к другим», и за это «совсем не был любим» своими сослуживцами.
По мнению М. Залевского, сам Николай I более интересовался содержательным аспектом военной службы, нежели декоративными элементами:
«Когда Николай Павлович вступил на престол, он многое делал для упорядочения в армии, он много ездил по России и инспектировал войска; да не парадировал, как его брат Александр и как его отец Павел Петрович, а по-деловому. Так, в 1837 году в Вознесенске он устроил манёвры, в которых участвовало триста пятьдесят эскадронов с 144 орудиями. Артиллерию он проверял на стрельбе. Не забывал проверить готовность войск и тревогами.
При посещении корпусов, дивизий и отдельных частей, расположенных на юге, император был удручён плохим их состоянием и заявил своему окружению, что не думал вовсе, что в русской армии могут существовать такие войска. А когда Николай Павлович в 1837 году посетил Войско Донское и когда 22 октября под Новочеркасском было собрано восемнадцать тысяч войсковых казаков, то, будучи поражён их плохим состоянием, сказал: «Кроме гвардейских эскадронов (атаманского и учебного полков), все прочие - совершенная дрянь... Всё это мне показалось скорее толпой мужиков, нежели военным строем»».
Николай I намеревался повести борьбу с крупномасштабными хищениями в армии и на флоте. Так, в первой половине 1853 г. в военном суде слушалось дело, суть которого заключалась в том, что директор канцелярии Комитета действительный статский советник и камергер Политковский систематически присваивал себе комитетские деньги, так что к моменту его ареста похищенная сумма достигала более 1 млн. 100 тыс. рублей серебром. 9 февраля 1853 г. было принято решение о предании суду трёх генералов, одно адмирала и двух генерал-лейтенантов, членов Комитета о paненых, за «бездействия власти, беспечность и допущение важного государственного ущерба». Важность дела видна из того, что председателем суда был назначен генерал-фельдмаршал князь Варшавский, граф Паскевич-Эриванский. Суд «приговорил генерала Ушакова к исключению со службы и аресту в крепости на шестимесячный срок, адмирала - Казакова к исключению со службы и вменении ему в наказание времени ареста в бытность под судом, а генералов Арбузова, Граббе и Засса, в уважение короткого их пребывания в членах Комитета, к трехмесячному аресту в крепости, генерала же Мандерштерна - к аресту в крепости на один месяц. Кроме того, растраченные деньги взыскать с имущества подсудимых».
10 апреля 1853 г. Николай Павлович, внимательно ознакомившись с этим делом, утвердил приговор в следующей редакции:
«Приговор суда касательно генерала Ушакова нахожу правильным, но считаю гораздо виновнее в том, что дозволил себе дерзко настаивать на награждении Политковского, несмотря на мои отказы, тогда как отличия нисколько с его стороны не было, но, напротив, ежели б Ушаков исполнил свою обязанность по долгу данной присяги, воровство бы открылось; потому приговор суда утверждаю во всей силе. Адмирала Казакова, вменив лишение генерал-адъютантского звания и суд в наказание, уволить со службы. Генерала Мандерштерна, вменив суд в наказание, возвратить к прежней должности коменданта. Генерала Арбузова, вменив лишение генерал-адъютантского звания и суд в наказание и приняв в соображение малое нахождение в наличности при Комитете, за командировкой к командованию гренадёрским корпусом, избавить от дальнейшего взыскания и возвратить к должности инспектора гвардейских и гренадёрских резервных и запасных батальонов. Генерал-адъютантов Граббе и Засса признаю виновными только в том, что усумнясь в правильности существующего порядка в Комитете, не довели об этом, как генерал-адъютанты, до моего сведения, за что объявить им строжайший выговор и от дальнейшего взыскания освободить». (Соколовский М. К. К характеристике Николая Первого//Исторический вестник. – Т. 113, 1908.).
Вместе с тем, Николай Павлович как военный деятель был, разумеется, далеко не идеален. Так, он, даже не пожелав вникнуть в суть дела, отверг перспективную разработку отечественных умельцев-оружейников, сумевших в 1849 г. переделать несколько отечественных ружей по образцу английских штуцеров (с нарезным стволом и механическим бойком), в результате чего их убойная сила возросла с 350 до 600 шагов. После проведённых в его присутствии испытаний император произнёс, как писал В. А. Докудовский, «пагубное слово «вздор», и никто, и сам даже фельдмаршал (И. Ф. Паскевич. – Авт.) не дерзнул возражать». Между тем, в это время вооружённые силы передовых стран Европы уже были оснащены нарезными штуцерами, а в русской армии их было всего по 28 единиц на целый батальон В результате «через 4 года с нашим негодным оружием русские солдаты поведены были на убой в Молдавию и Крым».
Неудачи, преследовавшие Николая I в последние годы его царствования, основательно подорвали его некогда крепкое здоровье. В конце января 1855 г. царь заболел острым бронхитом, но не переставал заниматься государственными делами. Он даже выезжал из дворца при двадцатиградусном морозе для осмотра и напутствования выступавших в поход маршевых батальонов 1-й гвардейской дивизии. На заявление же лейб-медика о явной опасности таких выездов император лишь заметил: «Ты исполнил свой долг; позволь и мне исполнить мой». У многих создавалось впечатление, что император искал смерти, не в силах пережить текущие неудачи и близившееся поражение в Крымской войне. Вскоре заболевание его усилилось и перешло в воспаление обоих легких. Когда болезнь приняла необратимый характер и перешла в безнадёжную стадию, вся августейшая семья собралась в малой церкви Зимнего дворца на общую молитву. Причастившись, царь простился со всеми близкими, а затем поблагодарил министров за службу, наследнику же своему поручил передать благодарность «войску, флоту и, в особенности, защитникам Севастополя» . 18 февраля 1855 г. Николай I скончался.