Мужчина средних лет на скамейке сидел, когда к нему другой подошел и сел рядом. Грязный, обросший, руки трясутся, глаза красные: «Слушай, друг, выручи. Дай пятьсот рублей».
Мужчина отодвинулся: «Ну и несет от тебя, как от гнилого болота».
Мужик не обиделся, с готовностью пересел на другой край скамьи: «Дай пятьсот, подыхаю я». И просящие глаза, в них надежда мелькает.
Мужчина нравоучительно сказал, что не собирается: «Ты немного старше меня. Может, и ровесники. Я, между прочим, работаю, спина болит, ноги болят. Физическая работа. И не отдыхаю. А ты вола пинаешь, пьешь и гуляешь, работать не хочешь. С чего давать? Лучше для семьи что-нибудь куплю».
Мужик не уходит: «Никто не дает. Болею я, кони двину. Опохмелиться надо. Не жмись, дай пятьсот. Сделай доброе дело».
Просил жалобно, не заметил, как снова рядом с мужчиной оказался. Тот встал: «Фу, сейчас стошнит. Надо же до такого допиться! Потерпи, в себя приди и на работу устройся. Тогда и просить не надо».
Мужик сделал движение, словно готовился на колени упасть. Еще этого не хватало!
Мужчина быстро пошел по аллее. Мужик остался сидеть. Шел мужчина и думал, что человек может так опуститься – до скотского состояния. Все пропьет, и здоровье, и ум, и совесть.
И чувствовал гордость за себя, что не такой, а чистый, приличный, работящий, деньги зарабатывающий. Душа пела.
А этот, прости, Господи, как животное. Не старый еще, а так оскотиниться. Поделом ему, пусть помирает под скамейкой – легче будет дышать.
С каждым шагом идти становилось тяжелее: «Нет, не прав, что так о человеке говорю. Человек, а не животное. Страдающий человек. Помрет, я виноват буду. Нехорошо, грех»!
И почти бегом к мужику. Его на скамейке не оказалось. Поискал – увидел согнутую спину – идет кое-как по аллее, прохожие от него шарахаются.
Догнал: «Ладно, так и быть».
У мужика в глазах радость. Мужчина заглянул в кошелек, пятисот рублей не было. Только купюры по тысяче. Раз обещал – сделать надо. Вынул тысячу: «Забирай, только не перепейся».
Мужик радостно схватил деньги, а затем быстро нагнулся и поцеловал мужчине руку. Тот вздрогнул: «Я не священник»!
И пошел прочь. Нашел в сумке влажные салфетки, тщательно вытер руку: «Гуманист проклятый. Пьяницам деньги раздаешь. Жалко стало! А он все пропьет. Тысячу отдал – дурак».
Жене не рассказал. Долго не мог заснуть, и думал, думал, думал: хорошо ли поступил? Человека пожалел или дурно поступил? Навредил?
Утром душа была спокойна.