Надя проснулась от запаха блинов и сразу поняла — мама встала затемно, чтобы успеть к их приезду. Сквозь тюлевые занавески пробивалось июльское солнце, золотило пыльные половицы старого дома. Внизу, на кухне, звякала посуда, шипело масло на сковороде, и от этих звуков становилось тепло на душе. Как в детстве.
— Надюш, вставай, — голос Зои Михайловны донёсся снизу. — Артёмовы родители к обеду будут.
Артёмовы родители. Не «Лидия Сергеевна с Виктором Павловичем», не «сваты», а именно так — отстранённо и холодно. Надя натянула халат и спустилась на кухню, где мама уже накрывала на стол.
— Мам, ну что ты так рано встала? Я бы сама…
— Знаю я твоё «сама», — Зоя Михайловна повернулась к дочери, и в её глазах мелькнула тревога. — Третий день как приехали, а ты всё спишь да спишь. Устала небось в городе-то.
Надя присела на табурет, обхватила руками кружку с чаем. Три дня назад они с Артёмом продали квартиру в областном центре и переехали сюда, в мамин дом. «Временно», — говорил муж. «Пока не найдём что-то подходящее». Но Надя знала — искать он не собирается. Зачем, если можно пожить у тёщи бесплатно?
— Артём где? — спросила она, хотя ответ знала заранее.
— В город поехал, родителей встречать. Сказал, к обеду вернутся.
Надя кивнула. Конечно, поехал. Даже не спросил, удобно ли маме принимать гостей. Просто поставил перед фактом вчера вечером: «Мои завтра приедут, посмотреть, как мы устроились».
Зоя Михайловна поставила перед дочерью тарелку с блинами, села напротив.
— Надь, а деньги-то от квартиры где? На твоём счёте?
— На общем, — Надя отвела взгляд. — Артём сказал, так удобнее.
Мама промолчала, но по тому, как сжались её губы, Надя поняла — разговор на эту тему ещё будет.
К обеду стол ломился от угощений. Зоя Михайловна постаралась: и холодец, и селёдка под шубой, и котлеты домашние, и пироги с капустой. Надя помогала, стараясь не думать о предстоящей встрече. С родителями Артёма они виделись редко, и каждый раз это заканчивалось неприятным осадком.
Машина въехала во двор ровно в час. Артём вышел первым, галантно распахнул дверцы. Лидия Сергеевна появилась в своём неизменном костюме с брошью, Виктор Павлович — в пиджаке, несмотря на жару.
— Ну что, обживаетесь? — Лидия Сергеевна окинула взглядом покосившееся крыльцо, облупившуюся краску на ставнях. — Артёмушка говорил, вы тут ремонт затеяли.
— Пока присматриваемся, — мягко ответила Зоя Михайловна. — Проходите в дом, стол накрыт.
За обедом Артём оживлённо рассказывал о планах: тут снесём, там пристроим, крышу перекроем, забор новый поставим. Говорил так, словно это его дом, его земля, его решения. Надя молчала, ковыряла вилкой селёдку под шубой.
— А что, правильно, — поддакнул Виктор Павлович. — Мужская рука нужна. Зоя Михайловна одна тут, небось, многое запустила.
— Ничего я не запустила, — спокойно возразила хозяйка. — Дом в порядке, как был.
— Ну, в вашем понимании порядка, — Лидия Сергеевна поморщилась. — В городе-то другие стандарты. Вот Артёмушка сделает евроремонт, будет конфетка.
— Мам, — Артём предупреждающе глянул на мать.
— Что «мам»? Я правду говорю. Нечего деревню из дома делать.
Тишина повисла над столом. Надя подняла глаза на мужа — тот усиленно резал котлету, делая вид, что ничего не произошло.
— Деревню? — тихо переспросила Зоя Михайловна.
— Ну а что? — Лидия Сергеевна пожала плечами. — Посмотрите вокруг. Печка, половики эти… Как в музее. В двадцать первом веке живём, между прочим.
— Если вам не нравится деревня, — Зоя Михайловна встала из-за стола, — могли бы и не приезжать.
— Мама! — Надя вскочила, но мать остановила её жестом.
— Я вас не приглашала. Это мой дом, и я не позволю в нём хамить.
— Да кто вам хамит? — возмутился Виктор Павлович. — Правду сказали только. Обиделись на правду?
— Артём, — Зоя Михайловна повернулась к зятю. — Или ты сейчас же увезёшь своих родителей, или завтра же съезжаешь сам.
— Зоя Михайловна, ну что вы, в самом деле… — Артём попытался улыбнуться. — Мама просто…
— Твоя мама назвала меня деревней в моём собственном доме. Всё, разговор окончен.
Надя смотрела на мужа и словно видела его впервые. Вот он сидит, крутит в руках салфетку, глаза бегают. Не заступился. Промолчал, когда его мать оскорбляла её мать. И что-то внутри Нади тихо треснуло, как льдинка под ногой.
— Поехали, — Лидия Сергеевна поднялась. — Нечего нам тут делать. Артёмушка, ты же с нами?
— Я… я потом приеду, — пробормотал Артём.
Когда машина с его родителями скрылась за поворотом, в доме повисла тишина. Зоя Михайловна начала убирать со стола, Надя молча помогала. Артём ушёл в свою комнату — бывшую мамину спальню, которую он занял сразу по приезде.
— Надь, — мама тронула дочь за плечо. — Поговорить надо.
Они сели на веранде. Солнце клонилось к закату, золотило верхушки яблонь в саду.
— Помнишь, как папа дом строил? — спросила Зоя Михайловна. — Каждое брёвнышко сам выбирал. «Для Надюшки стараюсь, — говорил. — Чтоб было где жить, если что».
Надя кивнула. Отец умер десять лет назад, но дом до сих пор хранил его тепло.
— Завтра поедем к нотариусу, — продолжила мама. — Перепишу дом на тебя. Сразу надо было, да всё откладывала.
— Мам, зачем? Это же твой дом…
— Был мой. Теперь твой будет. И пусть только попробует твой Артём тут распоряжаться.
Ночью Надя не спала. Слушала, как Артём ворочается на соседней кровати, вздыхает. Знала — не спит и он.
— Надь, — наконец не выдержал муж. — Ну что ты? Мама не со зла, у неё просто язык такой.
— Спи, — коротко ответила Надя.
— Да ладно тебе. Подумаешь, сказанула что-то. Твоя мама тоже не подарок.
Надя села в кровати, включила ночник.
— Что ты сказал?
— Ну а что? Из-за ерунды шум подняла. Могла бы и промолчать, взрослые же люди.
— Твоя мать назвала её деревней. В её собственном доме.
— Да не её, а дом! Что дом как деревня, старый весь.
— Артём, — Надя смотрела на мужа, и в груди разгоралось что-то горячее, злое. — Завтра утром извинишься перед мамой. И больше никогда не смей приглашать сюда своих родителей без её разрешения.
— С чего это я извиняться буду? — Артём тоже сел. — Я-то тут при чём? И вообще, я тоже тут живу, имею право гостей приглашать.
— Нет, — отрезала Надя. — Не имеешь. Это не твой дом.
— Ага, — муж криво усмехнулся. — Началось. Сразу видно, мамаша твоя мозги промыла. Не мой дом! А я где, по-твоему, жить должен?
— Там, где не будешь унижать мою мать.
Утром Надя проснулась от звука машины. Выглянула в окно — у крыльца стояла машина нотариуса, тётя Вера, давняя мамина подруга.
— Что за цирк? — Артём влетел на кухню, где женщины пили чай. — Зоя Михайловна, вы это серьёзно?
— Абсолютно, — мама спокойно помешивала сахар в чашке. — Дом переписан на Надю. Вот документы. И, кстати, выселяйтесь из моей спальни. Можете занять комнату в мансарде.
— Надя! — Артём повернулся к жене. — Ты что, с ума сошла? Мы же семья!
— Семья не унижает друг друга, — ответила Надя, удивляясь собственному спокойствию.
— Да вы обе спятили! — Артём схватил со стола документы, пробежал глазами. — Это же… Это незаконно!
— Всё законно, — тётя Вера допила чай. — Зоя Михайловна в своём праве распоряжаться имуществом. Надежда теперь собственник. А вы, молодой человек, проживаете тут на правах гостя.
Артём швырнул бумаги на стол, выскочил из кухни. Через минуту хлопнула дверь — уехал.
— Вот и славно, — Зоя Михайловна встала. — Пойду постель в мансарде постелю. Если вернётся.
Вернулся Артём через три дня. Трезвый, но помятый. Молча поднялся в мансарду, заперся. Надя принесла ему поднос с едой, постучала.
— Не голодный, — донеслось из-за двери.
— Артём, нам нужно поговорить.
— О чём? — дверь распахнулась. — О том, как ты с мамашей меня кинули? Дом отжали?
— Никто тебя не кидал. Просто теперь всё честно. Дом мамин, она решает, кто тут живёт.
— А деньги от нашей квартиры? — Артём прищурился. — Они-то наши общие?
— Конечно, — Надя удивилась. — А что?
— Ничего, — муж усмехнулся. — Просто проверял, до конца ли ты оборзела.
На следующее утро Надя поехала в банк — хотела часть денег перевести на срочный вклад. И обнаружила, что счёт пуст. Восемь миллионов от продажи квартиры исчезли.
— Как это нет денег? — Надя смотрела на операциониста, не веря своим ушам.
— Вот выписка, — девушка протянула бумагу. — Три дня назад переведены на счёт третьего лица. Подпись вашего супруга.
Надя вернулась домой как в тумане. Мама побледнела, услышав новость.
— Сволочь, — только и сказала Зоя Михайловна.
— Я к Володе схожу, — Надя решительно встала. — Он юрист, поможет.
Володя, сын маминой подруги, выслушал, нахмурился.
— Формально он имел право — счёт общий. Но при разводе это сыграет в твою пользу. Оформляем раздел имущества?
— Оформляем, — твёрдо сказала Надя.
Когда она вернулась домой с папкой документов, Артём сидел на веранде с букетом роз.
— Надюш, прости, — начал он. — Я погорячился. Давай всё забудем, а? Я деньги верну, просто маме одолжил, она вклад выгодный нашла…
— Вот, — Надя протянула ему папку. — Подписывай.
Артём открыл, пробежал глазами первую страницу. Лицо вытянулось.
— Ты… ты подаёшь на развод?
— И на раздел имущества. Те деньги, что ты украл, — это половина моя.
— Какой развод? — Артём вскочил, розы упали на пол. — Надя, ты что! Мы же семья! Десять лет вместе!
— Были семьёй, — поправила Надя. — Пока ты не решил, что можешь распоряжаться чужим домом и красть общие деньги.
— Да не крал я! Маме перевёл, она же вернёт!
— Подписывай, — повторила Надя. — Или будем через суд.
Артём швырнул папку.
— Да пошла ты! И мамаша твоя деревенская тоже!
Развернулся и ушёл в дом. Через час уехал, прихватив вещи.
Ночью Надя проснулась от запаха дыма. Сначала подумала — приснилось. Но запах усиливался, и где-то внизу затрещало.
— Пожар! — заорала Надя, выскакивая из комнаты. — Мама! Пожар!
Зоя Михайловна выбежала в ночной рубашке, и они бросились вниз. Горела мансарда — комната, где последние дни жил Артём. Пламя уже лизало потолочные балки.
— Воды! — мама схватила ведро, Надя — второе.
Соседи прибежали на крики, помогли. Тушили всем миром, пока не приехали пожарные. Отстояли дом, но мансарда выгорела полностью.
— Проводка, наверное, — сказал пожарный. — Старая совсем. Хорошо, вовремя заметили.
Надя и мама переглянулись. Обе вспомнили, что проводку в мансарде меняли в прошлом году.
Утром приехал участковый, осмотрел пепелище, составил протокол. Причину возгорания установить не удалось — всё сгорело. Артём на звонки не отвечал. Соседка тётя Люба рассказала, что видела, как он ночью грузил вещи в машину.
— Уехал, стало быть, — constable покачал головой. — Бывает. Ну а что с него возьмёшь теперь? Следов-то никаких.
Через неделю жизнь вошла в прежнее русло. Мансарду решили не восстанавливать — только крышу залатали. Надя с мамой пили чай на веранде, когда пришло уведомление из банка.
— Что там? — спросила Зоя Михайловна.
Надя перечитала дважды, не веря глазам.
— Деньги вернулись. Все восемь миллионов.
— Как так?
— Не знаю. Тут написано — возврат перевода по требованию отправителя.
Мама хмыкнула.
— Видать, свекровь твоя не дура. Поняла, что сыночек натворил, вернула, чтоб хуже не было.
Надя сложила уведомление, посмотрела на сгоревшую мансарду.
— Знаешь, мам, а может, и к лучшему всё.
— Конечно, к лучшему, — Зоя Михайловна налила дочери чаю. — Артём твой сейчас небось в городе, в съёмной квартире. Один. А мы тут, в своём доме. И деньги есть на жизнь. Говорила я тебе — папа не зря дом строил. Знал, что пригодится.
Надя обняла маму, и впервые за много дней на душе стало спокойно. Артём остался в прошлом, как сгоревшая комната. А впереди было лето, мамины блины по утрам и целая жизнь в доме, который построил отец.
Для его дочери. Чтоб было где жить, если что.