Первое, что я увидела, пробив почву – удивительно яркий свет. Это потом я узнала, что он называется солнечным. Свет наделял меня силой, я изо всех сил тянулась к нему. Рядом со мной родилась и стремилась к солнцу моя сестра-близнец. Она росла так близко, что наши пока ещё очень слабенькие корешки переплелись, а тонкие беззащитные прутики стволов касались друг друга. Тогда я даже не знала своего имени. Всё пугало нас с сестрой. Неугомонный ветер гнул тела, норовя сломать. Хмурый дождь лил потоки воды на наши неокрепшие листики. И мы решили объединиться. Ещё крепче сплестись корнями, срастись у основания стволами. Вдвоём легче взрослеть и противостоять разгулявшейся стихии. Мы стали одним целым, единым организмом. Два ствола, как единственное Я.
Вокруг колыхалась высокая трава. Цвет её менялся под яркими лучами Солнца. Ярко-зелёный, изумрудный, вечером спокойно-серый, я любила наблюдать за меняющимся цветом травы. Огромной казалась она мне в детстве. Ещё я любила смотреть вверх и наблюдать на небе удивительные картины. Яркое светило, дающее мне силу, не торопясь брело по небосводу и исчезало за полоской, соединяющей небо и землю, чтобы спустя время появиться вновь и озарить всё вокруг своими живительными лучами. Свет сменялся тьмой, и на небе возникало другое светило – тусклое и мрачное, оно не давало тепла и силы. Оно уменьшалось, потом пропадало совсем, затем рождалось снова и начинало расти. Загадочное ночное существо. Дни мои проходили в наблюдениях за происходящим вокруг. Иногда лёгкий ветерок лениво толкал по небу белёсые облака, и кругом царило умиротворение. В другие дни небосвод становился однотонным и серым, ветер усиливался. Тучи в мгновение ока захватывали небесный простор, из них лились дождевые капли, наполнявшие воздух влагой и ароматом свежести. Дождя я уже не боялась, с удовольствием подставляя ему свои листочки. Волновалась только, когда чернота закрывала небо, сверху доносились страшные удары и сверкали яркие вспышки молний. Тогда я вся сжималась и дрожала веточками.
Несмотря на все мои усилия, росла я медленно. Постепенно время тьмы и власти тусклого светила становилось длиннее. Солнце на небе уже не давало столько тепла. Когда оно скрывалось за дальней полоской, холод сковывал меня, проникая внутрь через тонкую кору. Течение жизненных соков в моих стволах замедлилось, я с удивлением обнаружила, что ярко-зелёные листья на моих тонких прутиках желтеют. Меня охватил ужас. Как же я буду питаться энергией солнца? А потом силы совсем оставили меня. Сквозь сон я с трудом видела, как листья отрываются от веток и, грустно кружа, летят к земле. А потом и сама кормилица-земля, дававшая мне воду и питавшая корни, затвердела и покрылась белым покрывалом. «Вот и конец. Как жаль, ведь так хотелось познать этот мир», – успела подумать я, окончательно провалившись в небытие.
Сознание возвращалось медленно. Вот первые живительные соки побежали по сосудам и капиллярам. Я жива, я просыпаюсь! Расправив ветки, я с радостью ощущала, как дневное светило становилось всё ярче и с каждым днём давало мне больше тепла и энергии. И вот её уже хватило, чтобы из веток пробились почки, а из них – листья! Но я всё ещё оставалась маленькой и слабой. Время шло, сезоны спячки сменялись сезонами роста. И я поняла главное: чтобы вырасти и стать сильной, нужно терпение. А ночные звёзды нужны для понимания важной истины: чтобы увидеть свет, необходима тьма.
На четвёртый год я познакомилась с майскими жуками. Вот же противные создания! Они ели мои листья. Но больше позарились не на меня, а на деревья, растущие неподалёку – с белыми, в тёмных пятнах стволами. Время шло. Мой рост уже позволял видеть довольно далеко. Когда-то казавшаяся огромной трава колыхалась где-то внизу. Шли годы, я взрослела и вскоре стала выше всех в округе. Моя роскошная крона упиралась в небо, мне стали не страшны ни ветер, ни гроза, ни майские жуки. Множество летающих существ облюбовали мою листву. Ох уж эти надоедливые птицы. Но мне с высоты своего роста и возраста не подобало обращать внимание на подобные мелочи. Я привыкла к пернатым и даже радовалась их присутствию. Красноголовые, с длинным прочным клювом, долбили мою кору и избавляли от паразитов, маленькие серые пташки красиво пели, а крупные и шумные чёрные вили гнёзда и выращивали птенцов. Но жили они все какое-то мгновение. Вот прошёл миг – и нет их на свете. Что такое миг? А что такое вечность? Тогда я и начала задумываться над подобными вещами. Сколько лет прошло со дня моего рождения – сто восемьдесят, а может, все двести? Я сбилась со счёта.
Жужжащие мелкие существа атаковали меня со всех сторон летом, когда я цвела. Они залезали в мои цветки и щекотали их своими хоботками. Несмотря на мой уже солидный возраст, я всё никак не могла понять, что же они делают и зачем. И только позже, когда появились двуногие существа, вопрос, волновавший меня, разъяснился. Двуногие были первыми, кто не кричал, не щебетал, как птицы, а разговаривал, называя вещи выдуманными ими именами.
– Вот это липа, Ванька, смотри!
– Я что, не вижу, что ли, дядя Василий? Не слепой, поди.
Так я узнала, что на языке людей, как они сами себя именовали, я называюсь липой. А в целом – деревом.
– Вокруг неё и будем строить деревню. Барину понравится.
– Да, лучше не придумаешь. Внизу под холмом река. В десять топоров за месяц управимся.
– А мёду-то, мёду сколько с неё соберём! Колоды поставим и заселим пчёл.
Вот так я и узнала, что мелких жужжащих существ на языке людей зовут пчёлами и что они производят из моего нектара мёд, которым не прочь полакомиться двуногие.
Люди принялись за дело. Я с ужасом наблюдала, как они рубят топорами моих родственников. «Они убийцы? – спрашивала себя я. – Они убивают мне подобных, чтобы построить для себя жилище?» Тот, кого звали Ванькой, смастерил между моими двумя стволами лавку из жердей и часто вечерами сидел на ней. И однажды заговорил со мной. Я не могла ему ответить, но понимала Ваньку, как он сам сказал – крестьянского сына. Он рассказывал мне о своей судьбе, о своей нелёгкой доле. Гладил и обнимал ствол. Мы подружились с Иваном.
Потом появились животные. Четвероногие, с красивым изгибом шеи, таскали деревянные повозки на колёсах. Рогатые щипали траву внизу, двуногие называли их коровами. Мелкие и ловкие, обросшие мягкой шерстью, шустро взбирались по моему стволу, а иногда даже прыгали и ловили надоедливых майских жуков. Ну а потом прозвучало незнакомое слово – война. Ванька пришёл вечером. Он повесил на мою нижнюю мощную ветку чугунную тяжёлую штуковину.
– Вот, Липа, – сказал он. – Эта рында отныне будет оповещать жителей об опасности. Под твоей листвой мы будем решать все вопросы. А я ухожу на войну. Забрили меня в солдаты. Француз напал на нас. Вернусь ли, не знаю. Прощай, Липа, и не поминай лихом.
Иван обнял ствол и прижался щекой к моей коре. «Какие же разные бывают люди», – думала я тогда. Я простила Ивана, ведь он тоже рубил деревья для строительства изб. «Может, им иначе не выжить?» – подумала я. Ивана я больше не видела. Из разговоров его сыновей я узнала, что он погиб на той войне.
«Зачем же люди воюют? – думала я. Ведь они живут очень недолго, по сравнению с нами – деревьями. Убивая нас, они строят себе жильё, а зачем они несут смерть друг другу, с какой целью? Эта мысль не давала мне покоя. Но я не могла спросить напрямую, только слушала разговоры сменяющихся поколений людей.
Потом снова были войны… с какими-то турками, японцами, германцами. Русские друг против друга. Крестьяне, словно осенние листья, срывались с родной земли, исчезая навсегда. Бабы выли, словно раненые птицы, оплакивая кормильцев. Годы текли, десятилетия сплетались в столетия, сменяя хороводы поколений. Кто-то искал во мне подругу, кто-то находил. Ребятишки вились у стволов, мальчишки и девчонки щебетали, словно птахи. Взрослея, приводили уже своих детей, усаживаясь на лавку под моей сенью. А потом, поседевшие, становились бабушками и дедушками, и уже их внуки с любопытством тянулись к моим мощным ветвям. Но людская порода не знала удержу – воевали, шептали мне об этом обрывки разговоров. Время неслось, в жизнь людей пришли железные кони – трактора и грузовики. И разверзлась пасть самой страшной войны. Опустела деревня, выкосило мужиков. Лишь бабы да дети. Да я, свидетельница горя. Тогда я потеряла многих своих друзей.
Видела перемены. Люди постепенно стали жить лучше. В домах вечерами зажигался яркий свет, отодвигая тьму ночи. Крыши, сплетенные из умершей травы, сменились серым шифером. А потом… словно смертельная болезнь, поражающая старый ствол. Деревня стала увядать. Доживали свой век старики и старухи, как последние искры догорающего костра. Затих звонкий смех детворы, никто больше не обнимал мои могучие стволы. Деревня медленно умирала. В ней не осталось ни души. Годы шли своим чередом. Стою я, никому не нужная Липа, а на моей ветке, как и прежде, висит чугунная, тяжёлая рында. Но некому ударить по ней молотом, созывая народ на вече. Сгорели избы, лишь остовы печей торчат из земли, словно надгробья.
Внезапно я услышала зов. «Четыреста лет прожила ты, – прошелестел голос, словно листва. – Принимаем тебя в Совет Старейшин. Теперь мы связаны корнями, будешь получать мудрость лесов напрямую». Я, конечно, обрадовалась такому решению Старейшин, но тоска не отпускала. Деревня умерла, люди бросили меня. Стою одна, кроной подпираю небо, размышляя о людских судьбах. Как член Совета, информацию я теперь получаю по нашим корневым каналам. И что же я узнаю? Люди снова воюют. Снова убивают друг друга. И орудия убийства теперь – не те, что двести или даже восемьдесят лет назад, – более изощрённые, смертоносные. Зачем они это делают? Ведь жизнь их так коротка…