В истории королевских семей мало что может сравниться с продолжающейся мыльной оперой с участием короля Карла III (под руководством отдела по связям с общественностью Букингемского дворца) и его младшего сына Гарри, герцога Монтеситского (под руководством его жены).
Мемуары "Запасной", которые выпустил несколько лет назад принц Гарри критиковали многие. Но гораздо меньше внимания было уделено изысканной иронии, заключающейся в том, что человек, который наиболее яростно отвергает своё королевское наследие, на самом деле является точным психологическим двойником своего отца-короля.
Несмотря на неоднократные заявления Гарри о том, что он сын своей матери, его поведение на публике всё больше напоминает поведение его отца. Не Карла-короля, а Карла, раздражительного, капризного принца Уэльского, каким он был до женитьбы на Камилле.
Давайте рассмотрим доказательства.
Пример 1: Несчастный мемуарист
Чарльз рассказал о своей несчастной жизни Джонатану Димблби, который в 1994 году, выпустил официальную биографию принца. В ней Чарльз в том числе описал своих родителей холодными, бесчувственными и эмоционально небрежными.
Это было королевское проветривание белья, настолько неожиданное и мощное, что после выхода книги статьи об этом неделями занимали первые полосы газет. Звучит знакомо? Так и должно быть.
Читайте также: Старший член королевской семьи, который жаловался миру в своей биографии до принца Гарри, и это не Диана
У Гарри "Запасном" это та же стратегия, только в стиле калифорнийского психотерапевта и с меньшим количеством запятых.
Оба мужчины искали одобрения, публично обвиняя "фирму" в том, что они чувствуют себя отчуждёнными. Оба чувствовали, что их обделили эмоционально. И оба, казалось, искренне удивлялись, что это вызвало негативную реакцию со стороны той самой организации, которую они якобы любили.
Пример 2: Публичное переживание как личный бренд
Оба мужчины превратили уязвимость в призвание, демонстрируя свои эмоциональные переживания не на сеансах психотерапии, а на публике. Их боль была настоящей, но их предпочтительный способ исцеления предполагал наличие аудитории.
Из-за неразвитости технологий, принц Чарльз направил свою внутреннюю тревогу в русло личных крестовых походов: органическое сельское хозяйство, гомеопатия, классическая архитектура. Он писал письма министрам, произносил страстные речи и давал крайне неловкие интервью — и всё это в надежде, что его будут воспринимать не просто как чопорного аристократа с титулом. Он демонстрировал искренность через эксцентричность, пока публика наконец не пожала плечами и не записала его в разряд чудаков.
Принц Гарри унаследовал то же самое стремление, но усилил его за счёт возможности выходить в интернет. Его раны транслируются онлайн, снабжаются субтитрами и превращаются в сериалы. Вместо писем он читает лекции. Как и Чарльз, он не пытается быть противоречивым — он пытается быть понятым.
Оба хотят, чтобы их считали чувствительными провидцами. Оба не умеют выбирать тон, время и место. Одного высмеивали в печати и в кукольных постановках (постановка под названием «Точное отражение»). Другого — в печати и в мультиках (мультфильм «Южный парк»). И да, у них обоих близкие и успокаивающие отношения с растениями: Чарльз обнимает, Гарри курит.
Пример 3: Использование женщин в качестве оружия
Оба мужчины, сознательно или нет, превратили своих возлюбленных в щиты и символы в своей борьбе с институтом, который сформировал и ограничил их.
Для Чарльза Камилла была убежищем от безрадостного брака по расчёту с Дианой, заключённого ради соблюдения династических обязательств. Камилла давала ему эмоциональную поддержку, но в то же время стала его бунтом: демонстративным вызовом дворцовому протоколу, общественной морали и ожиданиям его родителей.
Для Гарри Меган — не просто партнёрша, а знамя, воплощение его моральной войны против предполагаемой жестокости и жёсткости монархии. Её обиды стали причиной его войны. Как и Камилла, Меган олицетворяет одновременно бегство и противостояние — она не просто жена, а оружие.
Обе женщины стали предметом публичных дебатов. Обе были представлены — как своими сторонниками, так и противниками — в роли козлов отпущения, спасительниц или соблазнительниц. И в обоих случаях повествование изобиловало лирическими отступлениями о любви, но в значительной степени опиралось на манипулирование.
Пример 4: Рефлекс отторжения роли
Оба мужчины унаследовали роли, которые их раздражали, титулы, которых они жаждали, и ожидания, которым они сопротивлялись, — и всё это время цеплялись за связанные с ними привилегии.
Чарльз десятилетиями кружил вокруг трона с кипящим внутри раздражением человека, который одновременно хотел получить корону и читать ей нотации. Его бунт был ограничен рамками системы: завуалированная критика дворцовой машины, неудачные интервью и личные крестовые походы, но на самом деле он ждал — потому что награда всегда была рядом.
Принц Гарри столкнулся с тем же учреждением, но не в той очереди. Будучи запасным, он знал, что корона никогда не достанется ему, а ожидание не принесёт никакой награды. Его бунт был более непосредственным: сломать систему, заявить о своих претензиях и монетизировать последствия. Если Чарльз ворчал за стенами дворца, то Гарри продал подробности Netflix.
Оба считали себя загнанными в ловушку долгом, обиженными семьёй и непонятыми обществом. Оба стремились к свободе от ограничений, требуя признания своих прав. И оба, столкнувшись с критикой, погружались в жалость к себе и замыкались в себе.
Пример 5: Филантропия за счет чужих денег
Чарльз активно занимается благотворительностью, создавая обширную империю фондов и трастов, посвящённых молодёжи, окружающей среде и его любимым темам — иногда хаотично! Не раз его модель работы выглядела так: идея, запуск, финансирование, создание структуры (напоминает вам кого-нибудь?) Модель финансирования часто основывалась на крупных пожертвованиях от бизнесменов с сомнительными мотивами и ещё более сомнительными источниками (относительно недавний пример: продажа рыцарства и гражданства Великобритании через фонд Чарльза).
Гарри, тем временем, использует ту же стратегию, но с меньшей утончённостью и в меньшем масштабе. Его филантропические начинания — от Archewell до калькуляторов выбросов углерода в путешествиях, обычно финансируются за счёт чужих денег. Вот уже два года у фонда Гарри только один крупный благотворитель. в основном за счёт благотворителей из Кремниевой долины, пожертвований Netflix и постоянно меняющегося круга «партнёров по влиянию», которые, как правило, исчезают после одного пресс-релиза.
Оба мужчины говорят о служении, но оба оплачивают счета чужими деньгами.
Пример 6: Неспособность понять свою аудиторию
Чарльз часто недооценивает свою аудиторию. В его багаже лекция для Британской медицинской ассоциации об интегративной медицине, урок для современных архитекторов о вреде стекла и бетона или надевание лоферов, чтобы пробраться через паводковые воды для фотосессии, он редко позволяет актуальности или внешнему виду помешать его страстному порыву.
Гарри, похоже, унаследовал ту же болезнь. Его искренние лекции о неосознанной предвзятости, сострадании и лидерстве, которые он читает в аудиториях, полных людей, способных купить и продать Монтесито в два раза дороже, часто кажутся скорее забавными чем вдохновляющими. Его речь в ООН была встречена вежливыми аплодисментами; его полеты на частном самолёте продолжает противоречить его публичным проповедям о климате. И всё же он продолжает в том же духе.
А ещё было печально известное заявление принца Гарри о том, что люди должны увольняться с работы, если она не приносит радости, совет, прозвучавший в залитом солнцем безопасном особняке, финансируемом за счёт наследства и Netflix. Это отголоски такого же шикарного высказывания Чарльза в пострадавшим от наводнения в Сомерсет-Уэллсе в 2014 году, где, как подслушали, он сказал:
«Нет ничего лучше хорошей катастрофы, чтобы заставить людей начать что-то делать. Трагедия в том, что так долго ничего не происходило». (Чтобы вы не сомневались в точности цитаты, вот ссылка на статью 2014 года в британском СМИ.)
В обоих случаях посыл мог быть правильным, но формулировки глубоко ошибочны и вызывают только чувство испанского стыда.
Великая Ирония судьбы
Возможно, самый печальный и в то же время самый шекспировский поворот заключается в следующем: путь Чарльза к искуплению был проложен через крах его сына. Общественное сочувствие к Чарльзу возросло не потому, что он изменился, а потому, что Гарри оказался ещё хуже.
Так что давайте откажемся от фантазии о том, что Гарри — это воплощённая Диана. Правда суровее и человечнее: он сын своего отца. Человек, который так отчаянно не хотел быть Чарльзом, что стал им.
Читайте также: Принц Чарльз во время ссоры заявил, что Гарри — не его сын
Понравилась статья? Поблагодарите автора лайком!
Чтобы не пропустить новости о королевской семье, подпишитесь на мой канал, на сайт TheCrowns.ru или на телеграм канал, на сайте выходит еще больше статей, а в телеграм - больше коротких постов