Дождь стучал по подоконнику квартиры Максима как назойливый метроном, отсчитывающий секунды его жизни. Тридцать лет. Тридцать лет, и ощущение, что он едет в поезде не туда, не покидало его уже давно. Он стоял перед старым, в дубовой раме, зеркалом в прихожей, поправляя воротник рубашки перед очередным рабочим днем в офисе, который ненавидел. Рекламный копирайтер. Создатель пустых слоганов для товаров, о которых не заботился. Деньги были, стабильность была, а вот… души не было. Только серая рутина, как этот питерский дождь за окном.
Он вздохнул, его взгляд скользнул по собственному отражению – усталые глаза, чуть обвисшие щеки, следы давнего недосыпа. И вдруг… что-то дрогнуло. Не в зеркале. В воздухе перед ним. Как рябь на воде от брошенного камня. Максим моргнул. Отражение было… не совсем его. Волосы казались чуть темнее, взгляд – острее, увереннее. На плечах была не его привычная серая рубашка, а что-то похожее на кожаную куртку. За спиной у того, в зеркале, маячил не знакомый до боли коридор его квартиры, а какая-то студия с мольбертами, заваленная холстами и банками с красками.
Галлюцинация от усталости, – подумал Максим, резко отвел взгляд и потянулся за ключами. Но любопытство оказалось сильнее. Он снова посмотрел.
Отражение было стабильным. Он – Другой Он – стоял перед мольбертом, энергично работая широкой кистью. На холсте бушевали краски – вихри синего, вспышки охры, что-то дикое и живое. Лицо Другого было сосредоточенным, но не измученным. На нем читалась увлеченность, даже азарт. А вокруг – не серый офисный свет, а теплый, желтоватый, падающий от большой настольной лампы. И запах… Максим явственно почувствовал сладковатый запах масляных красок и скипидара, которого в его реальной прихожей не было и в помине.
Сердце Максима бешено заколотилось. Он протянул руку, касаясь холодного стекла. Отражение не повторило движения. Другой Максим отложил кисть, отошел на шаг, критически оглядывая работу, потом вдруг улыбнулся себе в зеркало – уверенной, открытой улыбкой, которой у настоящего Максима не было лет десять.
– Кто ты? – прошептал Максим, его голос звучал чужим и хриплым.
Отражение, казалось, услышало. Другой Максим наклонил голову, его взгляд стал изучающим, проницательным. Он подошел ближе к своему краю зеркала, словно пытаясь разглядеть что-то в тумане реальности Максима. Его губы шевельнулись, но звука не было. Только ощущение вопроса, брошенного через бездну.
В тот день Максим опоздал на работу. Он просидел перед зеркалом больше часа, завороженный. Картина менялась. Иногда Другой Максим был в мастерской, иногда – на какой-то ярмарке искусств, продавая свои картины улыбающимся людям. Однажды Максим увидел его в кафе с друзьями – они спорили о чем-то, смеялись, жестикулировали. Другой Максим выглядел живым в самом глубоком смысле этого слова. Он был… художником. Тем, кем мечтал стать настоящий Максим в юности, до того как "разумный" выбор, уговоры родителей и страх неудачи загнали его на безопасную, но бездушную тропу рекламы.
Зеркало стало его наркотиком, его проклятием и его единственным светом. Каждое утро начиналось с ритуала: чашка кофе и долгий, мучительный взгляд в Зеркальный Край. Он наблюдал за успехами своего двойника: первую персональную выставку, упоминание в арт-журнале, продажу картины за солидную сумму. Каждый триумф Другого отзывался в душе Максима жгучей болью зависти и глубочайшего сожаления. Это была его жизнь! Та, что он мог бы прожить, если бы хватило смелости. Зеркало не лгало. Оно показывало не фантазию, а альтернативную реальность, где он сделал иной выбор когда-то на распутье.
Но однажды картина изменилась. Другой Максим сидел в своей студии не один. Рядом с ним, обняв его за плечи, стояла женщина. Темноволосая, с лучистыми глазами и теплой улыбкой. Катя. Его Катя. Ту самую, с которой настоящий Максим расстался пять лет назад, потому что она верила в его "богемные" мечты, а он посчитал их детскими фантазиями, не стоящими риска. Он выбрал стабильность, а она ушла, не желая быть спутницей человека, добровольно заточившего себя в клетку страха. И вот она была там, в Зеркальном Краю. С Другим Максимом. Счастливая. Любимая. Любящая.
Удар был сокрушительным. Максим отшатнулся от зеркала, как от раскаленного железа. Боль, острее любой физической, пронзила его. Он потерял не просто мечту о карьере – он потерял любовь, которая могла быть его. И это было не абстрактное "что могло бы быть", это было наглядно, в цвете, в движениях, в улыбке Кати, обращенной к тому, кто был им, но не был. Он смотрел, как они вместе смеются над чем-то, как Другой Максим рисует ее портрет, как она приносит ему кофе… Каждая деталь была ножом.
Максим погрузился в пучину депрессии. Работа стала невыносима. Начальник делал замечания о его рассеянности. Коллеги перешептывались. Он перестал отвечать на звонки друзей. Единственной реальностью, которая имела значение, стал Зеркальный Край. Он часами сидел перед зеркалом, наблюдая за счастьем, которое у него украли. Нет, которое он украл у себя сам.
Однажды вечером, особенно мрачным, когда в его реальности лил ледяной дождь, а в Зеркальном Краю светило солнце, заливая студию золотым светом, где Другой Максим и Катя готовились к вернисажу, случилось нечто новое. Другой Максим подошел к зеркалу в своей студии (оно было меньше, современное, без рамы) и пристально посмотрел сквозь него. Прямо на настоящего Максима. Его взгляд был не просто изучающим. В нем читалось… понимание. И бесконечная, вселенская грусть. Он поднял руку и медленно провел пальцем по стеклу со своей стороны. На миг Максиму показалось, что он чувствует легчайшее прикосновение к своей щеке. И тогда, впервые, он услышал. Не звук, а мысль, возникшую прямо в его голове, чистую и отчетливую, как удар колокола:
"Ты видишь мою жизнь. Но ты видишь только свет. Ты не видишь ночей без сна от страха провала. Не видишь отказов галерей. Не видишь, как Катя плакала, когда мы жили впроголодь три месяца. Ты видишь вершину, но не видишь пропасти, через которые я перешагнул. И ты не видишь… чего лишился я, выбрав этот путь."
Другой Максим отвел руку от зеркала и жестом указал куда-то вглубь своей студии. Картинка в зеркале дрогнула, помутнела, а затем… сменилась. Максим ахнул. Он увидел… себя. Но себя из этой реальности. Себя в своем дорогом, но безликом костюме, сидящего за стеклянным столом в современном офисе на высоком этаже с видом на город. Себя, уверенно ведущего презентацию перед важными клиентами. Себя, получающего похвалу от начальства. А потом – себя в большой, светлой, хорошо обставленной квартире (гораздо лучше его нынешней), открывающего бутылку дорогого вина. И рядом с ним… была не Катя. Это была другая женщина. Элегантная, ухоженная, с умными, но чуть холодноватыми глазами. Ольга. Коллега. Они иногда флиртовали, но дальше дело не заходило. В Зеркальном Краю они были… вместе? Женаты? В его квартире висели не картины, а дипломы и фото с корпоративов.
Максим почувствовал, как земля уходит из-под ног. Другой Он показал ему свою альтернативу. Ту, где он, Максим-Художник, сделал "разумный" выбор. И этот выбор привел его к деньгам, статусу, комфорту… и к Ольге вместо Кати. К жизни, лишенной того огня, той страсти, которые светились в глазах Другого Максима, даже когда он говорил о трудностях.
Мысль Другого Максима снова прорезала его сознание:
"Видишь? Ни один выбор не идеален. Ни один путь не лишен теней. Ты страдаешь, глядя на мой свет, но не замечаешь моих теней. Я же… иногда смотрю в свое зеркало и вижу твою стабильность, твой комфорт. И мне тоже бывает… больно. Больно от мысли о безопасности, которой я лишил Катю. О спокойной старости, которой, возможно, не будет."
Максим рухнул на стул в прихожей, уставившись в зеркало, где теперь снова был Другой Художник, смотрящий на него с тем же немым вопросом. В его душе бушевала война. Зависть боролась с состраданием к самому себе в другой реальности. Жажда той яркой, пусть и трудной жизни – с пониманием цены, которую за нее платил Другой. А главное – с осознанием, что его собственная реальность, которую он презирал, для кого-то (для его же альтернативного "я") была желанным, но утраченным берегом. Он плакал о Кате, но Другой плакал о ее безопасности. Он мечтал о признании художника, но Другой, возможно, мечтал о свободе от постоянной финансовой удавки.
Идея возникла внезапно, как вспышка. Безумная, невероятная. Что, если… можно не просто смотреть? Что, если этот Зеркальный Край – не просто экран, а… дверь? Призрачная, хрупкая, но дверь. Ведь Другой чувствовал его, слышал его мысли! А он чувствовал прикосновение Другого!
Он вскочил и прижал ладони к холодному стеклу.
– Слышишь? – крикнул он, уже не шепотом. – Я здесь! Ты слышишь меня?
В зеркале Другой Максим вздрогнул и тоже резко подошел к своему зеркалу, прижав ладони точно напротив.
Мысль-ответ пришла мгновенно, наполненная изумлением и надеждой:
"Да! Я слышу! Я чувствую!"
– Мы… мы можем выбрать? – мысленно, изо всех сил, сформулировал Максим. – Не смотреть, а… поменяться? Ты – в мой мир, к стабильности, к Ольге? А я… к тебе? К Кате? К краскам?
В глазах Другого Максима мелькнул ужас, а потом – безумная, отчаянная решимость. Он видел ту же картину: безопасность, комфорт, холодноватую Ольгу вместо любимой, но измученной нуждой Кати.
"Рискнуть? Всей своей жизнью? Всеми ее кошмарами и радостями?" – мысль Другого дрожала.
– Да! – мысленно выкрикнул Максим. – Я устал от сожаления! Я устал завидовать тебе! Я хочу либо жить эту жизнь с ее болью и восторгом, либо… перестать смотреть! Но я больше не могу просто смотреть! Ты можешь?!
Пауза длилась вечность. Максим видел, как в глазах Другого борются страх, любовь к Кате, усталость от борьбы и… странная тоска по покою, который маячил в альтернативе.
"Нет, – мысль прозвучала тихо, но твердо. – Я тоже не могу просто смотреть. Но… не поменяться. Не убежать. Я выбрал этот путь. Я выбрал Катю. Я выбрал эти краски и этот страх. И я… несу за это ответственность. Перед ней. Перед своей мечтой. Даже перед тобой, мой потерянный брат. Убежав, я предам все, за что боролся. И предам тебя – оставив тебе только твои сожаления, да еще и груз моих."
Максим почувствовал, как его безумная надежда лопается, как мыльный пузырь. Но вместе с ней уходила и часть мучительной зависти.
"Ты прав, – мысленно ответил он, опуская руки. Голова его прояснялась. – Убежать – не значит победить. Это значит снова сдаться. Сдаться по-другому."
Другой Максим кивнул. В его взгляде читалось облегчение и новая, глубокая печаль – печаль взрослого человека, осознавшего окончательность выбора.
"Наши жизни… они как две стороны одной монеты, – продолжила мысль Другого. – Мы не можем их поменять местами. Но, может быть… мы можем их… услышать? Увидеть не только свет, но и тень? Чтобы сожаление не отравляло то, что есть?"
Максим посмотрел на свое отражение – настоящее, усталое, измученное завистью и сожалением. А потом – на Другого, стоящего в студии, где на мольберте была лишь начатая картина, а успех был не гарантирован, а Катя ждала его с тревогой о завтрашнем дне. Оба пути были трудны. Оба – несовершенны. Но оба – были их путями.
– Да, – тихо сказал Максим вслух, глядя в глаза своему двойнику через бездну зеркал. – Давай… просто видеть. И понимать.
Он в последний раз провел рукой по стеклу. Другой Максим сделал то же самое. И в этот момент зеркало… изменилось. Оно не разбилось. Оно просто… стало обычным зеркалом. Максим видел только себя. Усталого, немолодого, в офисной рубашке, в своей серой прихожей под стук дождя. Никаких студий, никаких Кать, никаких альтернативных жизней.
Но что-то внутри него сдвинулось. Гнетущая зависть ушла, оставив после себя тихую, щемящую грусть и… странное облегчение. Он больше не был пленником идеализированной картинки. Он видел обе цены. Цену своего выбора – утраченную мечту, утраченную любовь. И цену альтернативы – неуверенность, борьбу, риск. Ни та, ни другая жизнь не была сказкой. Они были просто… разными. И его жизнь – со всей ее серостью, стабильностью и сожалением – была его жизнью. Единственной, которая у него была. Не идеальной, но реальной.
Он медленно повернулся от зеркала и взял портфель. Дождь за окном не прекратился. Офис не превратился в сказочный дворец. Но внутри что-то переключилось. Он больше не смотрел на свою жизнь как на ошибку. Он смотрел на нее как на сложный, несовершенный, но свой путь. Путь, на котором, возможно, еще можно было найти краски. Не на холсте, а в малом: в искреннем разговоре, в помощи коллеге, в смелой идее на работе, в поиске нового хобби, в звонке старому другу. В принятии того, что Ольга – не Катя, но, возможно, с ней можно попробовать построить что-то настоящее, без иллюзий и бегства в Зеркальный Край.
Максим вышел из квартиры. Дверь закрылась. В пустой прихожей старое зеркало в дубовой раме молчаливо отражало лишь пустоту и отсвет серого неба за окном. Зеркальный Край исчез. Но знание, добытое по ту сторону стекла, осталось. Жизнь – не альтернатива. Жизнь – это выбор, принятие его последствий и мужество искать свет даже в сером дне, не убегая в иллюзии идеальных, но не своих миров. И это, пожалуй, было самым сложным выбором из всех. Выбором жить здесь и сейчас, со всеми его трещинами и несовершенствами.