Несколько последующих публикаций буду связаны с моими воспоминаниями, обретшими теперь форму небольших литературных зарисовок.
***
Случай занёс меня в отдел соков обычного продуктового магазина. И странное дело, поймал себя на том, что в подобных отделах не бывал без малого четверть века. Ну, так сложилось, не пью соков с юности, а тут понадобилось купить по пути к родственнику обыкновенный томатный сок. Ага, купи теперь обыкновенный! Это какой именно? Среди стеллажей, уставленных разноцветными пакетами и стекляшками со всевозможными дарами природы, глаза разбежались, особенно, когда уставился на пять или шесть видов томатного сока.
– Слушай, – поднёс я к уху смартфон, набрав номер родственника, – и какой тебе брать?
Перечислив все марки упаковок с аппетитными помидорами на этикетке, взял требуемый и пошёл на кассу. По пути глазами из любопытства рассматривал полки. О! Березовый сок. И не один? Взял в руки, повертел, почитал, и тут же нахлынули воспоминания из детства, исподволь всплыли строки из репертуара Песняров: «…и Родина щедро поила меня берёзовым соком, берёзовым соком»…
Вот кто помнит, каким был берёзовый сок лет сорок назад? Правильно. Трёхлитровые стеклянные банки с прозрачной, едва мутноватой, чуть желтоватой жидкостью. Почти вода, когда налит в вытянутые конические сосуды с краником внизу. Ах, как я любил в детстве и березовый сок, и многие другие, когда продавщица в накрахмаленном колпаке поворачивала к себе на стойке нужную колбу с соком и наливала целый гранёный стакан. С жадностью выпиваешь, а если на улице жарко, то шуршишь по карманам в поисках ещё завалившейся монетки, чтобы налили какого-нибудь другого сока...
Потом случился апрельский пленум, и в стране грянула перестройка. Ну и что. Чего от того пацану? Ничего вообще. Разве что отцу на работе выделили участок под строительство дачи. Аж целых шесть соток. Суть да дело, и вот через год, за который в моей семье шла активная подготовительная работа, аккурат на майские праздники мы с отцом поехали на строительство дачи. Громко сказано! Сам я впервые поехал туда, а папа был уже несколько раз, на разведке и совместной валке леса с соседями по будущим дачам. Больше ста километров от города в глухом дремучем лесу. Огромный лесной массив был отдан под строительство дач стремящимся к возделыванию земли и владению собственными домами советским труженикам.
Выехали из дома рано утром второго мая. Первого я помогал отцу нести транспарант от работы на Первомайской демонстрации. А как заработать отгулы до Дня Победы? Плюс несколько отцовских дежурств вечером в ДНД. Меня отпросили из школы на недельку, ничего серьёзного уже не произойдёт в конце седьмого-то класса. Сначала тряслись в электричке часа два, затем пересели в подкидыш. Это такой поезд, в котором старые явно списанные вагоны. Плацкартные и сидячие. Грязные и переломанные. Благо, что вообще на рельсах стоят и не падают. Там скрипит жутко, тут стучит, грозя отломаться или вообще развалиться, но едем. Машинист явно до того возил товарные составы, вот и людей вёз, как дрова, то и дело дергая и резко тормозя. Едем долго. Какая-то станция, никто не выходит. Тронулись. Тут отец говорит:
– Бери вещи и в тамбур. Быстрее.
Схватил рюкзак, ручную поклажу и вышел в тамбур. Там уже несколько человек, а один мужик висит на подножке и смотрит наружу, обдуваемый встречным ветром.
– Ну, – вопросительно крикнул бородатый бугай, держась рукой за стоп-кран, – сто первый проехали?
– Не, – ответил на подножке, – ещё метров семьсот, а машинист-то погнал, гад.
– Так он уже знает, что рвать краны станут, – понеслись голоса, наполнивших тамбур мужчин.
– Сто первый! – крикнул с подножки смотрящий. – Рви!!!
Послышалось шипение, а все почувствовали резкое торможение состава. Потом ощутили ещё торможение и ещё – люди срывали стоп-краны по всему поезду. Оказывается, остановка была предусмотрена лишь в пяти километрах дальше, а большой надел тут в лесу оставался без возможности сойти. Попробуй потом навьюченным плестись по железке обратно пёхом столько. Вот народ и брал всё в свои руки, ну, ведь перестройка в стране, гласность, плюрализм! Свободу даёшь!
Человек двести спрыгивали с поезда прямо на насыпь, помогая друг другу спускать вещи. Причём, люди в большинстве своём незнакомые, но объединённые общей заботой о будущей даче и возбужденные откровенным хулиганством со срыванием стоп-кранов.
– Всё, закрывай!!! – понеслось вдоль состава.
Оставшиеся в подкидыше откалывали шуточки тем, кто собирал свои вещи с насыпи, и возвращали стоп-краны в исходное положение. Вышедшие не оставались в долгу и также бросали остроты типа:
– Нас-то сослали на сто первый, а вас-то ещё дальше...
Состав, истошно гудя локомотивом, тронулся. Мы с отцом глотнули воды из фляги, нагрузились своей поклажей и пошли.
– Всего идти два километра, – сказал папа, – но идти будем долго, дороги нет вообще. Так что готовься.
Тащились действительно долго, не только потому, что тяжело, а больше потому, что дороги не было, лишь наскоро выполненная просека в лесу. Весна в тот год выдалась затяжная. Только-только сошёл снег, но погода установилась уже весьма тёплая. Народ, как на демонстрации, смешивая не успевшую ещё полностью испариться талую воду с глиной и сырой землёй, шёл к своим владениям, постепенно отходя по сторонам. Я тащил в рюкзаке наши съестные запасы: макароны, тушёнку, супы в пакетиках, чай и сухари со свежим хлебом. Также у меня были спальники и сумки с одеждой и мелочами. Отец волок на себе палатку, бензопилу «Дружба» и канистру с бензомаслянной смесью для неё. А ещё примус и инструмент.
Наконец, мы дошли. Устали, как ишаки. Стоим посреди строевого леса возле решётчатого настила из жердей, вокруг несколько поваленных деревьев уже без сучьев и без коры.
– Вот эта чаща непролазная и есть наша дача? – спросил я удивлённо, ожидая по рассказам отца увидеть иное.
– Ага. Потрудимся, и будет дача. Вот из того, что тут растёт и построим дом. Короче, до заката, – определил планы отец, – обязательно нужно привести в порядок настил, поставить палатку, ну и поесть. Я пошёл за водой, вот только найду припрятанные канистры для воды.
Отыскав два полиэтиленовые канистры, отец ушёл к родинку возле речки. Я начал раскладывать наш скарб, да осматривать настил, чтобы поправить его. Вокруг тишина, только где-то далеко слышен стук топора. Я вынул примус, разжёг его, поставил кастрюльку и налил в неё из фляги воды, приготовившись сварить макароны и заправить тушенкой.
– Макароны отменяются, – услышал издалека голос отца, – воды в роднике нет, может, подвижки грунта и ку-ку. Воду надо экономить, ведь пока неясно, где её брать. Пойду-ка к своему пожилому коллеге, он тут жить должен с конца зимы. Говорили, что он колодец себе вырыл.
Отца не было долго. Я заскучал, да и проголодался уже. Слопал пару сухарей, запил водой и принялся приводить в порядок настил, достав ножовку и топор из отцовского рюкзака.
– В колодце у знакомого вода непригодная для питья, – сказал папа, принеся с собой всего полканистры мутной и вонючей воды, – но Михалыч подсказал ценную мысль. Сейчас попробуем.
Отец поставил канистры, достал нож и взрезал латинской буквой V кору ближайшей огромной берёзы. Оттуда сразу потёк сок. Я впервые увидел, как добывается березовый сок.
– А его что, можно сразу пить? – спросил я.
– Конечно, – ответил отец, подставив под ручеёк сока крышку кастрюли примуса, – давай-ка держи вот так, а я найду из чего носик сделать.
Я сунул палец в ручеёк сока и облизал. Ничего общего с тем соком, что продавался в магазинах, хоть такой же водянистый и прозрачный. Терпковатого-горьковатого вкуса и абсолютно несладкий. Я не решился сказать папе, что этот сок мне совершенно не понравился, и вообще не представлял, как я его стану пить. Отец бывал резок и не терпел моего нытья. Пока я смотрел, как крышка наполняется прозрачным соком, папа вырезал ножницами жестяные треугольные носики из старых консервных банок, которые припрятал с прошлых раз. Промыл сначала грязной, а потом и чистой водой. Ловко примостил десятилитровую канистру верёвкой к стволу берёзы и вставил в кору носик. Также поступил с второй канистрой, вылив из неё вонючую воду, а также с пустой уже флягой. Поглядывая за наполнением ёмкостей соком, мы продолжили приготовление обеда из привезенной воды и одновременно к установке палатки.
– Папа, а как ты думаешь, – начал я издалека, с аппетитом уплетая макароны с тушенкой, причём с не слитой водой, – как долго родник не будет бить? Может, нам поискать его по берегу, вода же должна где-то пробиться?
– Возможно, ты и прав, – ответил отец, как всегда, не говоря сразу, что я болван, а давая наводящие мысли, которые меня приводили к такому выводу, – посмотри вокруг.
– Ну.
– Деревья видишь?
– Да.
– А они сами повалятся и в штабеля сложатся, пока мы будем рыскать вдоль речки в поисках, возможно, уже и не существующего больше родника?
– Нет, сами не сложатся.
– Вот и всё, вопрос закрыт. Березовый сок очень близок по составу к воде, причём к чистой воде, которой тут сейчас нет, и не предвидится. У нас много берёз, которые годятся только на дрова, поэтому валить их будем в последнюю очередь, пока они дают сок. Михалыч, ты его знаешь, живёт здесь уже почти месяц и давно пьёт и готовит на берёзовом соке. И жив пока.
– А если сок закончится, – не унимался я, – где воду брать будем?
– Закончится, тогда соберёмся и уедем, – твёрдо сказал отец, – поел? Ещё светло, поэтому сейчас валим вот эти деревья, что вокруг палатки. Готовь лебедку, а я соберу бензопилу.
До отбоя мы свалили пять стволов, посрубали ветки, ободрали кору и ручной лебедкой оттащили деревья в сторону. Тем временем, фляга заполнилась соком, и отец приладил к жестяному носику кастрюлю. Канистры были наполнены почти наполовину. Ночью я проснулся от какого-то шума, не сразу спросонья поняв, вообще, где я. Оказалось, это отец в темноте ещё не наступивших белых ночей, навернулся на свежих брёвнах с полной канистрой берёзового сока в руках. Слава богу, обошлось без травмы. Он вышел из палатки, услышав журчание из переполненной канистры на заранее расстеленный внизу полиэтиленовый пакет.
Утром привезенная с собой из города вода закончилась подчистую, и днём пришлось варить макароны с тушенкой на берёзовом соке. Оказалось вполне недурственно, если не обращать внимание на лёгкую горчинку. Даже можно сказать пикантно. Все пять дней, которые мы с отцом трудились на лесоповале, пили березовый сок, готовили на нём супы, макароны и чай, умывались и даже, пордон за подробности, стирали в нём носки. И таких отчаянных, как мы вокруг было предостаточно. Мы ходили помогать валить и растаскивать тяжёлые деревья соседям, а они, в свою очередь, помогали нам. Возможно, сейчас я и преувеличу, но мне тогда показалось, что сил от берёзового сока у нас прибавилось. Я тогда щупленький пацан, которому не исполнилось и четырнадцати лет, весьма легко ворочал брёвна, оттаскивал срубленные одним взмахом моего топора огромные сучья. Прямо, ух! Уже позже, когда через год летом строили дом, я не ощущал той лёгкости и силы.
Шестого мая заметили, что сока из берёз стало течь меньше. Мы свалили все деревья за исключением берёз. Этих наших спасительниц-поильниц пришлось свалить уже летом, ведь огромные стволы свободные от соседок могли сломаться под напором теперь разгуливающегося ветра, причинив беды. Собравшись седьмого мая, наряду со многими дачниками, мы с отцом уехали домой.
С тех пор я не пью берёзового сока, ведь то, что продаётся, не похож на тот, позволивший нам тогда работать, а самому ради получения сомнительного удовольствия портить деревья не хочется. И всякий раз я с благодарностью смотрю на исполинские и небольшие берёзы, вспоминая те пять майских дней.