Дождь барабанил по лобовому стеклу, размазывая огни города в золотисто-алые пятна. Кирилл сидел за рулём, мотор тихо гудел, а пальцы выбивали нервный ритм по рулю, вторя ливню. На соседнем сиденье светился телефон, открытый на сообщениях от Леры. Список покупок, длинный и дотошный, пестрел её обычными эмодзи — баклажаны, багеты, подмигивающий смайлик. Её голос будто звучал рядом, дразнящий, но настойчивый. Кирилл вздохнул, потирая переносицу. Супермаркет впереди сиял в ночи, как маяк. Бродить по его гудящим проходам не хотелось, но ради Леры — и их будущего — он готов был на большее.
Три года с Лерой были как буря: то взлёты, то падения. Её смех мог озарить комнату, но вспышки гнева сжигали всё на своём пути. Их квартира, уютный уголок в высотке в центре города, хранила следы ссор — едва заметные вмятины на стенах, треснувшая кружка, брошенная в пылу спора о забытом юбилее. Две недели назад Кирилл дошёл до предела. Когда Лера, хлопнув дверью, умчалась в клуб после очередной ссоры из-за “не того” кулона, он налил себе бурбона и рухнул в кожаное кресло. Янтарная жидкость обожгла горло, пока он перебирал их историю: вихрь романа, её переезд к нему через месяц, несостоявшиеся предложения, заглушённые новыми скандалами. В тридцать восемь он мечтал о покое — о семье, о доме, где ждут не крики, а тепло. В ту ночь он решил: пора расстаться.
Утро перевернуло всё. Из кухни тянуло ароматом свежесваренного кофе — странность, ведь последняя уборщица сбежала месяц назад. Лера стояла у плиты, босиком, с распущенными волосами, без намёка на привычный макияж, помешивая сахар в дымящейся чашке. Она казалась мягче, почти незнакомой.
— Доброе утро, — сказала она легко. — Не стала тебя вчера будить. Ты был никакой.
Кирилл прищурился, настороженный. — Лера, что ты задумала? Разбила что-то?
— Почему ты всегда думаешь, что я натворила? — Она рассмеялась, но без привычной колкости.
Он покачал головой, уголки губ дрогнули в улыбке. — Кофе? Без косметики? Жду подвоха.
Она поставила чашку, её лицо стало серьёзным. — Кирилл, я должна тебе сказать. Я беременна.
Слова ударили, как гром. Мысли о разрыве испарились. В голове осталось одно: ребёнок. Его ребёнок. Лера, носящая их будущее, стала почти святой. Но на следующий день она упала, схватившись за живот, и её увезли в частную клинику. Кирилл корил себя: его слова о расставании довели её. Он должен был предвидеть, должен был защитить.
В супермаркете он нагружал тележку по её списку: авокадо без косточек, имбирный чай, кусок бри, который она вдруг захотела. Прихватил букет пионов, их лепестки были мягкими, как шёпот, и бутылку игристого сидра для импровизированного праздника. Он собирался удивить её в больнице, сыграть заботливого спутника, может, даже надеть дурацкий поварской колпак, купленный наобум. УЗИ, которое она прислала вчера — размытое пятнышко надежды, — заставило его плакать. Он часами разглядывал снимок, обводя пальцем то, что, как ему казалось, было крохотной ладошкой.
Дождь стих до мороси. У машины Кирилл заметил мальчишку лет десяти, промокшего до нитки. — Дядь, дай на еду, — пробормотал тот, глядя в асфальт.
Настроение было приподнятым. Кирилл достал шоколадку и пару купюр, сунул мальчишке. — Держи. Не мокни.
Парень посмотрел на него, взгляд цепкий, почти взрослый. — Спасибо. Осторожней, дядь. Ты ищешь не там.
Кирилл нахмурился. — Это ты о чём?
Но мальчишка уже исчез в толпе. Неприятное чувство кольнуло в груди. Ищешь не там? Он отмахнулся, загружая пакеты в багажник. Суеверия — не его. Лера ждала, как и их будущее.
Больница сверкала стерильной чистотой, стеклом и полированным полом. Доктор Вадим, врач Леры, встретил его дежурной улыбкой. — Ей повезло с вами, — сказал он, кивнув на пионы. — Сообщить ей, что вы здесь?
— Нет, — отрезал Кирилл, сжимая в кармане брошюру автосалона. — Хочу сделать сюрприз.
У палаты Леры он замер, мысленно проговаривая шутку, чтобы её развеселить. Дверь была приоткрыта, и доносились голоса. Он узнал Нину, подругу Леры, её тон был заговорщическим.
— Лера, как ты вообще это провернула? — говорила Нина. — А если он догадается?
— Не догадается, — ответила Лера холодно, уверенно. — Кирилл слишком увлечён ролью будущего папаши. Всё под контролем: настоящие анализы, настоящие снимки. Ему и в голову не придёт.
Кирилл затаил дыхание, рука застыла на ручке двери.
— А снимки откуда? — не унималась Нина.
— В государственной больнице есть девчонка, — сказала Лера. — Ей чуть за двадцать, беременная, без копейки. Парень её бросил. Я плачу за её лекарства, она даёт свои результаты. Вадим всё устраивает. Он... скажем, заинтересован.
— Ты с ним спишь? — В голосе Нины смешались восхищение и страх.
— Только когда надо, — отмахнулась Лера. — Мелочь за большую выгоду. Ещё пару месяцев, инсценирую выкидыш, свалю всё на Кирилла и уйду с кругленькой суммой.
Кровь застучала в висках, ярость и боль душили. Хотелось ворваться, закричать, но ноги не слушались. Он отступил, комкая брошюру. В кабинете Вадима доктор расслабленно пил кофе, не подозревая о надвигающейся буре.
Кирилл не сказал ни слова. В три шага пересёк комнату, схватил Вадима за воротник и прижал к стене. — Другая больница. Женщина. Имя и адрес. Сейчас.
Глаза Вадима расширились, руки заметались к папке. — Это не я, клянусь, Лера...
— Мне плевать. — Голос Кирилла был как лезвие. — Тридцать секунд.
Папка была тонкой: пара листов с медицинскими терминами и записка от руки. Елена Петрова, двадцать четыре года, одна, еле сводит концы с концами. Кирилл пробежал глазами текст, гнев сменился пустотой. Тот снимок УЗИ, который он так бережно хранил, был не его. Её.
— Ты здесь закончил, — бросил он Вадиму. — Уезжай из города до завтра, или пожалеешь. Передай Лере то же.
Он вышел, сжимая папку. В машине сидел неподвижно, дождь снова хлестал по стеклу. История Елены раскрывалась в строчках: молодая женщина, брошенная, борется за нерождённого ребёнка. Лера использовала её отчаяние, а он, сам того не зная, был соучастником. Исправить ложь нельзя, но можно поступить правильно.
Государственная больница разительно отличалась от частной — тусклые лампы, потёртый линолеум, воздух пропитан антисептиком и суетой. Медсёстры сновали по коридорам, переговариваясь на ходу. Кирилл подошёл к уставшей женщине за стойкой. — Мне нужен доктор Романов. По поводу Елены Петровой.
Та едва подняла глаза. — Романов, скорее всего, у пациентов. Высокий, в очках. Увидите.
Романова он нашёл в переполненной палате, склонившегося над картой. — Доктор Романов? Хочу поговорить об Елене Петровой.
Врач посмотрел на него с любопытством. — Родственник?
— Не совсем, — замялся Кирилл. — Это сложно.
Романов отвёл его в угол. — У Елены тяжёлая ситуация. Потеряла парня в аварии, даже не знала, что беременна. Мы её стабилизировали, но лекарства дорогие, а она одна. Подруга помогала, но недавно пропала.
— Подруга закончила, — резко сказал Кирилл. — Я беру это на себя.
Романов оценивающе кивнул. — Она в 312-й. Не расстраивайте её, она хрупкая.
Елена сидела у окна, с книгой на коленях, лицо бледное, но спокойное. Свет отражался в её рыжеватых волосах, окружая её мягким сиянием. Она не заметила его, пока он тихо не постучал.
— Елена? — сказал он мягче, чем хотел. — Я Кирилл. Знаю про сделку с Лерой.
Её глаза расширились, в них мелькнул страх. — Простите, — прошептала она. — У меня не было выбора. Мой ребёнок...
— Я не виню, — перебил он. — Хочу помочь. Лекарства, всё, что нужно. Я думал, что стану отцом, и не могу просто уйти.
Она смотрела на него, изучая. — Почему? Вы меня не знаете.
— Потому что это правильно, — просто ответил он. — И потому что я видел, что бывает, когда люди отворачиваются.
В следующие недели Кирилл стал частью её жизни. Привозил продукты, сидел на приёмах у врачей, привыкал к её спокойной силе. У неё было сухое чувство юмора, умение находить смешное в больничной рутине, и он ловил себя на том, что смеётся чаще, чем за последние годы. Однажды она показала ему новый снимок УЗИ, уже чёткий, с крохотным профилем.
— Смотри, какой носик, — улыбнулась Елена. — Уже упрямая.
Кирилл сглотнул ком в горле. — Она идеальна.
Когда Елену выписали, он отвёз её в её квартиру — тесную хрущёвку с облупленной краской и капающим краном. — Здесь нельзя, — сказал он, оглядывая комнату. — Не с ребёнком.
— Я справлялась, — ответила она, но голос дрогнул.
— Поедем ко мне, — настоял он. — Места хватит. Без обязательств, просто безопасно для вас двоих.
Елена заколебалась, независимость боролась с усталостью. — Кирилл, ты слишком много делаешь. Я не хочу быть должной.
— Ты не должна, — сказал он. — Это не благотворительность. Это... семья.
Слово повисло в воздухе, полное обещаний. Елена смягчилась и кивнула. В его квартире она заняла гостевую комнату, и её присутствие преобразило дом. Пахло её травяным чаем, книги громоздились на столе. Однажды, готовя ужин, она шутливо толкнула его плечом.
— Ты безнадёжен с ножом, — поддразнила она. — Дай сюда.
Он ухмыльнулся, передавая разделочную доску. — Только если признаешь, что я лучше мешаю.
Спустя месяцы, в больнице, Кирилл держал её руку, когда врач объявил: — Девочка. Машет вам, папа.
Елена взглянула на него, в глазах немой вопрос. У Кирилла защипало глаза. — Ага, — прошептал он. — Моя девочка.
Их свадьба была скромной, в солнечном саду, с дочкой Елены на руках. Город гудел вокруг, но для Кирилла мир сузился до них троих — его семьи, обретённой в самой неожиданной правде.