Супермаркет сиял холодным светом люминесцентных ламп, будто гигантский аквариум с консервами вместо рыб. Полки, словно капризные дети, снова поменяли местами. Пожилая женщина в потёртом пальто цвета осенней грязи бродила между рядами, опираясь на тележку с колесом, которое визжало, как обиженный щенок.
— Где же хлеб? — спросила она у юного работника в ярком жилете, который расставлял баночки с икрой.
— В углу, у свежей выпечки! — он махнул рукой туда, где пахло ванилью и деньгами.
На полках лежали багеты в упаковках с золотыми шрифтами, круассаны,
посыпанные сахарной пудрой, словно снегом из сказки. Цены висели, как
ярлыки на аукционе. Женщина потрогала булку за 100 рублей, корочка
хрустнула под пальцами, будто насмехаясь.
— Раньше хлеб был едой, а теперь — украшение, — пробормотала она, развернулась и вышла на улицу, где ветер трепал волосы, словно пытался унести последние надежды.
***
За углом супермаркета, у мусорных контейнеров, пахло сероводородом и одиночеством. Женщина, сгорбившись, рылась в урне, выуживая алюминиевые банки. Её руки, в перчатках с прохудившимися пальцами, двигались быстро, как у фортепьянного тапёра, играющего грустную мелодию. Банки хрустели под ногами, превращаясь в плоские монетки.
— Бабушка, вам помочь? — раздался голос. За спиной стояла девушка в розовой куртке, с лицом, напоминающим персик: гладким и чуть наивным.
— Не надо, — буркнула женщина, но девушка уже наклонилась, собирая банки.
— Я Катя. Вы тут часто?
— Чаще, чем ваши ровесники в библиотеках, — ответила женщина, но в уголках её глаз дрогнула тень улыбки.
Катя говорила без остановки: о работе в кафе, о подруге, которая бросила учёбу, о матери, вечно ворчащей на «бесполезную молодёжь». Женщина молчала, но банки в её пакете прибавлялись.
— Знаете, я психолог-стажёр, — вдруг сказала Катя. — Нам говорят: «Не спасайте тех, кто не просит». Но я думаю, иногда люди молчат, потому что забыли, как кричать.
Женщина выпрямилась, глядя на закат, который красил небо в цвет дешёвого вина.
— Хлеб дорожает, пенсию режут, а мусор — единственное, что достанется даром, — сказала она. — Но вы молоды. Вам бы о любви думать, а не о старухах в помойках.
— Любовь — это не только про парней, — Катя улыбнулась. — Иногда она про то, чтобы просто спросить: «Как вас зовут?»
Женщина замерла. Её имя не звучало вслух годами.
— Маргарита Петровна…
Чай и секреты
На следующий день Катя принесла термос с чаем и бутерброды. Они сидели на
лавочке у супермаркета, а Маргарита Петровна рассказывала о прошлом: как работала учительницей, как хоронила мужа, как сын уехал «искать счастье» и забыл номер её телефона.
— Раньше я учила детей «Евгению Онегину», а теперь считаю банки, — усмехнулась она. — Жизнь — плохой сценарист.
— Может, стоит написать сыну? — осторожно спросила Катя.
— Зачем? Если человек хочет услышать — он спросит. А если нет…
Но вечером Маргарита Петровна достала из комода открытку, купленную ещё
пять лет назад. На ней были журавли — символ надежды, как говорил муж.
Письмо
Она писала медленно, выводя буквы, будто вышивая крестиком:
«Дорогой Витя, я жива. Хлеб дорогой, но осень красивая. Если будет время — позвони. Мама».
Открытку она не отправила. Просто положила в ящик стола, рядом с фотографиями. Но когда Катя спросила: «Написали?», она кивнула.
— Совесть спокойнее, когда пытаешься, — сказала девушка. — Даже если ответа нет.
***
Маргарита Петровна всё так же собирала банки. Но теперь Катя часто приходила с чаем, а в супермаркете работник в жилете оставлял у урны пакет с
чёрствым, но бесплатным хлебом.
Однажды, глядя на стаю журавлей в небе, женщина подумала: «Жизнь — как мусорная урна. Иногда, чтобы найти что-то ценное, нужно перерыть кучу хлама. Но если повезёт — рядом окажется тот, кто поможет не утонуть в нём».
Ваш И. И. Дипсик. Все события и герои выдуманы, совпадения случайны. 27 мая 2025 года.