Всем, прикоснувшимся к особому таинству военной службы, доподлинно известно, что эти самые отношения там несколько отличаются от привычного гражданского многообразия. Чтобы подравнять и присмиреть их творческую неорганизованность, армейская смекалистая многоопытность охладила душевный жар всех потусторонних вольностей пунктуальной строгостью общевоинских уставов. Но жизнь армейская столь разнообразна, что некоторые отклонения от уставных предписаний имеют место быть. В адекватных, разумеется, пределах, поскольку в противном случае сии аномалии грозят обрести тяжесть неуставных и вполне уголовно наказуемых деяний.
***
Что за маленький зверек
к нам забрел на огонек,
связь военную пресек
и пустился наутек?
- Лит-т-т-тинант, - ты кто? Тучный, внушительного телесного объема полковник Огарков пристально смотрел на худощавого и замученного четвертыми сутками полевых учений молодого офицера. Какой ответ полковник ожидал услышать, было известно ему одному, но уж точно не такой, казалось бы совершенно очевидный:
- Начальник связи.
- И где она эта твоя связь? Кхе, хе, хе, - то ли закашлялся, то ли иронически засмеялся Огарков.
- Так как же, ведь только что ... здесь же ..., сейчас ... восстановим, всё опять будет работать…, - что-то похожее и не совсем вразумительное бормотал лейтенант, постепенно понимая суть связной катастрофы через спиномозговой холодок и вялость обессиленных конечностей.
А связь действительно как отрезало. Командир дивизиона с начальником штаба, с минуту похрипев позывными в онемевшие телефонные трубки, взорвались отчаянным двуголосьем:
- Свя-яязь ...!!
Глубокий лейтенантский ступор под пристальным взглядом кхекающего полковника подсказал майорам единственно верное решение. Прихватив расчетные планшеты, они рванули по пересеченной местности к позициям стартовых батарей, дабы лично из рук в руки передать необходимые для пуска ракет данные. Пробегая мимо лейтенанта, разъяренное начальство не преминуло одарить виновника происшествия отечески матерной «лаской», пообещав массу «подарков» при таком «празднике» полагающихся.
Это был тот самый случай, который в армии склоняли разными нелицеприятными выражениями, а на флоте нарекли несколько загадочным, но совершенно точно подходящим именем «Черный песец» - это когда всё сразу, неожиданно и необъяснимо (по крайней мере, в тот момент) становится очень и очень плохо. Вот и сейчас пропало всё вдруг и сразу: и провод, и радио, и кажется даже, пусть и солнцем утомленное, но до сего момента достаточно разумное сознание малоопытного командира взвода, впервые столкнувшегося с неизвестным доселе зверем. Более знакомые с черными проделками шустрой зверушки телефонисты, не дожидаясь ускоряющих напутствий, резво побежали по телефонному кабелю в поисках неисправностей, а не менее бывалые радисты заголосили учащенно позывные своих корреспондентов, лихорадочно проверяя настройки радиостанций. А молодой лейтенант именем Николай и фамилией Данилов, он же командир взвода управления и он же начальник связи, в попытках очнуться от неожиданности звериного нападения, принялся всех подгонять, пинать, ругать и самолично пытаться что-то наладить, внося ещё большую неразбериху и добавляя в зверскую ситуацию лишнюю порцию озверина.
Шли его первые учения, и так хотелось проявить себя профессионально красиво, умно, безупречно. А тут вот он - «Черный песец», о котором лейтенант пока совершенно ничего не знал и как с ним бороться, тоже не понимал. Это потом, набравшись опыта и наглости, он будет побеждать хитрого пушистого зверька тренировками не менее хитрых вариантов защиты от его коварных нападений, резервными линиями связи и многими другими придумками, для чего надоедать до чертиков начальству, выбивая дополнительные средства, правдами и неправдами доставать всё нужное и, казалось бы, ненужное, списывать и втихаря оставлять списанное у себя. В общем, делать ещё многое, чему высшее просвещение будущих лейтенантов значения не придает в принципе. А пока вот так ... «Черный песец». К тому же не по-осеннему жаркое туркестанское белое солнце пустыни ни на минуту не отпускало своих горячих объятий с раннего утра до позднего вечера, бессовестно издеваясь над бороздящим песчаные просторы воинством.
Полковник, немного понаблюдав за связным хаосом, заскучал. Но тут из штабной машины выглянул другой лейтенант - помощник начальника штаба и он же начальник разведки по имени Владимир и фамилии Сидякин.
- Лит-т-т-тинант, - а ты кто? - не утруждаясь разнообразием, тут же вопросил Огарков, явно в предвкушении свежих впечатлений.
- Начальник разведки.
- Ну и что ты на-раз-ве-ды-вал? Кхе, хе, хе.
Для Сидякина, годом старше и опытней связного лейтенанта Николая, встреча с Огарковым не была первой и в ступор его уже не вводила. Так что начальник разведки среагировал быстро и неожиданно. Для начала он просто спрятался в штабной машине.
- ЧТО!!?? Ты куда это!!?? Ты что это!!?? - оживился полковник, напрягая свои недюжинные голосовые возможности.
Пропавший из вида лейтенант ту же вновь материализовался в образе, соответствующим указу Петра Первого от 9 декабря 1908 года, требующего «иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальства». Полную готовность к ответу Сидякин демонстрировал, держа в руках рабочую карту:
- Вот, вся обстановка своих войск и противника нанесена на рабочую карту и …
Огарков, знавший всю эту обстановку лучше самого Сидякина, опять заскучал и прервал наглого лейтенанта:
- Хватит. Давай машину, поеду, посмотрю, как там скачут по барханам ваши командиры.
Что и требовалось - лейтенант «переиграл» полковника.
УАЗика на командном пункте в данный момент не оказалось и пришлось подать улыбающийся тупой мордочкой ГАЗ-66. Огарков хмуро посмотрел сначала на изрядно потрепанный транспорт, потом на Сидякина. Перспектива попытаться влезть в тесную кабинку грузовичка через его переднее колесо большого полковника совсем не радовала.
- Ты что лейтенант, предлагаешь мне в кузове прокатиться? - строго спросил Огарков и, неожиданно резко, по строевому развернувшись кругом, быстро зашагал в направлении стартовых батарей, поднимая песчаную пыль и бормоча что-то себе под нос, вероятно возмущаясь лейтенантской наглостью и задумывая нечто для него неприятное.
И кто кого переиграл, теперь стало не совсем понятно, поскольку, что же там такого неожиданного в последствиях для Сидякина зарождалось в голове полковника осталось загадкой. Думай теперь лейтенант, готовься и жди.
Глава 2. Месть
Ах так! Тогда святую месть познаешь,
коварство наше испытаешь.
После первых в офицерской жизни связного лейтенанта Николая учений в небольшом отдельном ракетном дивизионе тактических ракет комплекса «Луна-М» Каттакурганского гарнизона, когда произошло его первое знакомство с коварным пушистым зверьком, было немало и других с не менее зловредными неожиданностями, желанными победами и досадными неудачами. Все учения отличались масштабами, задачами и местами проведения, но оставались неизменными в одном - для их контроля штабом ракетных войск и артиллерии Краснознаменного Туркестанского военного округа всегда назначался полковник Огарков. И каждый раз два лейтенанта (начальник связи и начальник разведки) оказывались под прессом его пристального внимания. Да так надоел им этот повышенный интерес к своим скромным особам, причем с обязательным проявлением нескромного сарказма и иронии, что однажды лейтенанты немного, как говориться, отвязались. А дело было так.
На полевом командном пункте дивизиона главным техническим средством управления становилась штабная машина. В общем-то, она представляла собой очень даже неплохую самоделку - большой фургон, смонтированный на базе транспортника Урал-375. В фургоне оборудовали рабочие места командира, начальника штаба, вычислителей, начальника разведки и начальника связи. Последнему досталось самое маленькое местечко справа от входа, где тогда уже достаточно опытный лейтенант Данилов придумал поставить этакий дополнительный коммутатор. Это как раз и являлось одной из его придумок для борьбы с тем самым коварным «Черным песцом». Получилось очень удобно: сам находился рядом с начальством, требованиям которого внимал без пересказов, в то же время через коммутатор легко контролировал все связи и, при необходимости, мог быстро реагировать на неблагоприятное развитие событий. А родной полевой узелок связи ведь тоже находился рядом и периодически можно с пользой делу пройтись по его объектам, взбодрив подзатыльником задремавших и убедившись в бодрости бодрствующих. Николай приспособил на рабочем месте и небольшой вентилятор, что очень даже придавало некоторый комфорт в местных условиях.
В общем, учения шли своим чередом, а полевая лейтенантская жизнь привычно находилась под саркастическим обстрелом нелестных выражений полковника Огаркова при любой малейшей их оплошности, что воспринималось уже как некий сопутствующий фон происходящего. Однако ... до тех пор, пока тот не присел на место начальника связи. И полковнику здесь очень даже понравилось. По своим габаритам ему крайне неудобно было пробираться вглубь фургона, а здесь и из открытой входной двери ветерком продувает, и вентилятор опять же работает, и на виду все и всё. Кряхтя и отдуваясь от жары, залезет в машину, присядет на облюбованное местечко и начинает дымить сигаретами как паровоз. Курил он исключительно ростовские «Дорожные» и «Наша марка», причем довольно своеобразно. Сигарета странным образом фильтром прилипала к его нижней губе и не падала, пока полностью не истлеет. Ну а начальнику связи как же, куда же? Опять ожидать прихода черного пушистого зверька?
Досаждал Огарков своим новым местоположением и начальнику разведки Володе Сидякину, которому полковник своими габаритами практически полностью перекрывал возможность выбраться на свободу с места своего штабного заключения, не намного большего, чем у начальника связи.
Как заставить полковника покинуть штабной автобус лейтенанты не знали до тех пор, пока им в руки не попал журнал «Огонек». На его внутреннем развороте всегда размещались большие фотографии артистов, певцов, других известных людей или вообще что-то красивое и необычное. В этом номере журнала на весь разворот красовалась фотография широко улыбающегося Луи Армстронга.
- Смотри-ка, загоревший Огарков, - съехидничал Сидякин.
- Вылитый, - подтвердил Николай.
Не то, чтобы сходство разило полной действительностью, но свою нескромную роль в обоюдном согласии сыграла бессильная досада на повышенное полковничье внимание. И родилась идея, заманчивая, как обоим казалось, своей гениальной простотой, но крайне дерзкая в смысле непредсказуемости последствий, как лейтенантам почему-то сразу не показалось.
Когда наступил небольшой перерыв в работе, и штабная машина опустела, заговорщики прикрепили фотографию Армстронга на борту противоположном рабочему месту начальника связи, а затем переключились в режим ожидания. Командир и начштаба вернулись к своим делам и совершенно не придали новшеству никакого значения. А перед приходом самого Огаркова лейтенанты нашли предлог выйти и спрятались за маскировочной сетью так, чтобы их не было видно, но при этом обзор себе обеспечили.
Пришел полковник. Как обычно, кряхтя и отдуваясь, забрался по лесенке и сел на «своё» место. Достал сигарету, приклеил её к нижней губе, включил зажигалку, поднял голову и … не прикурил. Изумленному взгляду Огаркова представилось нечто новое, висевшее на противоположной стене, отсвечивая зеркальным блеском негритянской внешности и приветливо улыбаясь. Круглое лицо полковника стало уверенно принимать форму овала, нижняя губа с приклеенной незажженной сигаретой потянулась вниз, одышка прошла, да и само дыхание почти прекратилось. Довольные результатом лейтенанты, тихо смеясь, весело катались по песку. Однако, в сладостном упоении от долгожданного возмездия, парни потеряли бдительность. Старый полковник недолго пребывал в состоянии ступора и конечно догадался, чьих рук проделка, а поэтому начал хозяев этих рук искать для чего перевел свой взгляд именно туда, где в засаде притаились насмешники.
И вдруг произошло то, чего лейтенанты никак не ожидали. Большой и неповоротливый полковник превратился в быстрое и ловкое разъяренное существо. Нет, он даже близко не напоминал разгневанного слона, разносящего в щепки все вокруг. Разбуженная ярость скорее напоминала голодного тигра в фазе завершающего охоту последнего прыжка. Расстояние до испугавшихся лейтенантов Огарков преодолел в несколько движений за пару секунд:
- Стоять!!! Такие, рассякие негодники, поймаю съем без чеснока и перца, живьем съем стервецов!!!
Победила, однако же, молодость. Бежавшие в даль пустынную лейтенанты, остановились только когда затих грозный рык разъяренного полковника. Отдышавшись, «негодники» начали приходить в себя и соображать: а что же дальше, как теперь-то вернуться и действительно не оказаться съеденными.
Да-а-а, такого оборота событий парни не ожидали. Посовещавшись, решили, по случаю наметившегося ночного перерыва в учениях, вернуться по темноте, а там будет видно. Офицерскую палатку лейтенанты благоразумно обошли стороной, благо у начальника связи имелась своя командно-штабная машина, где шутники и расположились переночевать.
Долгий костер вечерней зари, подержав мстителей в напряженном ожидании начальственной экзекуции, по южному резко погас. Песочные часы утомленной пустыни повернулись к отсчету ночного времени. Едва различимая серость маскированных островков дивизионного пункта управления окрасилась уютом дежурного освещения. И сквозь отдыхающий от ночного безветрия полог маскировочной сети штабной машины ещё долго доносилось веселое многоголосье старших офицеров и басовитые раскаты полковничьего смеха. Наверняка им было что вспомнить и из своей лейтенантской молодости.
На следующий день полевая лейтенантская жизнь забила привычным горячим ключиком под неустанным саркастическим обстрелом Огаркова, будто ничего неординарного и не произошло. Только возле штабной машины прочно и неизменно на будущее обосновалась нештатная мебельная пара. На раскладном столике пылился полевой телефонный аппарат, да пополнялась опаленными сигаретными фильтрами внушительных размеров панцирно-черепаховая пепельница. К столику придавалось соответствующее полковничьим габаритам мягкое кресло.
А на месте фотографии Луи Армстронга утром появился грубо очерченный фломастером контур головы то ли тигра, то ли льва с раскрытой пастью и надписью «Живьем съем».
Глава 3. Курьез всерьез
Ты кто, товарищ дорогой?
Твой вид не блещет красотой ...
Да ты к тому ещё слепой,
коль не поймешь кто я такой?
Вряд ли даже слабые и с откровенной долей юмора попытки подчиненных досадить своему начальнику бесследно предаются полному забвению. Возможно, поэтому связному лейтенанту Николаю после происшествия с фотографией Армстронга постоянно казалось, что полковник Огарков как-то особенно придирчиво к нему относится. Может и так, поскольку на самом деле причин на то имелось предостаточно. По крайней мере, три из них на роль главных претендовали точно.
Первую причину можно связать с курьезным случаем, который произошел ещё перед первыми его учениями, столь памятными знакомством с черным пушистым зверьком. Не менее памятным оказался и первый день пребывания молодого офицера в части. Дело в том, что по окончанию послеучилищного отпуска, лейтенант не сразу попал в тот ракетный дивизион, где предстояло прослужить несколько последующих лет. Тому предшествовало более чем месячное нахождение в так называемом афганском резерве при дивизии, располагавшейся в городке Азадбаш, что недалеко от Ташкента. Однако недавнего выпускника училища так и не отправили в Афган, неожиданно переадресовав его личность в тот самый отдельный ракетный дивизион тактических ракет комплекса «Луна-М». Часть размещалась в пустынной местности километрах в семидесяти от городка Каттакурган, что расположен в долине реки Заравшан по направлению от знаменитого Самарканда к не менее знаменитой Бухаре. В резерве же лейтенант несколько подрастерял, так сказать, свой приличный внешний вид. Говоря точнее, он непростительно долго не подстригался, а скоропостижное расставание с товарищами по резерву не оставило ни малейшего шанса на посещение парикмахерской.
В незнакомом городке, более походившем на большой кишлак, лейтенант тем более не нашел ни времени ни места, дабы привести свою прическу в армейский порядок. И в скверном настроении самоосуждения молодой офицер представился командиру части. Однако справедливого командирского осуждения не последовало. Принимая доклад лейтенанта, майор Муранов как-то странно смотрел мимо прибывшего и, не проявив совершенно никакого к нему интереса, отвернулся, рассеянно бросив стоявшему рядом капитану:
- Займись молодым. Пристрой к делу.
Не то, чтобы лейтенант сразу как-то не понравился командиру части, нет. Просто не интересовал его в данный момент ни этот лейтенант, ни какой-либо другой. Сам момент оказался неподходящим для любого иного интереса, кроме одного - в тот день начиналась итоговая осенняя проверка, для чего в часть прибыл проверяющий из штаба округа полковник Огарков. А это серьезно.
Капитаном оказался замполит части. По большому счету и ему сейчас было не до лейтенанта. Поэтому, не долго думая над способом выполнения командирского приказания, замполит пристроил молодого, отправив его в строй:
- Стань рядом во-о-он с тем старшим лейтенантом и, когда к тебе подойдет большой полковник, представься, да не забудь сказать, что жалоб и заявлений не имеешь.
Передав прибывшего офицера этаким футбольным пасом в направлении общего построения с ориентиром на некоего старшего лейтенанта, капитан убежал по своим неотложным замполитовским делам. А подрастерявшийся от полного отсутствия внимания к своей особе лейтенант занял указанное место в строю при полном непонимании происходящего. Рядом стоящий ориентир впоследствии оказался как раз тем, на смену которого Николай и прибыл в часть. Покосившись на молодого, более старший понял, что прибыла замена, но свою заинтересованность почему-то никак не проявил, очевидно, как и командир части, настраиваясь на встречу с Огарковым.
Николай же как-то сразу почувствовал себя не совсем на своем месте. Всё происходящее и близко не напоминало должного. Ни тебе парадной формы, которой-то при себе и не было, поскольку перед предполагаемой отправкой за речку её пришлось за ненадобностью отправить посылкой родителям. Ни тебе представления перед офицерами части, ни организованного начала приема должности. В общем, всё не как в школе учили. Да к тому же и полевая форма из плотной и тяжеловатой для данного климата «ЧШ», в которой он приехал и сейчас находился, явно не в свою пользу отличалась от легкой «ХБ», в которой, судя по всему, неплохо себя чувствовали все остальные. Особенно не к месту казались сапоги и фуражка. На ногах и офицеров, и солдат этой части красовались до блеска начищенные ботинки, а на головах почти ковбойского вида армейские панамы. Настоящей белой вороной почувствовал себя лейтенант, да и прическа опять же не в порядке ... Горький привкус неприятности робко намекнул на её неизбежность.
Проверяющий приступил к строевому смотру. Прозвучали команды, приветствия-ответствия, новые команды. Всё, что требовалось в таких случаях, делал и лейтенант, повинуясь общему движению и имея неплохие курсантские навыки в строевой подготовке. А затем большой полковник приступил к индивидуальному осмотру и опросу, подходя к каждому офицеру и принимая от каждого доклад следующего содержания:
- Товарищ полковник. Командир первой стартовой батареи капитан Иванов. Жалоб и заявлений не имею.
В принципе, каждый имел полное право, как пожаловаться на что-либо, так и заявить о чем-либо. Однако, глядя на большую и строгую личность полковника, Николай смутно представлял себе смелую возможность подобной вольности.
Начальственный осмотр потенциальной жертвы занимал всего несколько секунд. Чувствовалась, скорее, некая дань обязательности следования установленному порядку проведения строевого смотра, нежели действительная строгость оценки соответствия внешнего вида военнослужащего непорочной доблести советского воинства. Однако ... вскоре очередь подошла к старшему лейтенанту и тот представился:
- Товарищ полковник. Командир взвода управления, начальник связи старший лейтенант Семенов. Жалоб и заявлений не имею.
А следующим стоял молодой, которому тоже как-то надо представиться. А как, ежели пока ты здесь никто? Ничего не придумав другого, как объявить себя ещё в непринятой должности, Николай произнес:
- Товарищ полковник. Командир взвода управления, начальник связи лейтенант Данилов. Жалоб и заявлений не имею.
Полковник удивленно посмотрел на обоих, потом на командира части и с нескрываемым раздражением произнес:
- Мур-р-р-анов, у тебя что, два взвода управления?
Майор Муранов как-то не ожидал такого поворота событий. Однако же, сам виноват, не стоило передавать лейтенанта в руки замполита, а следовало проявить прозорливость и спрятать его до поры, до времени. Теперь же пришлось объясняться перед проверяющим. А тот всё смотрел и смотрел на молодого. Конечно, полковник всё понял, конечно же, всё видел и ему явно особенно не нравился неподобающий вид лейтенанта, причиной которого он и поинтересовался:
- Лейтенант, почему не стрижен?
- Так не успел, не нашел парикмахерскую, - честно признался тот.
- Даю вам пятнадцать минут. Подстричься и доложить, - приказал полковник и перенес свое внимание на следующего в шеренге.
У лейтенанта в мозгу взрыв с осколками непонимания и россыпью вопросов. Как пятнадцать минут? Где парикмахерская в этой пустыне? Он что, смеется? Что делать?
Подсказал старший сосед:
- Бегом в штаб, там дежурит сержант по фамилии Сыч, он и подстрижет.
Лейтенант рванул. Сыч находился на месте, из мало связной речи прибежавшего уловил главное и обкарнал его ножницами как умел. На всё про всё ушло минут двадцать. В ужасе от обновленного внешнего вида, но довольный найденным выходом из безвыходного положения, лейтенант прибежал к полковнику с докладом:
- Товарищ полковник ваше приказание выполнил. Разрешите стать в строй?
Огарков внимательно осмотрел лейтенанта и неожиданно для того произнес:
- Я вам давал пятнадцать минут, а прошли все двадцать. Почему не выполняете приказы заместителя командующего?
И промолчать бы летёхе, виноватость изобразив образцовую, но что-то щелкнуло в глупой молодой голове. Он-то рассчитывал на похвалу за оперативность и находчивость, а ему ещё и в вину ставят какие-то жалкие пять минут. И лейтенант, очевидно думая о нанесенной обиде и переваривая информацию о полковнике, как-то неожиданно и задумчиво озвучил свой внутренний голос, в глубине сознания повторявший и повторявший последние услышанные два слова, выдав при этом в ответ совершенно глупый вопрос:
- Заместителя командующего?
И грозный проверяющий взорвался:
- Мур-р-р-анов, я что, каждому сра…му Лит-т-т-тинанту лично представляться должен??!!
Майор Муранов побледнел, покраснел, позеленел, тяжело посмотрел, промолчал, запомнил.
Полковник Огарков, добавив к сказанному несколько порций крепкого начальственного возмущения, ещё тяжелее посмотрел и не менее крепко запомнил. А затем, неожиданно по-стариковски вздохнув, успокоился и продолжил утомительное движение вдоль строя, терпеливо ожидающего окончания столь тягостного мероприятия.
Лейтенант тоже вздохнул, подумав, что гроза миновала, и с легкостью молодого человека запоминать ничего не стал.
Однако ... Теперь, бывая в дивизионе и увидев лейтенанта Данилова, Огарков с нескрываемым сарказмом произносил:
- А-а-а, это тот Лит-т-т-тинант, которому полковник представляться должен?
Глава 4. Завтрак отменяется
Идет, бредет голодомор?
Ну что вы ... легкий форс-мажор.
Второй случай, повлиявший на особое отношение полковника Огаркова к связному лейтенанту Николаю Данилову, нагрянул нежданно и скоро.
После злополучного строевого смотра прошло несколько дней. Лейтенант принял должность, став полноправным командиром взвода управления, одновременно и начальником связи части. Началось становление личности молодого офицера. Но вновь что-то пошло не по накатанным рельсам школьных постулатов. Мудрые преподаватели учили, что вновь прибывшему офицеру полагается пару недель на элементарное освоение окружающей неизвестности. Не следует его привлекать к серьезным дела, караулам и дежурствам. Не военное же время, дайте спокойно в суть происходящего вникнуть. Так нет же, не прошло и недели, как лейтенанта определяют в наряд, к тому же и дежурным по части. А он и части-то всей ещё толком не познал. Ну и получите командиры на ваше драгоценное здоровье закономерное происшествие с крайне недрагоценными последствиями.
Особенность дежурной службы в дивизионе заключалась в полной её автономности с вечернего времени, когда весь командный состав убывал на покой, и до его утреннего возвращения в часть. Умудренный армейским опытом читатель не преминет ухмыльнуться, мол, что ж тут особенного, на то она и дежурная ... везде так. Однако не везде её отделяет от убывших в домашние терема семьдесят километров первозданной пустыни. Ежедневно вечером офицеры и прапорщики означенный километраж мерили в дежурном транспорте до жилого городка Каттакурганского гарнизона. Утром же колесили в обратном направлении на свою служебную точку (так называли место расположения дивизиона). Так что, оставшаяся на хозяйстве троица в составе дежурного по части, начальника караула и дополнительного ответственного офицера, на скорую поддержку штанов рассчитывать никак не могла.
Лейтенант немного поудивлялся столь негуманному обращению, повозмущался при полном согласии в обществе такой же обездоленной и бесправной молодой общины, но вынужденно смирился с неизбежностью принятия права власть имущих. Заинструктированный до душевного содрогания суровым начальником штаба, привел форму в порядок, слегка отдохнул и в назначенное распорядком время вполне достойно провел развод заступающего наряда. Последующие привычные для любой воинской части повседневные мероприятия проходили под его бдительным контролем по вяло текущей нормали до самого отбоя, после которого произошло что-то пока лейтенанту непонятное.
По окончанию вечерней поверки и десятиминутного времени на подготовку ко сну, прозвучала команда дневального «Отбой». Лейтенант выдержал командирскую паузу перед входом в казарму, дав толику времени солдатскому муравейнику на самостоятельное успокоение. Затем решительно двинулся в спальное расположение с твердым намерением ускорить процесс и ... лицезрел ... пустоту. Никто не выходил, наоборот все зашли, но казарма загадочно осиротела. Один дневальный стойко подпирал свою тумбочку, да дежурный по батарее зыбкой тенью скользил в дальний угол расположения. Только настежь открытые окна и совершенно пустые кровати без постельных принадлежностей, поскрипывая металлическими сетками, свидетельствовали о тайном бегстве всего муравейника. Вот тебе на, что это за оборот такой и как с ним бороться, Николай не понял, а потому избрал тактику применения уставного воздействия:
- Дежурный по батарее, ко мне!
Притаившаяся за дальней двухъярусной кроватью тень нехотя приблизилась, приняв человеческие очертания и, явно в предвкушении не хлеба, так зрелищ, притворно глуповато уставилась на начальника.
- Где личный состав? Почему казарма пустая? Что глазами лупаешь, докладывай.
- Так ведь спать все пошли.
- Куда это пошли?
- Да ведь кто куда и пошли.
- Всех вернуть, построить, доложить.
- Есть, - и озадаченная тень растворилась во тьме ночной. Остался один дневальный. Дабы не потерять последнего одушевленного признака казарменной жизни, лейтенант благоразумно от тактики уставного воздействия перешел к поисково-разведывательной.
Вооружившись фонариком, Николай приступил к поискам, с немалым удивлением познавая многообразие солдатских способов организации ночного отдыха. Таинственную пропажу он находил в каптерках, в котельной, на хоздворе, на кирпичных штабелях за складами и даже на крышах. Не очень-то церемонясь, лейтенант будил пинками и грозными командами дрыхнущее где попало воинство, отправляя его в штатное спальное расположение. Найденыши, не сопротивляясь, поднимались, скручивали свои ночные пожитки в матрацы и ... вновь пропадали, казарму категорически игнорируя.
Вспомнил лейтенант и про ответственного офицера, справедливо решив и его привлечь к восстановлению попранного порядка организации здорового солдатского отдыха. После долгих поисков, ответственный капитан нашелся на продовольственном складе в совершенно неготовом к активным действиям виде. Причина ослабления его мужественного организма легко угадывалась по пшеничному раздолью бутылочной этикетки на опорожненной стеклотаре и сально-луковому беспорядку на прикроватной тумбочке. Ответственный достопочтенно храпел.
Наконец молодой дежурный устал, и присел на лавочку в курилке при полном расстройстве мыслей. Причем оказалось, что в курилке присутствует ещё некто. Мало того, этот некто также имеет все признаки дежурного по части, то есть такую же красную нарукавную повязку и пистолет системы Макарова. Посмотрел лейтенант на себя, потом на призрак себе подобного и начал потихоньку сомневаться в реальности происходящего. Интересно, если он дежурный по части, то я ... кто? А «некто» ничего себе, сидит, покуривает, блаженствуя, поскольку ночь уже далеко за полночь и прохлада сменила духоту окончательно.
- Ты кто? - не выдержал Николай.
- Дежурный по части.
- А я тогда кто?
- Да и ты я вижу такой же. Привет, как дела?
Запутавшиеся мысли молодого лейтенанта начали потихоньку выстраиваться в относительный порядок. Это же, наверное, дежурный по соседнему дивизиону, о котором он, конечно же, знал. Просто ранее никак с ним не пересекался, поэтому совершенно не учел такой двойственной дежурной ситуации. Соседний или, как его называли «верхний» дивизион был точной копией. Дело в том, что на территории, так называемой, третьей точки (третьей потому, что были еще и вторая, и первая, но обе ближе к Каттакургану, а третья соответственно самая дальняя) находились два отдельных ракетных дивизиона. Причем каждый занимал свой этаж строений. Дивизион молодого лейтенанта занимал первые этажи, следовательно, его называли «нижним», а другой дивизион все вторые этажи, значит «верхний». Так что в курилке встретились два дежурных по части - нижнего и верхнего.
Поскольку Николай встретил коллегу, к тому же более опытного, он и поделился с ним своими ночными проблемами. В ответ тот, снисходительно ухмыльнувшись, просветил:
- Да не бери в голову ... нашел проблемы. В казармах спать невозможно, там жарко невыносимо. Бывает и гады ползучие всякие кусаться лезут. Вот солдатики и разбредаются на всю ночь по укромным прохладным и безопасным местам. Самое козырное место на крышах, а также по каптеркам разным прячутся, да и просто на земле ложатся, особенно возле бассейна, расстилают свои пожитки, огородятся чем-нибудь, обсыпятся вокруг махоркой и спят спокойно. Утром по любому все соберутся возле столовой, жрать-то захочется, вот там их и поймаешь как миленьких. Так что иди в дежурку и бодрствуй себе тихо, мирно возле своего сейфа с оружием. Тем более караул в этом дежурстве наш, так что я за него в ответе.
Просветительский монолог соседнего лейтенанта, более осведомленного в нюансах местных порядков воинской службы и своеобразия солдатского быта, слегка укротил молодую ретивость. Николай мысленно переключился на поиск оптимального варианта утренних решительных действий по приведению непослушного воинства к уставному порядку.
Утренняя зорька прочертила линию горизонта. Рассвело. Стрелки в часах построились линейно-вертикально. Пришло время общей побудки. В казарме пусто-гулко ахнуло:
- Батарея, подъем!
Пространство откликнулось эхом и оглушительной тишиной.
Спустя пять минут явно издевающийся дежурный сержант вновь проголосил:
- Батарея, выходи строиться на зарядку!
Но кто и куда вышел или не вышел, лейтенанту было уже совершенно не важно. Он принял свое тайное решение и направился в столовую. А место солдатского пищевого священнодействия существовало в полуполевом варианте. Здание в принципе имелось, но только пребывало оно в стадии затянувшегося ремонта. Поэтому еда готовилась в полевых кухнях, раздавалась лично каждому бойцу в котелок, а кушать извольте стоя за высокими столами, сколоченными из струганых досок.
Как бы не казалось странным, но этакое безобразие являлось следствием нашей помощи молодой афганской демократии. Дело в том, что оба ракетных дивизиона в 1980-м году вместе со своими соединениями вводились в Афганистан. А через два года, за ненадобностью столь избыточной мощи и очевидной дороговизны их бездейственного содержания, ракетчиков вывели вот на эту самую заброшенную с конца 70-х годов территорию, ранее принадлежавшей ракетным стратегам. Естественно от былого жизнеобеспечения здесь остались одни коробки зданий с остатками коммуникаций. Вот и обживались выведенные дивизионы как умели. Энтузиазма не прибавляло и состояние некоторой неопределенности. А вдруг всё же найдется им достойное дело за речкой. Тогда, как говориться «на конь», и в новый поход. Отсюда и неказистое состояние казарм и столовой, и полнейшее неприятие необустроенных мест отдыха со стороны того самого неуловимого личного состава.
Николай дождался приготовления завтрака. Вместе с дежурным соседом снял пробу пищи. Да, да ... Непосвященный читатель должен теперь знать, что именно дежурный по части первым подносит ко рту ложку кухонного солдатского кашеварства. Пробует, так сказать ... Вкусно ли? Соль-пересоль? А если нет, то, что же ... переготовить заставить? Автору наличие примеров подобных прецедентов неведомо. Тут главное понять - всё ли соответствует утвержденной командирской волей меню-раскладке, полны ли будут порции, нет ли заначки какой-никакой ... А вкус ... Калории - вот что главное.
А за совместной пробой молодой попросил бывалого строить свой личный голодный состав отдельно и гнать в три шеи чужих, то есть представителей «нижнего» дивизиона.
Наконец наступило время завтрака. Ручейки зелено-песчаных человечков потянулись на кухонные запахи, обещающие пополнения сил после беспокойной ночи, учиненной стараниями странного лейтенанта. Дежурный сосед ловко переловил своих бойцов, построил и направил к раздаче пищи. Чужие попытки проникновения на кухонную территорию пресекал нелюбезно:
- Куда-а, горемыки хреновы? В очередь, сукины дети, в очередь! Сегодня сверху вниз подают! Кто сказал? Папа римский сказал! Назад!
Человечки «нижнего» дивизиона, нервно переругиваясь и побрякивая пустыми котелками, сгруппировались отдельно, пока не понимая к чему столь ранее им неведомое разделение на очереди. Понимание пришло несколько позже.
Для начала, молодой и зеленый с их точки зрения ничего пока из себя не представляющий лейтенант разделил весь этот гудящий детский сад великовозрастных детишек на старшеньких и младшеньких. Степень доходчивости строгих команд повышалась применением близкого к пониманию малоцензурного сленга:
- Сержанты, ко мне! Построить, проверить по спискам, доложить ... так вас и растак! Если кто потеряет хоть одну оловянную голову, лишу завтрака всю орду голодных не рабов!
Да кто ж поверит в такое ... завтрака лишить. Ха! Совсем больной летеха. Молодо-зелено. Тем не менее, младшие командиры потихоньку изобразили народную картинку, близкую к пониманию военного строя. Несколько обескураженный дежурный сержант сгонял за списками вечерней поверки. Надо сказать, что, несмотря на очевидный бардак, сержанты всё же чувствовали свою ответственность. А вдруг что с кем случилось, придется отвечать. Так что почти все признались, что нет одного, другого, третьего, но это ничего, к общему построению они найдутся, не в первой.
Лейтенант же именно это и желал услышать. Он подошел к кухонной раздаче:
- Караул позавтракал?
- Так точно.
- Теперь берите два термоса. В один наливайте чай, в другой накладывайте кашу с мясом - это оставить для всего наряда. Остальное вычерпывай в люльку для помоев.
Наряд по столовой опешил:
- Как это в люльку? А народ, что кушать разве не будет?
- Народ не голоден, - завершил свою задумку лейтенант.
А затем вернулся к строю и объявил:
- Завтрака не будет. Я сам его съел. Ну, очччень проголодался, пока всю ночь бегал за вами негодяями бессовестными.
Народ оторопел. Помолчал. Когда, наконец, дошло, что завтрака точно не будет, загудел, заголосил. А лейтенант своё гнет:
- Сержанты ко мне. Так вас и растак, забыли кто вы, зачем и почему? А ну все в строй. Слушай мою команду!
- Ста-а-но-вись, мазурики завтрак проспавшие! Р-р-ав-няйсь! Сми-р-р-но! Напра-а-во! На плац бего-о-м, марш!
Точку в суровом монологе поставил горох короткой автоматной очереди со стороны караульного помещения. Лейтенант с удивлением обернулся на выстрелы, инстинктивно потянулся рукой к кобуре ... Строи подразделений замерли. Лейтенантская истерика, сторонний намек на подтверждение решимости его действий и угрожающее движение к оружию смешались в голодном сером веществе личного состава в нечто единое. Окончательно лишившись способности здраво мыслить, народная масса включила в своем сознании единственно верный в подобных случаях инстинкт самосохранения. Нейронные импульсы мгновенно передали нижним конечностям команду «начать движение». На плац, догоняя, прибежали, даже те, кто потерялись и нашлись.
Очумевшие сержанты развели подразделения по затертым песчаной поземкой когда-то белокрасочным квадратам и приступили к занятиям строевой тренировкой. Голодный и злой личный состав, ошарашенный дерзостью и вопиющей наглостью зеленого летёхи, прозрел до осознания своего военного настоящего. И зашагал, затопал, потрясая удивленную пустыню давненько ею не слыханным кованным грохотом солдатских ботинок.
А молодой дежурный по части зашагал к контрольно-пропускному пункту для встречи командира и других прибывающих офицеров. Наряд по КПП в полном составе возился с заклинившей и не желающей открыться настежь половинкой ворот. Вокруг суетился, давая ценные указания ответственный офицер. Внешне капитан выглядел совершенно трезвым. Судя по легкому кивку и привету в адрес лейтенанта, он пока не знал, что тот успел натворить. Проспал, однако, товарищ.
Командирский УАЗик пересек линию ворот. Остановился. Командир вышел. Лейтенант принял соответствующий приему высокопоставленного лица вид и подал команду:
- Смир-р-р-но!
После чего спокойно доложил:
- Товарищ майор во время моего дежурства происшествий не случилось за исключением: личный состав в казарме не ночевал, наказан лишением завтрака.
Командир дивизиона майор Муранов с минуту тяжело усваивал услышанный скорей всего впервые за свою службу подобный доклад дежурного, потом процедил сквозь зубы:
- Это опять ты, лейтенант?
И, повернувшись к остолбеневшему ответственному офицеру:
- А ты где был, идиот?
Затем, метнув молнию командирского гнева в сторону выбравшегося из подъехавшего автобуса замполита, выдавил:
- Капитан, займись.
Передав лейтенанта в теплые комиссарские объятия на неминуемое растерзание, командир хладнокровно отправился по направлению к зданию штаба, где его ожидал дежурный сержант с менее важным, но, что главное, безсюрпризным докладом.
Замполит, выслушав лейтенанта, побледнел. Это было не просто происшествие, а тяжелое происшествие. Сознательно оставить солдат без пищи - это же тема для разборок и наказаний уже не только на уровне части, смотри выше. Надо было что-то немедленно предпринять в успокоение накалившейся ситуации с солдатским голодомором, и на время замполит забыл про наглого молодого дежурного.
В первую очередь накормить, а то не миновать бунта. Очень кстати оказался стоявший рядом растерянный ответственный офицер, так как это был не кто иной, как заместитель командира по тылу.
- Давай бегом организуй что-нибудь пожрать голодной толпе, - придал замполит зампотылу нужное направление.
Голодающих накормили консервами. Надо полагать те втайне были даже благодарны борзому лейтенанту, ведь выданная тушеночка получше будет утренней пшенной кашки с признаками мяса. Очевидно, довольными остались и свинки да кабанчики подсобного хозяйства. Наверняка у них состоялось самое вкусное и богатое пиршество всей скромной и недолгой жизни.
Лейтенанта с дежурства не сняли. Объявили выговор, а дело замяли внутренним разбирательством. Дежурному соседнего дивизиона тоже перепало на орехи. Как оказалось, той автоматной очередью, так возбудившей солдатское воображение, бабахнул в пулеулавливатель караульный при заряжании оружия. Порядок заряжания нарушил и ... В армии такое случается.
И всё же, несмотря на принятые меры строгой секретности, каким-то одному ему известным способом о происшествии с «голодомором» узнал полковник Огарков. И теперь, бывая в дивизионе и увидев лейтенанта Данилова, Огарков, в зависимости от настроения, произносил уже одну из двух фраз:
- А, это тот Лит-т-т-тинант, которому полковник представляться должен?
Или так:
- А, это тот Лит-т-т-тинант, что солдатским завтраком поросят накормил?
Глава 5. Несостоявшаяся встреча
Ты что личину отвернул ...
да, ты к тому же улизнул?
На особое отношение полковника Огаркова к молодому командиру взвода не мог не повлиять и ещё один довольно таки скандальный, однако и не лишенный частички юмора случай из его службы в отдельном ракетном дивизионе. А произошло следующее.
Примерно через год после не совсем удачного первого офицерского наряда лейтенант Данилов в очередной раз принял груз ответственности дежурного по части. Год службы возымел свое положительное действие. Теперь в наряд заступил не молодой летёха-птенец, а оперившийся и достаточно опытный, пусть пока не орел, но, скажем так, кречет.
Никаких отмен завтраков, обедов и ужинов он более не позволял. Всё строго по распорядку вплоть до ночевки большинства личного состава в родной казарме. Почему не всего? Потому как в каждой воинской части нештатно выделяется некоторая категория околоначальственного контингета. И эти постоянно занятые особыми поручениями нагловатые личности частенько ночью оставались, так сказать, дорабатывать дневные дела в кабинетах своих начальников, старшинских каптерках, продовольственных или вещевых складах. Тем не менее, не принимая во внимание столь незначительные мелочи, дежурство проходило в относительно спокойной обстановке мирного сосуществования двух извечных противоположностей: «так надо» и «так не желаю».
Утреннюю встречу командира дежурный выполнил безупречно. Личный состав занялся дневными делами под руководством прибывших офицеров. А лейтенант в отведенное распорядком дня время решил использовать разрешенные ему для отдыха четыре тихих часа точно по назначению. Снял с руки красную повязку с надписью «Дежурный по части» и, как того требует устав, не раздеваясь, а только разувшись, прилег на кушетку.
Август. Жара туркестанская под пятьдесят в тени. В дежурке душно. Сон тяжелый. А воды перед сном выпито немало, организм того требовал. И, конечно же, не мог он не потребовать и обратного. Делать нечего, встал лейтенант, обулся и в помято-растрепанном состоянии и с чувством давящей избыточности покинул казарму. Солнце в глаза слепит, ничего не видно. Общественный туалет далеко. Завернув за угол, подошел к опаленному солнцепеком тополю, дежурному так сказать для таких дел. Причем никакой антисанитарии в этом месте и близко не наблюдалось, так как использовалось дерево только в исключительных случаях, последствия которых смывались текущим здесь же тоненьким ручейком, рожденным постоянно действующим фонтанчиком из прогнившей подземной водопроводной трубы. Ручеек не имел никакой возможности впадать в более серьезную водную стихию, поскольку частично поглощался стихией песчаной, частично бесследно выжигался белым солнцем туркестанской пустыни. И только приступил лейтенант к совершенно необходимому делу, как вдруг ... будто током прострелило ... кто-то смотрит и кажется даже с интересом и будто бы с нескрываемым осуждением. Затылком почувствовал этот взгляд лейтенант.
И тут до него доносится рёв:
- Ра-Ра-Ра-Ра !!!
Но ведь дело-то такое делается, что не прервать его без последствий негативных. А рёв перешел уже в рык:
- Ры-Ры-Ры-Ры !!!
По крайней мере, так лейтенанту слышалось. Завершив ритуал, дежурный обернулся и увидел ... Лучше бы такое не видеть ему и в страшном дежурном сне. На дороге, напротив входа в казарму стоят и наблюдают неотложные лейтенантские дела командир дивизиона майор Муранов и сам полковник Огарков. Это они ревут и рычат.
Дело в том, что Огарков прибыл в часть, как это частенько бывало, неожиданно и в сопровождении командира направился посмотреть на дела текущие. А тут вот такие делишки ... текут. К тому же и нарушитель при этом не просто какой-нибудь неблагоразумный представитель сержантско-солдатской общины, а сам дежурный по части, то есть главный блюститель порядка этот самый порядок наглейшим образом и нарушает. Ну и озверели оба больших начальника, в унисон озверин выплескивая.
А у лейтенанта в голове одна мысль: «Повязка дежурного где? Без неё же никак нельзя». И рванул в дежурку за этой самой повязкой. А с дороги новая порция гнева:
- Ты куда это побежал, негодяй, такой и рассякой!!?? От полковника мор-р-рду вор-р-ротишь!!??
Лейтенант забежал в дежурку, нашел повязку, надел, поправил на себе всё что надо, портупею подтянул. Ну, думает, теперь готов к встрече. Выбежал, а встречать-то уже и некого. Ушли начальники. Не дождались. Покричали, порычали, плюнули, растерли и ушли.
Вздохнул лейтенант. Сон пропал. Оболевали сомнения - идти или не идти к Огаркову доложиться. Пока в великих думах перебирал варианты представлений довольно мокрого дела в сухих выражениях предстоящего объяснения, в подразделениях закончились занятия и личный состав вернулся в казарму. Пришлось лейтенанту заняться другими делами текущими: обед, проверка караула, подготовка заступающего наряда, сдача своего. Так и день завершился. От командира потом получил по полной и больше.
А Огарков? Огарков, теперь, бывая в дивизионе и увидев этого связного лейтенанта, в зависимости от настроения, произносил уже не одну и не две, а одну из трех фраз:
- А, это тот Лит-т-т-тинант, которому полковник представляться должен?
Или так:
- А, это тот Лит-т-т-тинант, что солдатским завтраком поросят накормил?
А иногда и этак:
- А, это тот Лит-т-т-тинант, который морду от полковника воротит?
ЭПИЛОГ
Прошло время, в части произошло немало изменений. Поменялся командир, при котором в первую очередь в казарме и отремонтированной столовой установили кондиционеры, наладили водопровод и канализацию. Сержантско-солдатское общество из всех укромных доселе уголков потянулись в свой общий вполне уже человеческий муравейник. Пошла в рост боевая подготовка, служба наполнилась настоящим смыслом и интересом. Да таким, что срочники из соседнего «верхнего» дивизиона, где дела по прежнему были «не ах», просились послужить в «нижнем».
Лейтенант Николай Данилов оперился окончательно, окреп душой и немного телом, и его скромный, но вполне добросовестный воинский труд уже не мог не оценить не очень-то щедрый на похвалу полковник Огарков. Выглядело это своеобразно. Он просто перестал сопровождать встречи с лейтенантом своими язвительными фразами, а многозначительно иронически ухмылялся, наверное, припоминая его прежние, как в армии говорят, залеты.
Да и много ещё чего интересного и важного произошло. Не поменялось только одно обстоятельство: неизменным проверяюще-контролирующим офицером здесь по-прежнему оставался полковник Огарков.
И наступил тот день, когда подошла к логическому и неизбежному завершению его военная служба. И, уходя на заслуженный отдых, полковник приехал попрощаться в так часто им посещаемый и ставший по-настоящему близким небольшой отдельный ракетный дивизион Каттакурганского гарнизона. И было застолье с воспоминаниями и хорошими пожеланиями. И офицеры части подарили ему на память очень даже приличный по тому времени радиоприемник «Россия» с красивой памятной надписью-гравировкой от личного состава дивизиона.
Да, наверное, этого большого, строгого и по настоящему, всей душой болеющего за порученное дело человека тот самый личный состав даже больше чем просто уважал. Было что-то в его отношении к этому небольшому воинскому коллективчику, делающему свое такое обычное военное дело на той не очень хорошо обустроенной самой далекой в гарнизоне пустынно-пыльной третьей точке и в обратном отношении коллективчика к нему такое, что не могло не запомниться чем-то определенно хорошим и на всю жизнь. Именно о таких офицерах совершенно точно подмечено: Настоящий Полковник.
Вот такие бывают армейские отношения ... высокие
Предыдущая часть:
Продолжение: