Всем добра! Пересматриваю замечательный сериал девяностых "Петербургские тайны", и решила о нём немного поговорить. Несмотря на скудость бюджета и символическую оплату актёрского труда, планка была взята высокая, и её удалось удержать. Блестящие актёры, волнующие музыкальные темы от композиторов Андрея и Ольги Петровых, виды Петербурга, напряжённое закрученное действо и необычайная атмосферность, возникшая в результате всего перечисленного, - в этом сериале есть чем полюбоваться и сегодня. Однако есть с чем и поспорить.
Цепь драматических событий, изменивших судьбы многих, начинает раскручиваться с пари, заключённого князем Владимиром Шадурским с поручиком Лихаревым на небогатую, но честную замужнюю даму Юлию Бероеву. Не в силах выиграть пари честным путём, молодой щёголь одерживает победу обманом, что приводит к трагической смерти мужа Бероевой, после чего погибает её нерождённый ребёнок от князя. Желая отомстить Шадурскому, Бероева случайно превышает, как сказали бы сегодня, пределы необходимой обороны - и оказывается в следственном отделе.
Даму допрашивает внимательный, эмпатичный следователь. Их разговор тщательно фиксирует писарь. Женщина остаётся в здравом уме и твёрдой памяти, она рассказывает следователю о насилии без утайки. Следователь чувствует, что она говорит правду, и желает помочь ей. Что же может пойти не так? Да практически всё! Опустим сговор Шадурских и их управляющего, намеревающихся любой ценой спасти князя от правосудия. У следствия были свои возможности и козыри, бездарно упущенные в итоге. Позднее, придя к Бероевой в камеру, господин следователь покаянно скажет: "Я ничем не смог помочь вам", не добавив только "... а ведь имел возможность". Разберём же его ошибки по хронологии.
1. Следователь не уточняет предысторию знакомства Шадурского и Бероевой
Бероева с места в карьер начинает рассказывать о насилии, и следователь не пытается уточнить, как, собственно, о женщине узнал Шадурский. Это очень важно, поскольку Бероеву с Шадурским познакомила Долли Шеншеева. Юлия Николаевна наверняка упомянула бы этот факт и заодно вспомнила бы, что Долли находилась в её доме, когда от Шадурского прислали цветы с запиской. Долли наблюдала сборы Бероевой к генеральше фон Шпильце, но самое важное - она и предупредила Бероеву о пари! Задай следователь простой вопрос, он мог бы выйти на важнейшего свидетеля по делу. А нам было бы любопытно посмотреть, рискнула бы Долли сказать правду или ради чувств к Шадурскому окончательно предала бы подругу. Ведь пойти в следственный отдел из чувства справедливости и по зову совести она так и не сподобилась.
2. Следователь не вызывает акушерку на допрос после первого показания Бероевой
По рассказу обвиняемой легко предположить версию сговора между генеральшей и Шадурским. Но к акушерке Бероева пошла сама - стало быть, это мог оказаться независимый свидетель, притом располагающий большим объёмом сведений. Это очень важно. Но следователь не придаёт этому значения, и раньше следствия Эльзу Францевну навещает с угрозами Хлебонасущенский. Только после ПОВТОРНОГО упоминания об акушерке следователь соображает, что не худо бы вызвать на допрос и её. Но уже поздно.
3. Следователь не вызывает на допрос Морденко, чтобы подтвердить или опровергнуть слова генеральши
Генеральша фон Шпильце показала на допросе, что её племянник болтал с ростовщиком Морденко о бриллиантах, и тот проговорился о чужой вещи, да ещё и назвал адрес женщины, которая приносила ему бриллиантовые серьги. Зная Морденко, вообразить эту ситуацию трудно, ибо ростовщик был подозрителен и, мягко говоря, не болтлив. Следователь, между тем, хорошо знал его, ведь беседовал с Морденко о его собственном сыне Иване, которого тот отказался вызволять из тюрьмы. Что же помешало следователю вызвать Морденко по делу Бероевой? Банальное нежелание снова общаться с этим человеком?
4. Следователь не уточняет у доктора Катцеля возможную причину обморока Бероевой
На очной ставке с фон Шпильце Бероева второй раз говорит о странном вкусе кофе. Трудно не обратить на это внимания. Внимание могла обратить и хитрая генеральша, так что доктора следовало позвать прямо при ней, а её тут же вывести - чтобы не успела предупредить об опасном моменте. Прежде всего, стоило спросить доктора без конкретики, чем мог быть вызван обморок Бероевой. После этого уместен был бы вопрос, не мог ли внешний фактор повлиять на этот обморок. А дальше попробовать спровоцировать доктора: например, какие-то вещества... или яды? Например, подмешанные... в напиток? Например... в кофе? Доктор мог разволноваться и отступить от выученной роли. Но вместо этого следователь выясняет у Катцеля, не мог ли быть обморок следствием беременности. В ответ доктор справедливо заметил, что признаков беременности у женщины не наблюдал. Уж конечно! И не мог наблюдать, ведь она только-только начиналась!
5. Следователь не замечает подмены акушерской книги
А ведь её переписали от листа до листа, причём сделала это, судя по всему, сама Эльза Францевна. Однако новая книга не могла выглядеть в точности так же, как старая, поскольку старая велась длительное время и вид должна была иметь соответствующий. Как ни аккуратна была акушерка, а пятна чернил, загнутые листы, потрёпанный корешок - многие признаки могли указывать на продолжительность ведения книги. Напротив, их отсутствие могло бы насторожить умного человека. Кроме того, в те времена уже существовала графологическая экспертиза, которая могла установить если не давность записей, то уж точно их характер - Эльза Францевна должна была очень сильно торопиться. Так что не помешало бы взять у женщины образцы почерка - для сопоставления.
6. Следователь не пытается добиться показаний от Глаши
Очная ставка с Эльзой Францевной ввергла служанку Бероевой Глашу в ступор. Раздавленная всем происходящим, робеющая в присутствии следователя, она натолкнулась ещё и на молчаливое презрение акушерки и сразу поняла всё - и что та отказывается узнавать Бероеву, и что против хозяйки ополчились какие-то могущественные силы. Всё это лишило служанку последнего самообладания. Однако следователь должен был добиться-таки ответа на поставленный вопрос. Он мог успокоить Глашу, мог попросить отойти назад - так, чтобы больше не видеть лица акушерки. И после этого повторить свой вопрос. Даже если бы это не помогло, он мог вызвать её одну и заставить вспомнить дополнительных свидетелей. Это очень важно, так как Глаша могла указать на дворника, на которого позднее вышел Ковров.
7. Следователь позволяет Шадурским и Хлебонасущенскому диктовать условия очной ставки
Следователь вместе с Бероевой и секретарём прибывает в дом Шадурских на очную ставку с младшим князем. Во-первых, он принимает присутствие маман Шадурского как должное. Это нарушение, так как родственник на допросе может оказывать психологическое давление на вторую сторону, может пытаться отвлекать и влиять на ход допроса. Но допустим. Следователю, однако, этого мало: при разговоре позволено присутствовать и заботливому Хлебонасущенскому - не доктору и не члену семьи. Крайне непрофессионально, учитывая, что Хлебонасущенский ранее пытался подкупить этого же самого следователя. Поставить на место управляющего было нетрудно, напомнив, что мать способна сама проследить за состоянием больного. Но следователь дал слабину.
Забавно, что первая реплика во время очной ставки произнесена Хлебонасущенским, который за минуту до этого обещал молчать как рыба. После этого, по идее, следователь должен выгнать его - но не выгоняет. Он позволяет князю переглядываться с управляющим и зачем-то отвечает на вопрос Шадурского, совпадают ли его показания с показаниями генеральши. Потом разыгрывается мизансцена с истерикой и принятием лекарств, и завершается всё "обмороком" княгини и дружными воплями Шадурского и Хлебонасущенского, совсем уж непристойными.
Шадурский играет роль - но он и вправду боится, ему не нравится взгляд Бероевой. Останься он без группы поддержки - неизвестно, как повернулось бы дело. Кстати говоря, Шадурский упоминает, что был представлен Бероевой на рауте. И следователю снова неинтересно, кто же их представил друг другу. А ведь это могли сделать намеренно, планируя преступление.
8. Следователь не замечает подкупа секретаря заседания
Негативные показания акушерки - казалось бы, незаинтересованного лица, которое явно не состояло в знакомстве с князьями, - не удивляют следователя, а, между тем, об акушерке слышали от Бероевой только он да секретарь. Следователь не обращает внимания на задержку Гуськова в доме Шадурских. Не придаёт значения и тому, что секретарь услужливо подсказывает формулировку приговора Бероевой. Не настораживает его и то, что при появлении Коврова секретарь не хочет возобновлять протокол дела и начинает препирательства. Разгадав предыдущие "звоночки", тут-то можно было и выпроводить секретаря, попросив другого. Это очень важно. Тогда остались бы живы дворник Алёшка и, вероятно, поручик Антон Лихарев, следствие получило бы новые показания, а Коврова не упрятали бы за решётку.
По итогу. Следователь, конечно, был человек добрый и участливый. Несмотря на комедию в доме Шадурских, он продолжал учтиво обращаться с Бероевой и вообще до последнего старался ей помочь - только вот не теми методами! Даже Ваня Вересов попенял ему на выход за рамки профессионального поведения. Самого Ваню он обозвал бараном, чтобы встряхнуть, Бероевой делал комплименты и давал советы, о которых она не просила. Но от него требовалось другое - хорошо расследовать дело! Он разумно поступил, подав в отставку. Такому человеку лучше быть учителем в гимназии - порядочным, серьёзным, внимательным. И максимум, что придётся расследовать на этом поприще, - кто разбил окно в классной комнате да кто в кого залепил снежком.
Спасибо всем, кто прочёл! Надеюсь, было занимательно!