Началось с малого.
Сначала перестали петь птицы. Люди заметили это не сразу — просто однажды утром воздух над городом оказался пустым, без щебета и воркования. Потом замолкли собаки. Даже те, что обычно лаяли без остановки, теперь сидели, прижав уши, и смотрели вдаль стеклянными глазами.
А потом исчезли звуки машин.
Не то чтобы двигатели перестали работать — нет, они ревели, колёса шуршали по асфальту, но… ничего не было слышно. Как будто кто-то выкрутил громкость мира на ноль.
Оля первой поняла, что что-то не так. Она проснулась от того, что не услышала будильник. Вернее, телефон вибрировал, экран светился — но звука не было. Она потрогала горло, проверила, не онемело ли:
— Привет?..
Её голос не долетел до ушей.
На улице было ещё хуже. Люди открывали рты в крике, дети плакали, сирены машин мигали — но тишина оставалась нерушимой.
Макс, звукорежиссёр, думал, что сошёл с ума. Он бил по барабанам, ронял стаканы, кричал в микрофон — но динамики молчали. Даже вибрации не улавливались.
— Это как… звук есть, но он не доходит, — написал он в блокноте, тыча пальцем в слова, чтобы Оля поняла.
Она кивнула, затем резко схватила его за руку.
Из динамика ноутбука вдруг прорвался один-единственный звук — долгий, низкий гул, будто стон исполинского существа.
И тут же погас свет.
К вечеру город погрузился в полную тишину.
Люди тыкались в телефоны, но даже вибрация исчезла. Они стучали по столам, били посуду — ничего.
А потом начали пропадать отражения.
Сначала в витринах, потом в зеркалах. Люди видели только пустоту там, где должны были быть их лица.
Оля и Макс сидели в квартире, прижавшись друг к другу. На столе перед ними лежал блокнот:
Последние записи в блокноте Макса были исписаны нервным, рваным почерком:
«Они не забирают звук. Они забирают НАС.
Звук — это дверь. И мы её открыли.»
Оля прижала ладонь к груди, но не почувствовала привычного ритма. Сердце билось — она знала, что оно бьётся — но шепота крови в жилах больше не было.
За окном, в кромешной тьме, что-то шевелилось.
Не тени, не силуэты — провалы. Пустые места, где воздух дрожал, как над раскалённым асфальтом. Они двигались против ветра (если ветер ещё существовал).
Макс схватил Олю за руку и потянул к двери. Надо бежать. Но куда?
Вдруг — удар.
Не звук, а отсутствие чего-то — как если бы мир на миг вывернули наизнанку. Зеркало в прихожей треснуло без единого щелчка. В трещинах отражалось…
Не их лица.
Другие.
— Они внутри, — беззвучно прошептала Оля.
Её губы сложились в слова, но язык уже не вибрировал в полости рта.
Макс попытался закричать, когда провалы начали просачиваться сквозь стены.
Но мир больше не передавал криков.
Последнее, что он увидел — Олю, тянущуюся к нему в неестественном, прерывистом движении. Как будто её изображение буксует на плохой записи.
Потом и она рассыпалась в тихий пепел неслышимого вздора.
А тьма за окном наконец вошла.
Через неделю в опустевший город вошли военные.
Они носили глушители на ушах — не ради защиты от шума. Чтобы не услышать, если что-то зашепчет в тишине.
Камеры фиксировали лишь одно:
На стене в квартире Оли и Макса кто-то вывел в пыли:
«МЫ СДЕЛАЛИ ИХ РЕАЛЬНЫМИ»
А в углу, на полу, лежал диктофон.
При нажатии на кнопку воспроизведения экран загорался красным — запись длилась 48 часов и продолжалась.
Но динамики молчали....