Столица середины прошлого века – образец тишины и порядка, где преступников ловили, видимо, только по праздникам. Даже коты вели себя интеллигентно. Однако не всё так благостно, как вспоминают бабушки с дрожью в голосе и слезами ностальгии. В 1954 году творческая Москва была потрясена скандалом и нешуточным – пьяный дебош с последствиями. Причём участниками инцидента стали не какие-нибудь гопники с окраины, а сливки советской богемы – писатели Суров и Бубеннов. Лауреаты Сталинских премий, как-никак. Почему скандал не удалось замять, и как отреагировали на произошедшее коллеги, расскажем в нашей статье.
Июльский день 1954 года. Народ в очереди в Третьяковку чинно переминается с ноги на ногу в ожидании шедевров – «Грачи прилетели», «Утро в сосновом лесу» и прочих вдохновляющих полотен. Всё чинно и благопристойно. И вдруг из окна дома напротив – не просто мат, а громкая разудалая перебранка, грохот, бьющееся стекло – драма на максимальной громкости. Из окна видны двое мужчин в одинаковых чёрных семейных трусах – модный пик того времени. Один кричит, другой машет руками. Что это? Спектакль? Нет, банальная пьяная драка, но с золотым составом: Суров против Бубеннова. Оба – лауреаты Сталинских премий, жильцы элитного Дома писателей в Лаврушинском переулке. Словом, сливки творческой богемы.
Разумеется, прибыла милиция. Составили протокол, призвали понятых, записали фамилии. Скандал замять не удалось: в Союзе писателей даже устроили парткомовское шоу – с раздутой драмой, вниманием к деталям, демонстрацией улик. Анатолий Суров раздул дело до космических масштабов. Он снял брюки и показал коллегам следы нападения: все четыре раны от вилки, вонзенной в мягкое место. Драматург заявил, что травма ударила по самому больному – творчеству, ведь он не может работать сидя.
Как пишет Александр Васькин в книге «Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой», этот скандал коллеги-писатели ещё долго вспоминали. А особо остроумные – Казакевич и Твардовский – даже сочинили сонет, увековечив «битву титанов» советской богемы.
Вообще, дом №17 в Лаврушинском переулке был местом уникальным. Построенный в 1937 году для «инженеров человеческих душ», он стал настоящим террариумом единомышленников. Здесь бок о бок проживали Катаев, Пришвин, Пастернак, Барто, Олеша, Казакевич… и, увы, Суров.
Одни писали, другие – делали вид. Некоторые, вроде героя этой статьи Сурова, предпочитали идти по головам, но при этом оставаться в статусе «любимца вождя». Обладатель двух Сталинских премий за пьесы «Далеко от Сталинграда», «Большая судьба», «Зелёная улица» был не просто пьющим – он был пьющим с идеологией. Пропагандой писатель занимался активно: врывался в ГИТИС, хрипел со сцены о «презренных космополитах» и клялся показать им, как надо писать по-настоящему. От них, видите ли, ему особенно доставалось. Особенно, если критиковали его гениальные шедевры. Но, как и у любого хорошего антагониста, у Сурова были и свои секреты.
Юрий Нагибин вспоминал, что Суров буквально знал всех уволенных еврейских драматургов, «черных литературных рабов», и присваивал их работы. Такая вот лицемерная схема: с одной стороны – публичная борьба с «безродными», с другой – их использование в своих целях.
Очередной скандал
Когда после смерти Сталина начался разбор полётов, выяснилось, что даже фамилии героев пьес Анатолия Сурова – из списка жильцов коммуналки, висящего на двери. Варшавский прямо на собрании ткнул коллегу носом в собственный «творческий источник». Суров, конечно, парировал: «Вы завидуете моему успеху!» – но спасло это его ненадолго. Исключили. Пьесы больше не ставили. А вскоре и до реального падения дошло – в нищету и забвение. Но не сразу: здоровье у Сурова оказалось на зависть критикам, ведь он умудрился дожить до 1987 года. Более того – его даже восстановили в Союзе писателей.
Что ж до скандалов в Лаврушинском – это не случайность, а классика. Вилочные дуэли, сплетни, интриги, плагиат под шумок антисемитской кампании – всё это было частью быта известных писателей и художников.