Тамара Ивановна Баринова сидела в кресле, изящно откинувшись на спинку, и прижала тонкие пальцы ко лбу. Позу она выбрала нарочито театральную — уж точно не ради удобства. Женщине казалось, что именно так она выглядит особенно трагично, словно только и осталось, что лепить её из мрамора или писать на холсте.
Веки дрожали, дыхание сбивалось и становилось поверхностным. Любой, кто вошёл бы в гостиную, сразу понял бы: Баринова страдает. Душевно. Глубоко. Искренне. Или хотя бы делала вид.
Правда, зритель у её спектакля был один — сын Валера. Парень опаздывал, и рука уже начала затекать в патетической позе, когда в коридоре послышались шаги.
— Мам? — обеспокоенно позвал Валерий, оглядываясь. — Тебе плохо?
Он быстро подошёл, опустился на колени перед матерью и с тревогой заглянул в её бледное лицо. Та вздрогнула, будто не замечала его приближения.
— Ах, сынок… Пришёл. — Голос её дрогнул. — Что-то мне нездоровится. Мигрень… сердце сжимается. Всё это уже было. Перед тем страшным днём… Когда мы потеряли Митеньку… Сердце матери, говорят, беду чувствует. Моё вот снова разрывается. Одного сына я потеряла, теперь, похоже, теряю второго.
Она всхлипнула и приложила к глазам платочек. Валера нахмурился, отстранился.
— Мам, ну хватит уже. Это не беда. Это — моя личная жизнь. Жениться и потерять брата — разве это сравнимо?
— Для меня — да! — резко вскрикнула Тамара. — Если ты предашь свою семью ради этой девки без роду-племени — считай, тебя больше нет. Погиб ты для меня.
Валера будто оплеуху получил.
— Вот как… — только и пробормотал он.
Мать кивнула решительно, поправила воображаемую складку на блузке.
— Я и хотела об этом поговорить. Ты опозоришь нашу семью, если не примешь предложение Капельниковых. Если не одумаешься — прощайся с поддержкой и наследством.
Она думала, что ударила в самое больное. Ведь вся жизнь Бариновых строилась на верности традициям, деньгам, влиянию. На самом деле, главное, что передавалось в их семье из поколения в поколение — не честь, а жажда наживы. Родители Валеры давно уже выбрали ему невесту — Диану Капельникову. Богатую. Подходящую. Выгодную.
А Валера… Валера полюбил. Всерьёз. Простую девушку. С небогатым прошлым и тёплым сердцем.
— И не надо мне говорить, что тебе плевать на деньги. — продолжала Тамара. — Вот твоя Анна, уверена, и полюбила тебя только за счёт. Лишись денег — посмотрим, останется ли она рядом.
— Ошибаешься. — сквозь зубы произнёс Валера.
— Это ты ослеплён. Твоя деревенская девчонка — охотница за богатством. Ты сам сказал: росла с бабушкой и дедушкой, без родителей. Думаешь, она упустит шанс вырваться в другую жизнь? Нет. Но стоит тебе потерять всё — и она сбежит.
— Ты судишь по себе? — в голосе Валеры появилась боль. — Личный опыт с отцом? Я между вами любви никогда не видел.
— Это не имеет значения! — закричала Тамара. — Она нам не ровня! Деньги должны быть рядом с деньгами! Диана — вот кто тебе подходит. А твоя Анна? Работает в кафе! В университете сессию завалила!
— Она брала академ, чтобы ухаживать за больной бабушкой. Работала, боролась. А потом всё равно вернулась к учёбе, устроилась официанткой, тянула себя сама. Это мы ей не ровня, мама. Мы просто потребляем то, что заработали до нас. А ты… что ты сделала в жизни сама? Даже этот дом принадлежит бабушке.
— Как ты смеешь?!
Но Валера уже не мог остановиться.
— Аня каждый день выживала. А мы всё время играли — в благородство, в статус, в фамилию. Но вот что я понял: важнее быть собой. А с Аней я, наконец, такой.
Он встал.
— Я сделал выбор, мама.
Тамара отшатнулась.
— Ты ещё пожалеешь! — бросила она. — Выбирай: либо мы, либо эта девка.
И вышла, оставив за собой шлейф горечи и запах дорогих духов.
Валера сел в кресло, в котором ещё недавно восседала мать. Поднял взгляд на семейный портрет. Пятеро человек. Бабушка София — строгая, неприступная. Отец, мать. Два мальчика — Митя и он сам, Валера.
Мите было девять, ему — два. Тогда, на том портрете, уже было ясно, кто в семье главный. Дмитрий — идеал. Отличник. Спортсмен. Гордость. А Валера… лишь тень.
После смерти Мити всё стало хуже. В глазах родителей читалось: «Лучше бы ты погиб». Его заставляли быть другим. Быть Митей.
И он старался. До тех пор, пока в его жизнь не вошла Аня.
Он увидел её в кафе. Бежала между столиками, неся тяжёлый поднос. И улыбалась. Ярко, по-настоящему. Он оставил крупные чаевые — а она догнала его на выходе, возвращая деньги.
— Пять тысяч за кофе?! — возмутилась искренне.
Он смутился. Она ушла, и он понял — хочет увидеть её снова.
С тех пор возвращался в кафе. Потом — позвал на свидание. Потом — влюбился. Совсем. До мурашек. До сальто в сердце.
Она рассказывала о бабушке, которой ухаживала, о деревенской жизни, о стипендии, работе. О том, как летом копала огород, доила корову и торговала мёдом с пасеки.
Он слушал и чувствовал, как ломается что-то старое и ненастоящее внутри него. Как рождается новый он.
Прошло два года. Он закончил институт и привёл Аню к родителям. Объявил, что женится. В ответ — скандал, ультиматум, лишение наследства.
Он выбрал Аню.
Переехал к ней.
Анна испугалась:
— Валера, это твоя семья. Я не хочу, чтобы ты её терял из-за меня…
— Я всё решил. — ответил он. — Или тебе теперь богатый не нужен?
Она шлёпнула его по плечу:
— Дурак ты. Но, ничего. Прокормлю.
Он засмеялся. Притянул её к себе. Защёкотал, заставляя смеяться и молить о пощаде.
Он больше не был «Бариновым, младшим». Он стал собой.
Здесь, в маленьком дачном доме, где пахло сеном, мёдом и счастьем, он впервые почувствовал: вот он — дом. Не там, где фамилия, а там, где любят тебя настоящего.