Он позвонил после долгого молчания, без раскачки. Сразу к делу — план, запуск, нужда в поддержке. Говорил быстро, возбуждённо, будто боялся, что я не дослушаю. Рассказывал про кофейню, которую хочет открыть “не как у всех”, с душой, уютом, идеей. Говорил о крафтовом зерне, о студентах, о мягком свете, о витрине с выпечкой. Просил триста тысяч. “Не в долг — в дело. Ты вложишься, потом отбить можно за год, может быстрее. Я всё просчитал.” Он не заметил, как превратил меня в кошелёк с ушами. Не спросил, могу ли. Не предложил договор, условия, хотя бы минимальный расчёт риска. Он знал, что я не отказываю. Раньше — не отказывала. Потому что он — младший. Потому что после смерти отца я стала для него не только сестрой, но и кем-то вроде постоянного спасательного круга. Я давала деньги на переезд, на курсы, на погашение кредита, на лечение собаки, на аренду помещения под прошлый “стартап”. Ни одна просьба не сопровождалась возвратом. Только обещания. Многословные, душевные, всегда звучащие ис