Почти три века отечественные историки спорят, почему скончался великий реформатору. Ледяные волны Лахты, коварный сифилис, камни в почках — каждая из версий звучит убедительно и по-своему логичная, однако все равно напоминает сюжет шпионского романа. Давайте окунемся в прошлое и попробуем по-новому взглянуть на последние три месяца жизни Петра I.
Последние крики императора и ледяная вода
Свидетели уверяли: в январе 1725-го Пётр кричал так, что дрожали стены Зимнего дворца, а спустя несколько суток лишь сипел — сил не осталось даже на жалобы по поводу болей. Записей о горячке в официальных бумагах нет, но о неприятных предсмертных муках императора не один раз писали его приближенные, превращая умирающего царя в трагического героя, который до кричал от боли целыми днями.
Классическая история гибели звучит почти как русская сказка. Говорят, что на Ладоге сел на мель солдатский корабль, и Пётр, по пояс в ноябрьской воде, сам вытаскивал людей с его палубы. Император промёрз, простудился, а врачей слушать не захотел. Однако походный журнал и дневник камер-юнкера Берхгольца безжалостно уничтожают эту версию. Так, в них говорится, что государь вернулся в Петербург раньше запланированного, пил на свадьбах и обходился без геройских поступков. Выходит, красивой легенде о «ледяной воде» верить нельзя — её придумали позже, чтобы смерть Петра казалась достойной пьесы.
Диагнозы без анестезии и трон без адресата
Французский посол Кампредон рассказал европейцам другую версию. Дескать, у русского царя обнаружили сифилис, который не смогли вылечить, пока он находился в Голландии. Итальянский доктор Азарини подтвердил эти слухи — и история зажила своей жизнью. Советский историй Михаил Покровский заявил об обоснованности этой версии и вычеркнул других болезни из возможных причин гибели Петра I. А Штелин, наоборот, обвинял гангрену мочевого пузыря — «антонов огонь», разъевший плоть. Наконец, Феофан Прокопович и медики XX века ставили менее скандальный, но не менее смертельный диагноз: мочекаменная болезнь, воспаление и запор урины, закончившиеся отравлением организма. Лабораторных проб, разумеется, не сохранилось — потому споры не прекращаются до сих пор.
Кстати, в 1722 году Пётр одним указом перевернул старый порядок. По его воле, теперь в России мог стать царем лишь тот, кого назовёт император, а не старший сын. И когда 28 января 1725 года его не стало, выяснилось, что имя наследника он так и не вписал. Сын-предатель давно казнён, внуку царь не доверял, бастардов по закону будто бы не существовало. В залах дворца возник страшный переполох, а каждый боярин в душе надеялся, что взойдет на престол.
Корона для «прачки»
Ещё при жизни царя вокруг него оставались лишь три близкие фигуры — супруга Екатерина и дочери Анна с Елизаветой. Но если последним государь позволял всё, кроме мысли о скипетре, то отношение к Екатерине во дворцовых кулуарах было откровенно спорным: иноземка, бывшая прачка, — как такой женщина может надеть корону? В итоге Пётр I нарушил неписаные табу и фактически подарил жене власть. Официального титула императрицы как «жены самодержца» ему оказалось мало — он решил сделать её государственной владычицей «вне зависимости от мужа».
В тиоге манифест 1723 года стал первой трещиной в старом порядке, а 7 мая 1724-го в Москву пришёл неожиданный праздник. Палату «утопили» в золоте и редком фарфоре, улицы увенчали триумфальные арки, а небо осветили фейерверками такой силы, что жар их, казалось, плавил колокольни. Ради празднества из Парижа примчалась изысканная карета, а на голову Екатерины легла почти двухкилограммовая корона, усыпанная жемчугами и драгоценными камнями. По словам некоторых история, находясь в бреду, Пётр выдохнул: «Отдайте всё…» — и устремил померкший взгляд в сторону жены, будто передавая ей страну без слов и печатей.