Глава первая. Приём граждан (и здравого смысла)
Меня зовут Алексей Рожков, и я живу в городе, где бюрократия — почти ремесло, а чиновники — чуть ли не градообразующий элемент. Каждый сентябрь здесь открывают новый отдел, а жители — как муравьи в муравейнике — бегают по коридорам с талончиками, надеясь отстоять свои права. Но в этом году всё изменилось.
Появился Суперчиновник.
Не просто государственный служащий — а настоящий герой: в облегающем синем костюме с эмблемой в виде печати, на плече — галстук-позиционер (он всегда указывает в нужную сторону), а на поясе — набор «специальных круглых штампов». Говорят, он прилетел издалека, словно герой старых комиксов, чтобы навести порядок в бумажных джунглях.
Я работаю в муниципальном центре «Открытая дверь». Моя задача — регистрировать жалобы и передавать их дальше. До появления Суперчиновника очереди были длиннее, чем список бумаг, требующих подписи. Сейчас же у дверей стоит лишь пара человек — остальные боятся подойти: «А вдруг он потребует отстоять в очереди за своим героическим пропуском?»
Я сегодня на утреннем совещании и вижу: зайдя в кабинет, Суперчиновник расправил плащ (он у него больше похож на кальку с печатями), оглядел ряд столов и громогласно сказал:
— Доброе утро, граждане! Я пришёл, чтобы уничтожить… здравый смысл!
Все замерли. Ни один из нас не знает, то ли он шутит, то ли действительно намерен. Помощник пытается подать ему кипу документов, но герой отмахивается:
— Я не буду читать их по правилам! Я буду утвердительно кивать… и ставить штамп без лишних вопросов!
На стене висит большой постер: «Ваши права — наша обязанность». Под ним стоят граждане с заявлениями. И вот один старичок протягивает пакет с документами:
— Мне нужно разрешение на строительство теплицы.
— Конечно! — говорит Суперчиновник и ставит штамп «УТВЕРЖДЕНО». — Добро пожаловать в эпоху решений без задержек!
Старичок ошарашенно улыбается, а я невольно думаю: «Да ведь у него даже нет никакой проверки! Где же логика?» Но Суперчиновник уже идёт дальше, распахивает дверь в архив и показывает жестом: «Следующий!»
Через десять минут теплица под старым яблоневым садом официально разрешена, при этом все нормы СНиПов нарушены в самых громких местах. Фундамент над болотом, высота теплицы — три метра, и без жёсткой системы вентиляции…
— Прекрасно! — восклицает Суперчиновник. — Бюрократия спасла человечество от самих себя!
Я не выдерживаю:
— Но ведь, генерал-герой, — начинаю тихо, — к чему может привести отсутствие правил?
Он оборачивается, смотрит сквозь меня своим проницательным взглядом и грустно качает головой:
— Иногда слишком много здравого смысла мешает чудесам. А бумага — самое надёжное чудовище. Её нужно приручать смелыми решениями!
— То есть… если я принесу заявление о вырубке всех деревьев в парке, вы подпишете? — уточняю я.
Суперчиновник поднимает штамп «УТВЕРЖДЕНО», проворачивает его в руках, словно собираясь вставить в механизм, и отвечает:
— Если это спасает чью-то улыбку — подпишу. Но сначала спроси себя: а какое решение нужно людям?
В кабинете стихает. Никто не понимает, герой ли он или антииправило. Помощники шепчутся, а я чувствую: здравый смысл, которого все боялись, — вовсе не умер. Он тихо спрятался за кулеры, но жив.
Суперчиновник смотрит на меня и говорит:
— Алексей, приди вечером ко мне. Я покажу тебе, как бумага может помочь не только в подписаниях, но и в… сбережении мира.
Он поворачивается в сторону полок с законодательными актами и, по-прежнему раскачивая плащ, выходит в коридор. А я остаюсь в кабинете и понимаю: началось самое интересное.
Глава вторая. Переписка с безумием
Когда я в тот вечер зашёл в кабинет Суперчиновника, там уже горел настольный светильник, а вокруг бесчисленные кипы бумаг лежали аккуратными стогами. Я сел за стол напротив, и он внимательно на меня посмотрел, поправляя на поясе штамп «УТВЕРЖДЕНО».
— Ты готов к тому, что здравый смысл может быть заразным? — спросил он.
— Я готов, — ответил я, и сердце едва не выскочило, потому что непонятно, что означает «заразным» в контексте бумаги и печатей.
Он кивнул и протянул мне толстую папку с надписью «Исходящая корреспонденция № 42». Внутри — десятки готовых конвертов, адресованных одним и тем же чиновникам, но с разными текстами жалоб и предложений.
— Посмотри сам, — сказал он. — Это моя переписка с безумием.
Я открыл первый конверт и прочёл:
«Уважаемый господин Старший Инспектор!
В связи с тем, что вчера на главной площади выросло несанкционированное дерево, прошу вас выдать предписание на его демонтаж в срок не позднее трёх часов дня. В противном случае прошу привлечь дерево к административной ответственности за самовольную посадку и нарушение правил благоустройства.»
Я удивился:
— Вы действительно отправляете такие письма?
— Да, — ответил Суперчиновник. — И не только. Посмотри дальше.
Я перелистал и увидел ещё одно:
«Комитету по культуре:
Просим срочно утвердить новый праздник — День Печати. Предлагаем отмечать каждую вторник, первым числом месяца, начиная с завтрашнего дня. Праздник должен сопровождаться обязательным штампованием всех входящих документов в фойе администрации.»
— И что дальше? — спросил я.
Он улыбнулся:
— Дальше ждём ответа. Эти письма создаютитакой эффект: официальные органы вынуждены реагировать. И когда им это надоедает — они начинают искать смысл, а не бумажную формальность.
Я задумался: значит, вместо тупого согласования и штамповки вслепую можно послать безумие и посмотреть, как с ним справится система?
— Но это выглядит как абсурд, — сказал я. — Люди посмеются и выбросят ваши письма.
— Ты ошибаешься, — ответил Суперчиновник и поднёс ко мне следующий конверт. — Чиновники не могут выбросить своё же безумие. Оно оказывается в базе, сканируется, регистрируется. И потом они вынуждены отвечать.
Я прочёл ещё:
«Главному архитектору:
В связи с жалобой жителя дома № 15 на слишком ровную газонную траву, требуем пересмотреть стандарты изгиба газона. Прилагаем схему идеальной волны использования ландшафта.»
Ниже приложен чертёж изогнутой лужайки, напоминающей морские волны.
— И что они делают? — переспросил я.
— Смотрят. Потом смех сменяется раздражением. Потом они начинают спрашивать друг друга: а почему это безумие обосновано? И в таком поиске уже зарождается здоровая идея.
Он сделал паузу, посмотрел на меня и добавил:
— Хочешь пример? Я тебе покажу ответ.
Он открыл ящик стола и протянул мне распечатку:
«Отделу по взаимодействию с гражданами
Получено ваше письмо № 42. По вопросу изгиба газона сообщаем, что согласно пункту 3.5.7. нашего устава, изгиб газона допускается в соответствии с проектом № ИТ-2025, который находится в разработке. Ориентировочная дата утверждения проекта — 1 апреля 2026 года.
С уважением, Главный архитектор города.»
Я смутился:
— Вы ведь писали это письмо несколько дней назад. Сегодня не 1 апреля…
— Именно, — сказал Суперчиновник. — Они автоматически указали дату первого апреля, потому что подумали: «Что за шутка?» И теперь вынуждены держать нас в неопределённости. Это выигрыш одного дня: люди запомнят этот ответ и потом будут спрашивать снова.
Я перевёл взгляд на кипу писем:
— Сколько таких безумных жалоб вы уже отправили?
— Сто тридцать семь, — ответил он, смеясь. — И это живой эксперимент. Люди боятся действующего порядка, но обожают игру. Игра в бюрократию — лучший способ изменить её изнутри.
— А как вы планируете дальше? — спросил я.
Суперчиновник встал, подошёл к шкафу и достал стеклянную банку, полную разноцветных бумажек:
— Я веду жёлтый список, — сказал он. — Это те ситуации, где здравый смысл побеждает безумие без моего участия. Например, когда благодарят за корректный ответ, просят утвердить перенос газона или предлагают изменить праздник не на вторник, а на пятницу. Такие письма я использую как примеры того, что чиновничья машина может сама начать думать.
Он вытащил из банки две бумажки:
— Смотри: вот «уведомление благодарности за внимание к деталям» от управления социальной защиты. И вот — «рекомендация пересмотреть Кодекс работы с клиентами» от комитета по делам молодёжи. Они пишут сами!
Я не мог поверить:
— Они сами присылают вам письма?
— Да, — кивнул он. — Без моего участия. Это сигнал: бюрократия ожила. Она просит саму себя стать лучше.
Я взял в руки одну из бумажек:
«Управление социальной защиты
Благодарит за подробный ответ по вопросу оптимального изгиба газона. Просим учесть высаженные многолетники и предложить схему поддержания дуги»
— Это же смешно! — воскликнул я. — Они теперь сами себя принуждают уточнять ответы на безумные предложения.
— Абсурд постепенно превращается в здравый смысл, — пояснил герой. — Потому что, когда система вынуждена решать странные задачи, она учится гибкости. А гибкость — признак живого организма, не бюрократического монстра.
Я задумался. Значит, можно вести войну с тупостью не силой, а… безумием?
— Хорошо, — сказал я. — Но что делать с людьми? Они же в очередях не дураки, а настоящие страдальцы.
Суперчиновник улыбнулся:
— Именно им и посвящен следующий шаг. Приходит человек с реальной проблемой — платит штраф за просроченное разрешение. И я беру его дело в руки.
Он достал ещё одну папку:
«Дело № 258. Гражданин Иванов. Штраф за просрочку регистрации курятника.»
— Курятник? — переспросил я.
— Да, — ответил он. — Сельский житель решил держать кур в черте города. По правилам он должен был получить особое разрешение. Но у него нет ни документов, ни номера телефона. Мне позвонил он сам, в отчаянии.
Суперчиновник открыл дело, прочёл бумаги и поставил штамп «ОТКЛОНЕНО» не только на штраф, но и на требование узаконить курятник.
— Почему? — спросил я.
— Потому что это реальная боль, реальная жизнь, — сказал он. — Я предложил администрации выдать ему временное разрешение на шесть месяцев и учредить «зону куриных снов» в пригорке. Пусть курятник станет частью городского парка, а не нарушением.
— И они согласились? — удивился я.
— Согласились, — кивнул Суперчиновник. — Потому что сначала они видели только проблему. А потом — возможность. И теперь курятник у Иванова считается официальным культурным объектом, к нему присматривает комитет по экологии и туризму.
Я глубоко вдохнул:
— Это невероятно. Вы действительно меняете систему.
— Я лишь показываю ей зеркало, — ответил герой. — Иногда бюрократия забывает, зачем она нужна. А безумие помогает ей вспомнить.
Мы сидели в тишине, и я думал о том, что только что услышал. Суперчиновник встал, подошёл к окну, открыл штору и посмотрел на ночной город.
— Завтра я отправлю ещё десяток писем, — сказал он тихо. — Твоя задача — выбрать три из них и помочь мне сформулировать идеи. Настоящие идеи, которые изменят хоть одну жизнь.
Я встал:
— Хорошо. Я готов.
Он повернулся ко мне и, улыбаясь, протянул лист с заголовками:
«Проект «Школа выходного дня» — предложение о вывозе детей в сельскую зону для изучения птиц и растений.»
«Инициатива «Библиотека без границ» — просьба открыть пункт выдачи книг в лифте жилого дома.»
«Предложение «Уличная симфония» — согласовать установку динамиков в парках для звучания классической музыки каждую субботу.»
— Как думаешь, что из этого поможет людям понять друг друга? — спросил он.
Я взглянул на пункты и улыбнулся:
— Думаю, все три. Но начнём с «Уличной симфонии». Музыка всегда объединяет.
Суперчиновник кивнул и написал на полях: «Пленить звуком сердца. Подключить волонтёров, оркестр, спонсоров».
— Отлично, — сказал он. — А теперь напиши мне письмо от имени обиженного пенсионера, который боится музыки.
Я нахмурился:
— Что? Чтобы обратная сторона получилась?
— Да, — усмехнулся герой. — Попроси отменить музыкальные фонтаны. Пусть система получит жалобу и увидит, какие проблемы у людей. И потом мы сможем ответить на неё со всей душой.
Я взял ручку и сел. Это было нелепо и гениально одновременно.
В ту ночь я писал жалобу «от пенсионера». Она начиналась так:
«Уважаемый Суперчиновник! Я, Семён Иванович Петряков, 78 лет, ветеран труда, проживающий в доме № 12 на ул. Новая, вынужден обратиться к вам с просьбой срочно отменить проект «Уличная симфония». Каждый раз, когда я выхожу на улицу, меня обрывает на ноте до мажор, а затем я теряю ориентацию, потому что виолончель заглушает звук моей походки…»